Марой и хранители

Не стал ждать, пока она вытянет из него последнее терпение, сбежал. Не струсил, конечно, но слишком запутанной была Матушкина игра, ввязываться в неё без разрешения ни один Основатель бы не стал.

По новому пророчеству, едва магическое совершеннолетие сына Делоне начнёт отсчёт, его будет ждать череда опасных событий, которые в результате приведут отрока к смерти.

Что-то в этом Матушкином легаже не сходилось… Что в нём было простым козырем, а что абитатом – картой, которая перекрывала все прочие и позволяла завершить игру преждевременно?

У Армана потомственный дар открылся год назад, аккурат перед восемнадцатилетием. И всё это время он скрывал его ради милашки Люсиль, но разве сокрытие – это препятствие для магического совершеннолетия? Бред. Никаких неясных оговорок не было – дар проснулся и точка. По всем правилам, Арман Вэн Гхариэт Делоне должен был погибнуть несколько раз. Но нет – живёхонький…

Некромант уточнил у Изель: «Может быть, имелось в виду полное совершеннолетие – двадцать один год?» – ведунья сухо сказала, что этой цифры она не видела. Устав думать над азартной карточной партией Матушки, Некромант сдался и переключился на свои дела.

Элоиза всё-таки вызвала его, сказав, что по-прежнему желает услугу Чёрного и готова выслушать его условия.

– Глупая женщина, – иначе он не мог её назвать, – ты хочешь быть Владычицей своему сыну не только как брачный жрец, но и как Великий Жнец, распоряжаться его жизнью и смертью. Ты хочешь облегчить себе жизнь, веря, будто несчастья обойдут стороной твою семью, когда ты сама – великое несчастье? Что ж, цена есть каждой глупости. Если мы заключим сделку, я хочу, чтобы ты также стала гарантом – начнёшь платить по договору с минуты его заключения.

– Чего ты хочешь? – устало спросила госпожа Делоне.

– Отдай мне, как и в прошлый раз, то, чем ты пренебрегаешь.

В этот раз Элоиза действовала умнее:

– Нет. Я должна знать, что это. В прошлый раз пострадал Марсий, и я не хочу, чтобы кто-то другой расплачивался за мой договор.

Некромант рассмеялся:

– Хорошо, глупая найла. В этот раз всё будет справедливо.

В результате затянувшегося торга, Элоиза согласилась. Чёрная сущность попросила в качестве оплаты одно чувство, которое, как думала госпожа Делоне, ей изменяло в последнее время – веру.

Вестник явился, принял условия, завизировал полученную оплату меткой на левом предплечье женщины и отправился искать исполнителя.

Оставшись одна, госпожа Делоне, распрощавшаяся только что со своей верой, почувствовала необъяснимый страх, ползущий змеевидным туманом в душу. Она поднесла к лицу руки, начавшие трястись от поднимающейся паники.

Понеслась опрометью из склепа, ибо померещилось, будто поднимаются каменные крышки, и предки встают, потревоженные двойной порцией тёмной магии. Веры ни во что светлое, обнадёживающее не осталось. Её место заняла дрожащая тьма, пожирая свет.

*****

Обновление Мариэль и закрутившиеся события в Лабассе подали надежду Некроманту на порцию новых острых ощущений. О, этот сладкий миг изощрённой мести инквизитору! Вообще-то он собирался внушить Арману кое-какие мысли, но нагловатый юный инквизитор подсказал идею поинтересней. Новый служебный статус Ленуара недосуг было рассматривать, да и в целом карьерный рост инквизиторов никогда не интересовал покровителя некромантского факультета.

Плотские удовольствия для бестелесной души – лакомство. Оттого и развлёкся со старшими Делоне. А теперь захотелось сравнить, вспомнить, как бьётся сердце там, у молодости. На договор они, неопытные, согласились быстро, и Некромант устроился поближе к парочке, чтобы сунуть свой нос в ауру слияния. Знал, что она обязательно наступит.

Поначалу немного отвлёкся на расстроенного инквизитора, проучил его, и когда убедился, что урок усвоен, зарвавшийся юнец страдает, но смотрит, – погрузился в ощущения Мариэль и Армана.

О да! Эти двое заставили его почувствовать себя живым, как полторы тысячи лет назад. И он захлебнулся чужой страстью, полыхнувшей от навязанных поцелуев. Янтарный вкус жизни… Если бы можно было выпросить у Матушки тело, самое завалящее, уж он бы привёл его в порядок и погулял, как следует!

Зная о предопределении, решил, что худого не случится, если немного ускорит события – подул ветром, распаляя огонь Мариэль, и юноша откликнулся на призыв о помощи. Поделился даром Речника и Помаванки – ради справедливости да из благодарности, как сам Арман думал.

Странный, конечно, этот Матушкин легаж. