Марк Аврелий. Золотые сумерки
Шрифт:
Матидия, стоявшая рядом со старшим братом, не могла сдержать слез. Подошла, обняла сына. После того, как молодой человек омыл руки, они вдвоем прошли через внутренний двор — перистиль — в сакрариум, где возле очага хранился искусно вырезанный из дерева семейный Лар, небесный покровитель фамилии Корнелиев Лонгов. Невысокая в треть человеческого роста статуя располагалась между также деревянными статуями пенатов. В жертву принесли украшенного цветными лентами и нитками, безупречного с виду, молочного поросенка. Затем госпожа и молодой господин в сопровождении дяди обошли дом, поклонились изображениям предков и направились в столовую, где уже собрались приглашенные на торжественную трапезу гости, а также сохранившие в трудные годы верность семье вольноотпущенники. Гостей было
На закуску был подан угорь, морская щука, выловленная в устье Тибра, яйца, соленая рыба. В доме Лонгов всегда любили рыбу. Вот и на этот раз домашняя повариха — египтянка Эре расстаралась. После закусок гостей угостили жареными зайцами и овощами. На десерт подали миндальное пирожное и яблоки.
Две молоденькие рабыни прислуживали за столом, одна из них была очень хороша собой. Бебий то и дело поглядывал в ее сторону. Трудно было поверить, что это была та самая Марция, которая всего лишь полгода назад была девчонкой, егозой и любимицей дома, а теперь за эти несколько месяцев вдруг округлилась, похорошела.
Гости, приметив взгляды, которыми молодой хозяин награждал девчонку, принялись подшучивать над Бебием. Тот смутился, чем вызвал общий хохот. Покрасневшая Марция тут же выбежала из комнаты.
Дядя Матидии возмутился, выговорил хозяйке дома, как могла рабыня без разрешения хозяйки выбежать из столовой.
Матидия улыбнулась, объяснила.
— У нас, дядя, все по — простому. Все мы как одна семья, так что не надо слишком строго судить девчонку. Она родилась за городом, на вилле. При родах умерла ее мать, замечательная, должна заметить, садовница. В два года девчонка потеряла отца, его убили грабители, когда он следовал с продуктами по горной дороге. Марция выросла в нашем доме. Пусть побегает…
— Стоит ли баловать рабов, сестра, какими бы верными они не казались? До добра подобная снисходительность не доведет. Вот еще что, почему у нее волосы не пострижены, с такими волосами ее не отличить от свободной женщины.
Затем старик неожиданно сменил гнев на милость.
— Что это мы о рабах да о рабах. Достойный ли это предмет для разговора, когда с нами рядом возлежит храбрый юноша, получивший награду из рук самого императора. Если бы ты знал, Бебий, как я переживал за тебя! Поверь, я не понаслышке знаю, что такое служба. Знаю, чем чреваты для салажонка первые дни в военном лагере, каким нелепым случайностям порой подвергаются молодые солдаты и как трудно в первом бою сохранить мужество и хладнокровие. Рад, что боги покровительствуют тебе. Вот почему предлагаю поднять тост за сына, взращенного достойной матерью, за фортуну, за то, чтобы милости императора сыпались на голову Бебия Корнелия Лонга по заслугам, пусть даже и не так часто и обильно, как ему хотелось бы.
Старик неожиданно и обильно прослезился. Долго вытирал глаза — никто не осмелился перебить старшего в роде.
— Если бы ты знал, Бебий, кем ты стал для нас! — неожиданно страстно и совсем молодо воскликнул старик. — Мало сказать, надежной опорой, ты еще и наша надежда. Сегодня на форуме Траяна ко мне — поверите ли! — подошел сам Ауфидий Викторин. Префект поинтересовался, здорова ли ты, д'oмина? Спросил, как прошел вечер у императрицы? — он склонил голову в сторону Матидии, затем вновь обратился к внучатому племяннику. — Вообрази, Бебий, какую гордость я испытал, услышав эти слова. Ты скрасил мою дряхлость, нехватку сил, унял горькие мысли. Долгие годы я ходил по Риму, как по чужому городу. Не будем сейчас называть причину. Никому из знатных и в голову не приходило подойти, поговорить со мной. Даже моим бывшим сослуживцам! Я — старый солдат, Бебий, и ты должен понять, что чувствует ветеран, отставной трибун, когда никто из прежних командиров, никто из нынешних сенаторов, не желает подойти и поприветствовать его.
