Марка страны Гонделупы

– Нарочно!
– твердо ответил Петя, с ненавистью посмотрев на краснощекое лицо врага.

Теперь мама рассердилась по-настоящему:

– Какое безобразие!

– Ага, ага, ага, я говорил, он нарочно!
– заорал Вовка и тут же, получив увесистый подзатыльник от своей матери, нырнул вниз.

В общем, куриный конфликт был улажен быстро и совершенно мирным путем. Петина мама извинилась за Петю и сказала, что она готова заплатить за пострадавших кур, если куры как-нибудь пострадали.

Но Вовкина мама от денег отказалась, а лишь попросила, чтобы больше такого не повторялось.

На это Петина мама ответила, что она твердо обещает, что больше этого не повторится, и соседки разошлись по домам.

Итак, все было улажено и все остались довольны. Все, кроме Вовки...

Как? Вместо того чтобы выдрать Петьку за такое нахальное обращение с их курами, шлепок получает кто?

Он, ни в чем не повинный Вовка! И главное - какой позор!
– прямо на глазах у злейшего врага.

Где же тут справедливость?

Нет, с этим Вовка мириться не мог... Вечером прямо перед окнами дома, где жил Петя, на дереве болталась старая метла. А рядом висела бумажонка с неуклюжими карандашными каракулями:

– Петруха-свиндирюха повешен за ухо.

На этот раз даже мама возмутилась:

– Ну уж это слишком!..
– и тут же велела Пете снять метлу и кинуть ее на помойку.

А Петя был счастлив. Нет, ни на какую помойку он метлу не понесет. Он сделает по-другому.

Улучив подходящий момент, он заманил к себе в сад Вовкиного щенка Тяпку. Налил ему полную тарелку супу, и, пока этот толстый обжора с жадностью лакал суп, Петя ухитрился привязать к его коротенькому хвосту ту самую метлу, которая висела на дереве перед их окнами.

Потом он перебросил щенка с метлой на Вовкин двор.

К метле была прицеплена записка:

Вовка, Вовка - кислый квас,

Тухлая капуста.

Съел он старую метлу

И сказал: "Как вкусно!"

Казалось, конца не будет этой вражде. Казалось, никогда они не протянут друг другу руку мира, не сядут рядышком потолковать о своих делах, как это было прежде.

Казалось, никогда не наступит такой день. Никогда...

Глава вторая

Они первоклассники

– Петя, - сказала мама.
– А ведь сегодня уже пятнадцатое августа...

Лицо у нее стало озабоченным.

Петя ничего не ответил: пятнадцатое так пятнадцатое! Не все равно?

– Да, - продолжала мама, - скоро первое сентября, и у тебя начнутся занятия в школе.

На этот раз Петя насторожился: почему это у мамы словно бы расстроенный голос?

Он спросил:

– Разве тебе не хочется, чтобы начались занятия в школе?

– Как не хочется! Конечно, хочется. Но вот ведь... Прямо понять не могу, как это случилось? Бумаги твои еще не поданы...

Петя побледнел.

– Мама!
– Голос у него дрогнул.
– Мама, что ты наделала? Теперь все пропало...

– Ничего не пропало. Завтра сходим привьем оспу, а послезавтра я пойду в школу. Без справки об оспе в школу все равно не принимают.

Но Петя и слушать не хотел ни о каком "завтра". Какие могут быть "завтра", если существует "сегодня".

Нет, он был не таким человеком, чтобы откладывать что-либо на следующий день.

– Сегодня пойдем и привьем оспу!
– твердо сказал он.
– Прямо сейчас же.

Нет. Сегодня мама не могла.

– Как ты не понимаешь, - сказала она, начиная сердиться, - у меня есть дела. Сказала - завтра, завтра и пойдем.

Нет. Петя не мог ждать до завтра. Как мама не хочет понять - больше откладывать невозможно.

– Тогда иди сам!
– сердито проговорила мама.
– Пожалуйста, иди. Тебя никто не держит.

И Петя ушел очень рассерженный.

Собственно говоря, мама сказала это просто так. Она, конечно, не думала, что Петя пойдет без нее в поликлинику, да еще прививать оспу.

А Петя уже шагал по главной улице заводского поселка, направляясь в ту сторону, где среди пестрого цветника стояло белое двухэтажное здание поликлиники.

Возле проходной - дверей, куда рабочие входили на завод и откуда выходили после работы, - Петя немного задержался. Там висели огромные электрические часы и великолепный градусник побольше самого Пети.

Лиловый столбик на этом градуснике поднялся очень высоко, хотя было еще утро и часы показывали без пяти десять. Но и без градусника было ясно: какая жара! Асфальт на солнечной стороне тротуара размяк и продавливался под пятками сандалий. А георгины - уж на что выносливые цветы!
– и те опустили листья. Все лето было такое, и август не уступал июлю.

Сейчас у проходной было пусто и тихо: не наступил еще час обеденного перерыва. Только в табачном ларьке, отмахиваясь от мух, дремал знакомый старичок, у которого папа всегда покупал папиросы "Беломор".

Но Петя отлично знал: стоит только часовой стрелке вместе с минутной очутиться на двенадцати - и все мгновенно переменится.

Петя любил смотреть, как это бывает. Иногда он приходил сюда встречать своего папу. Приходил пораньше, чтобы увидеть все с самого начала; как дрогнет последний раз большая минутная стрелка, соединившись с короткой - часовой; как гудок тут же зальется громко и басисто, а из дверей проходной начнут выходить рабочие завода. Сначала их будет немного. Потом будет становиться все больше и больше. И тогда нужно хорошенько смотреть, чтобы не прозевать папу...

А как приятно бывает среди такой массы незнакомых людей увидеть его!

"Папа!
– кричал тогда Петя, бросаясь всем наперерез и расталкивая всех локтями.
– Папа, я здесь!"

"Петя?" - всякий раз удивлялся папа, когда видел Петю возле проходной.

Он брал в свою большую руку маленькую руку сына, и они, как и все, спешили домой, чтобы успеть помыться и поесть до конца обеденного перерыва.

От папиных рук и спецовки пахнет машинами, железом и еще каким-то особенным заводским воздухом. И Петя незаметно для папы нюхает и папину руку, и рукав его рабочей куртки. И ему кажется, что лучше этого заводского запаха ничего нельзя себе представить...