Марк Аврелий. Золотые сумерки
Шрифт:
Некоторое время император задумчиво почесывал висок.
— Я помню тебя, Бебий, вот таким, — наконец, продолжил он, — держал тебя, младенца, на руках.
Вновь короткая пауза, затем голос Марка.
— Мне было легче, перенести потерю, потому что меня усыновил Антонин Пий, человек во всех отношениях необыкновенный. Я понимаю, Бебий, как тебе было трудно. Ты не испытываешь ненависть или злобу к родителю?
— Нет, принцепс. Матидия объяснила, что иначе он поступить не мог. Я всегда доверял матери, как когда-то доверял отцу. Теперь у меня был случай убедиться, что отец не утратил чести римлянина. Выходит, я тем более обязан помочь ему.
— Рад слышать, — кивнул император. — Теперь самое время вернуться к нашим баранам. Повторяю, мне жаль Бебия Лонга, но куда острее мне жаль государство, терпящее небывалый ущерб от нашествия варваров.
— Да, цезарь?
— Ты считаешь себя обязанным подчиняться отцу народа как собственному отцу?
— Так точно, божественный!
Император поморщился
— Не называй меня божественным, я еще жив. Помнишь, что ответил умирающий Веспасиан на вопрос, не худо ли ему?
— Да, цезарь.
— Повтори.
— Чувствуя приближение смерти, великий Веспасиан нашел в себе силы заявить: «Увы, кажется, я становлюсь богом!»
— Достойный ответ римлянина, заглянувшего в лицо смерти. Того же я жду от тебя. Мне нужны верные люди, Бебий. Ты успел проявить себя в летней кампании. Твое горе и мне небезразлично, однако Риму ты нужен в другом месте, в ином качестве. Я отправлю тебя в провинцию, там ты должен стать моими глазами и ушами, при этом никто не должен знать, что ты имеешь право и обязан напрямую связываться со мной в случае, когда основам государства будет угрожать опасность. Ты должен стать своим в верхах местной знати. Поедешь в Сирию. Ваша семья имеет важные деловые интересы в Сирии и Египте. Корнелии Лонги всегда занимались государственными подрядами на поставки продовольствия в Рим. Этим ты и займешься в свободное от службы время. Я помогу тебе получить солидный заказ для армии. Так что ты сможешь и заработать, и помочь матери. Надеюсь, хищничать не станешь. Моя помощь будет разовая, все остальное — риски, кредиты, — должен будешь взять на себя. Твоя задача — ты должен признаться тем, кто, по твоему мнению, будет представлять опасность для государства, что ненавидишь меня за то, что я бросил твоего отца на произвол судьбы. И никакие поблажки, доходные должности не могут лишить тебя права на месть. Ты понял?
Бебий невольно сглотнул, облизал пересохшие губы, затем кивнул. Марк не торопил его. Через некоторое время юноша спросил.
— Но, цезарь, если у тебя есть подозрения в отношении каких-либо лиц, назови их, чтобы мне было легче отыскать угрозу.
— У меня пока нет оснований предполагать, что кто-то таит злой умысел, однако разум подсказывает, что долго так продолжаться не может. Я не буду называть имен. Просто будь внимателен и честен, что и требуется от гражданина. Это и мало и много. Я позабочусь о твоем отце, если, конечно, он окончательно не погряз в чуждом Риму суеверии. Кстати, ты тоже веришь, что распятый преступник ожил? Может, ты тоже христианин?
— Нет, государь. Это сказки для легковерных, их убедительно опроверг Цельс*. (сноска: автор трактата «Правдивое слово», направленного против христиан. Жил во II веке. Имя его неизвестно.) Я верен нашим древним, даровавшим Риму победу богам. Я не вижу смысла каяться в том, чего не успел натворить. Каждый мой проступок можно загладить жертвоприношением. Я готов верно служить отечеству.
— Хвала богам, что в Риме не перевелись здравомыслящие юноши. Ты беседовал с Сегестием? Интересно, почему всех его единоверцев, вопреки разумным соображениям, вопреки надвигающимся холодам, так тянет спасать Бебия? Давай-ка спросим об этом у самого Сегестия.
Сегестий, приглашенный Феодотом к императору в триклиний, услышав вопрос, потупился, затем смело глянул в глаза Марку.
— Он многих крестил здесь в Паннонии, цезарь.
— Не слишком ли ты откровенен со мной, Сегестий? Все-таки я правитель грозного Рима, пусть даже и увлекаюсь философией.
— Нет, государь, ты не философ. Ты хочешь завтра быть лучше, чем сегодня, об этом и Христос говорил. Мы печемся только об исполнении воли Всевышнего, об освобождении пресвитера. Мы надеемся на императора. Братья уверены — «философ» не подведет, он сам из блаженных, а посему вызволит пресвитера из рук «поганых». Вот что сказано в Писании — Богу богово, а цезарю цезарево. Так говорил Христос.
