Мародер. Каратель
Шрифт:
— Нет.
— И что лавки появились, типа для частников — но заходи кто хочешь, только баксы гони, тоже не знал?
— Откуда, Жора? Сам же понимаешь — спецзона, не полазаешь особо, а ваших сюда не каждый день заносит. А что в тех лавках?
— Да всё. Ну, кроме электроники, понятно. Хозяева за это дело по-прежнему ебут во все щели. У них даже батарейки только в обмен — старые принес, новые купил. Наши говорят, если возьмут за жопу, что ты старые батарейки выкинул — штраф чуть ли не в годовой оклад.
— Что, и наши у них уже работают?
— Да, давно стали брать, года два точно — «Блеквотерс» раньше не брал — сейчас начал; «Иринис» тоже, и в «Контрол Риск» уже до хрена наших. В основном, конечно, гонят на севера — трубу пасти. Ихние-то сороковник да полтинничек не терпят, а нашим до пизды — только бабки плати. Бурильщиков набирают
— А ихние нефтяники что? Уехали?
— Какой уехали! С северов пацаны говорят, все старые скважины пустили, ихних не хватает — только в начальниках остались, да на совсем уж сложной технике. Остальные — все наши, хозяева даже чёрных каких-то привозили, да чё-то те чёрные не прижились…
За беседой незаметно пролетело около часа. Не больно-то охотно делясь информацией, торговцы сами старались выкачать побольше. Почувствовав, что голова распухает, Ахмет церемонно раскланялся, попрощался с Осетином и направился собирать своих — ему не терпелось скорее оказаться дома и перенести услышанное на бумагу. В дверях его нагнал Жора и отвел в сторону. Недолгий разговор странно переменил Ахмета — никто не сказал бы, что хозяин взбешен, напуган, или обрадован, или ещё что — но в лице его помалу сквозило и то, и другое, и третье, и шестнадцатое. О чем они говорили — никто из Ахметовых слышать не мог, но до самого Дома заговорить с ним никто не пытался.
Наутро он отправился к базарным в одиночку, и пришел вовремя — во внутреннем дворе Жорины помогальники строили людей с тачками. Ахмет, пристроив РПК, вытащил трубку с кисетом и присел на штабель доски, наблюдая за сборами каравана. Хмурые спросонья носильщики выкатывали из боксов тележки, плотно увязанные толстым полиэтиленом. Несколько десятников осматривали колеса, груз, дергали за грязные капроновые шнуры — но, видимо, придраться было не к чему: Ахмет не заметил, чтобы кто-либо из десятников выразил недовольство укладкой или грузом.
— Здорово, Ахмет. Не спится? Или этих провожать пришел? — штабель рядом с Ахметовой задницей прогнуло — подсел хозяин Дома базарных, Кирюха.
— Здорово, Вольфыч. Да ладно ты, надулся как хрен на бритву, не принародно же. А ты чё из своей кучи малолеток вылез, растлитель? Я б зарылся поглубже и только перекуривать вылазил ба.
— Ух, допиздишься ты когда-нибудь, чурка наглая. Не, в самом деле, Ахмет, давай завязывай большого босса Жириком погонять.
— Щас проводим, и ты с меня сапоги сымешь, мухой метнешься к Индийскому океану, отпидарасишь там и с поклоном оденешь обратно.
— Щас проводим, и я тебя тщательно обдеру, а филе Осетину отдам. Потом выебу с егозой, потом с обоих бортов постреляешь, [167] и только потом добью. Может быть.
Закончив осмотр, десятники потрусили докладывать о готовности к воротам, где безмолвно ждали старшие, собранные по-походному. Бойцов видно не было — похоже, их задачей была разведка и фланговое охранение, а старшие обеспечивали арьергард. Вооружение впечатляло — ведь на старших висел эквивалент дневного оборота базара, причем за хороший день. Помимо «Каштанов» под мышкой у каждого, торговцы имели очень серьезные аппараты — самый здоровый сложил руки на «Печенеге» [168] с дорогущим ПНВ-семнадцатым, [169] у двоих за плечами аж по РГ-шестому, [170] помимо новехоньких АКСов с ПБС-4. [171] Налегке, с «Грачом» [172] за лифчиком да крутым «бушнеллом» [173] на груди оставался один Жора. Ахмет отметил, как естественно, будто пришитая, висит на них многочисленная боевая нагрузка. Ничего не оттянуто, не болтается, не мешает.
167
«Пострелять ушами» — военно-полевое извращение над пленными, в чём-либо здорово провинившимися. В ушной канал забивается макаронина артиллерийского пороха и поджигается. В случае выживания жертвы из уха начинает течь невероятное количество гноя.