Он неожиданно замолчал.
Никто из гостей не посмел нарушить тишину. Наконец старик громко и порывисто вздохнул и продолжил уже более твердым, решительным голосом.— Хвала богам! Всего месяц назад я и слышать не хотел имя отщепенца, бросившего дом, семью, дорогу славы. Юпитер ему судья, Божественный Цезарь и великий Август ему укор. И все-таки чудо случилось! Истина восторжествовала!.. Весть о том, что твой отец Бебий Лонг старший достойно исполнил обязанности посла римского народа ошеломила меня, наполнила благоговением. Твою мать, Бебий, пригласили во дворец, где она сидела рядом с самыми знатными женщинами государства. Теперь наша обязанность не растерять, не замусолить пойманную твоими руками удачу. Ответь, Бебий, мог бы ты получить у префекта анноны какой-нибудь выгодный подряд на поставку продовольствия?
— Да, дедушка, — твердо ответил Бебий, — но при определенных условиях. Они не касаются процентов или каких-либо иных финансовых обязательств. Подробнее объяснять не имею права, дабы не прослыть легкомысленным бахвалом.
— И не надо! — обрадовался дядя. — Не думай, сынок, что я настолько холоден и расчетлив, чтобы в этот праздничный день вести речь об откупах, подрядах и деньгах. Просто мне хотелось убедиться, что твоя голова не закружилась от милостей, что ты способен рассуждать трезво. В таком случае, вот тебе мой совет. Завтра у твоего порога соберутся толпы тех, кто когда-то пытался ввергнуть нас в нищету, кто пытался завладеть нашим имуществом, нашими деловыми связями. Не поддавайся славословиям, но и не трать время на месть. Живи по правде, а эта правда заключена в известном выражении: «homo homini lupus est». Помнится, его обронил Плавт. Я же со своей стороны обещаю, что если приду к тебе с деловым предложением, то это будет честное и достойное нашей семьи деловое предложение.
Он поднял кубок.
— Счастья тебе!
Ночью захмелевший, сытый Бебий вспомнил о Марции. Полежал, помечтал. Прикинул, может подняться, пойти поискать девчонку. Хозяин он или не хозяин! Однако что-то болезненно — сладкое ударило в сердце, притормозило желание. Он всегда относился к Марции как младшей сестре. Пусть она в полной его власти, но как-то стыдно зверствовать. И зачем, спросил он себя. Завтра подарю ей что-нибудь из украшений, перстенек какой-нибудь, тогда другое дело. Объясню матери, что я уже не ребенок. Но это все завтра, завтра…
В следующее мгновение он услышал шорох. Бебий приподнял голову, разглядел в дверном проеме неясную светлую фигуру.
— Кто это? — шепотом спросил он.
Ответ был так же тих.
— Я, Марция.
Голосок ее дрожал.
Бебий рывком сел на ложе. Дыхание перехватило, он с трудом проглотил комок в горле.
— Что тебе?
— Евбен прислал, ему ваша матушка приказала.
— То есть? — не понял сначала Бебий, потом словно горячей волной ударило. Не прошло и минуты как ему нестерпимо захотелось женщину.
— Подойди, — хрипло выговорил он.
Фигура приблизилась, встала напротив. Бебий протянул руку, тыльной стороной ладони наткнулся на девичье тело, прикрытое прозрачной накидкой. Девушка вздрогнула. Молодой человек сглотнул, прочистил горло.
— Марция, если это только по приказу матушки?..
Она промолчала.
— Я тебе противен?
— Нет, господин.
— Тогда иди сюда.
Он грубо привлек ее к себе, взгромоздил на ложе, откинул покрывало. Марция задышала тяжело, покорно. Бебий уже не мог совладать с собой. Как только оказался в ней — с трудом, с нескольких попыток — вдруг осознал, что она девственница, а вот даже не вскрикнула…
Потом некоторое время Бебий лежал с Марцией в обнимку. У него отчаянно кружилась голова. Он так и сказал:
— У меня голова кружится.
— У меня тоже, — робко призналась Марция.
— Тебе больно?
— Чуть — чуть.
— Я еще хочу.
Она помолчала, потом едва слышно шепнула.
— Я тоже.
Насытившись, опять долго лежали в обнимку, не пытались отодвинуться. Наконец, Бебий снял с себя ее руку, сел.
— Ты куда, господин? — спросила Марция.
— Пить хочу.