— И все-таки, Сегестий, ты слишком откровенен со мной. Может, отослать тебя в Британию,
в отдаленный гарнизон.— На все воля божья, император. Захвачу с собой Виргулу.
— Ладно, не ершись. Ты мне здесь нужен, — после короткой паузы принцепс добавил. — Освобождать моего Бебия, а вашего Иеронима.
Сегестий засиял.
Когда тессерарий* (сноска: старший солдат) вышел, Марк и Бебий молча закончили трапезу. Феодот принес воду, чтобы омыть руки, император решил подшутить над ним.
— Воду попробовал, а то вдруг отравлена?
— А как же, господин, я на то и приставлен, чтобы следить за твоим здоровьем. Вроде все в порядке, я руки помыл — никакого вреда.
Бебий прыснул от смеха, а смущенный император погрозил пальцем рабу.
— Я тебе пошучу.
Юноша, уже поднявшись с ложа, неожиданно посерьезнел.
— Государь, тебе не кажется, что моя поездка в Сирию заранее обречена на неудачу?
Марк удивленно вскинул брови.
— Государь, — торопливо заговорил Бебий. — Стоит мне появиться в Сирии, и все те, кто таит враждебные твоей особе и государству помыслы вмиг сообразят, зачем я послан. В общем-то, им и соображать долго не надо. Они будут опасаться меня. Вряд ли в таких условиях будет толк от моего пребывания в Азии.
— Ну-ка, ну-ка?.. — заинтересовался Марк. — Что же ты предлагаешь?
— Сослать меня. Как будто ты наказал меня за какую-нибудь провинность. Может, за то, что я публично упрекнул тебя в равнодушии к судьбе отца.
Марк некоторое время размышлял, потом пожал плечами.
— Мысль дельная.
Глава 2
До предместий Рима кортеж императора, преторианская когорта и гвардейская конница добрались в конце августа, к началу Капитолийских или Больших игр, посвященных трем верховным божествам, даровавшим Риму власть над миром. Триумф по случаю разгрома варваров под Карнунтом Марк Аврелий решил справить в канун праздника. Не пожалел средств и на проведение самих игр. Особенно впечатляющими должны были стать конные соревнования. Александр Платоник, знавший о нелюбви императора к многолюдным общественным зрелищам, высказал осторожный скепсис — стоит ли идти на такие расходы, когда цели войны достигнуты не в полной мере, а государственная казна практически пуста, однако Марк вежливо выговорил секретарю, затем вызвал префекта претория Приска. Потребовал поторопить отставшие когорты и обоз: пусть увеличат продолжительность дневных переходов и прибудут в город ранее сентябрьских календ. Пусть поспешают и военнопленные, количество и знатность которых которые должны подтвердить славу римского оружия. Триумф необходимо устроить в день памяти великого Траяна, чьим правнуком Марк формально считался.
В Аримине, сделав остановку на собственной, с видом на Адриатическое море вилле, император посвятил день составлению проекта празднеств. Император приказал, чтобы въезд его кортежа был обставлен как можно пышнее.
— Если всякие славословия, пение труб и восторг толпы для разумного человека — вещи безразличные, это не значит, что римские воины не достойны почестей, а жителей Рима следует лишать зрелища добытых под Карнунтом сокровищ. Александр, — обратился он к секретарю, — обеспечь, чтобы не далее предместий Рима нас встречали сенат, двор и обязательно Фаустина с детьми. Стаций, Фульв, проследите, чтобы преторианцы и конница привели себя в порядок. Чтобы все блестело и сверкало. Теперь насчет Капитолийских игр. Провести их следует пышно, всем городом, пусть, наконец, народ насладиться моим ликом, а то кое-кто в Риме, как мне кажется, уже забыл, как я выгляжу. Десятидневную программу игр также непременно согласовать со мной. Я хочу, чтобы римляне убедились, что мы не зря сражались на границе. Плебс должен обжираться и глазеть на зрелища.
Получив известие о скором прибытии принцепса, сенат принял постановление в честь заслуг, добытых Отцом Отечества, Десятикратным Императором, Трехкратным консулом, Двадцатишеститикратным трибуном, Цезарем, победителем Армянским, Парфянским, Величайшим, Мидийским, наградить его титулом покорителя Германского, а также встречать государя Цезаря Марка Аврелия Антонина Августа в полном составе. Придворные, а также чиновники из вольноотпущенников, тоже решили не отставать.
Всполошилась и Фаустина, супруга императора. Услышав о подготовке торжественной встречи, захваченная все более и более нараставшим ажиотажем, она также решила не ударить в грязь лицом и предстать перед государем во всем блеске своего окружения.