168
«Печенег» —
дальнейшее развитие линии ПК — ПКМ. Отличается от предшественников здорово повышенной кучностью боя и повышенным ресурсом ствола, имеющего, к тому же, эжекционное охлаждение. Это позволяет выпустить подряд до пяти лент–соток без замены ствола. Кроме того, охлаждение избавляет от вихляния цели в потоке раскаленного воздуха над стволом при интенсивной стрельбе.169
ПНВ-17 — ночной прицел, ценящийся в войсках за неприхотливость в эксплуатации.
170
РГ-6 — револьверный шестизарядный гранатомет калибра 40 мм. Принят на вооружение в середине 90-х. Слизан с какого-то европейского образца, и разрабатывался вследствие обобщения итогов первой кампании в Чечне.
171
ПБС — прибор беспламенной стрельбы.
172
«Грач» — пистолет Ярыгина, ПЯ или 6П35. Уважаемый в войсках пистолет.
173
Bushnell — оптическая фирма. Её прицелы и бинокли считаются престижными.
— Да, давно парни ходят. Смотри, Кирюх, как у них ладно пригнано-то всё. В лесу заметил бы — за пару верст бы обошел, ну их к черту…
— Теперь заходить будут, если в нашу сторону.
— Чё, поладили с Жорой?
— Да вроде того. Он у меня весь кабель забрал, не весом, а метражом, прикинь. И ещё просит. Только…
— Не очень это радует почему-то?
— Точно. А ты…
— А я потому и зашел. В нарды с тобой поиграть на эту тему.
— Молодец, что тянуть не стал. О, идёт. Проводим человека.
Колонна уперлась в ворота, старшие заняли свои места — здоровяк с «Печенегом» встал в голове, гранатометчики направились в хвост. Старший неторопливо двинулся к штабелю, Кирюха тоже поднял навстречу свою необъятную тушу.
— До встречи, хозяин. Благодарю за приют, удачи твоему Дому.
— Хорошей дороги, Жора. Счастливо тебе добраться, и чтоб безо всяких там моментов. Всегда буду рад тебя встретить.
Старший повернулся к сидящему на досках Ахмету. Тот отложил трубку и тоже поднялся, отвечая на рукопожатие.
— До встречи, Ахмет.
— До встречи, Жора. Удачной дороги.
Старший повернулся, и легкой походкой двинулся на выход — ворота уже распахивали сонные, только что сменившие ночной караул бойцы базарных.
— Ты, морда, совесть хоть какая есть у тебя? Дубль шесть, дубль пять! Случайно, да? — в который уже раз возопил Кирюха, получая домашний марс. Играли у Осетина, в пустой кафушке, запивая нарды кофейком да коньяком из махоньких капочек — обоим была нужна чистая голова. — Значит, говоришь, и к тебе тот же вопрос…
— Куда зарики цопаешь! Я выиграл!… Да, чё-то всурьез пробило товарища Жору на эту тему. Я думаю, что он поэтому и пришел. Точнее, прислали.
— Оп-па! Ну, наконец-то! Не тебе одному… А прикинь, Ахмет, у каких сурьезных дядь такие торпеды на сворке. Эх, марса не выйдет… Ну, получил?! Пошли, на улице посидим. Сань! Са-а-аньк! Направь нам ещё по чашечке, будь добр!
Прервав чемпионат, вынесли стулья на улицу к задней двери кафешки. Утро вызрело, огрубело — полупрозрачную рассветную дымку смел яркий свет, заливающий теперь внутренний двор Дома. Вместе с прохладой исчезли те жемчужно-серые мягкость, неоднозначность, полутени, из-за которых невольно умеряешь голос ранним утром. Во дворе бывшего училища начиналась дневная суета: шаркая, тянулись к летнему умывальнику мужики, где-то в глубине здания вспыхнула и погасла бабья перебранка, покатилось по кафелю что-то жестяное.
— Ну чё, Ахмет? Какие мысли? Будешь пробовать?
— Не зна-а-аю… С одной стороны, заманчиво — выломиться из этого дурдома. С другой — так разводят считающих себя умниками.
Заспанный до китайских глаз Серёжик принес кофе и затормозил — ставить было некуда, а метнуться за табуреткой спросонья ломало. Эта борьба настолько явно проступила на его отлежанной какой-то рубчатой тканью моське, что Кирюха не выдержал и подтолкнул, едва удерживаясь от смеха:
— Неси, неси, подержим пока…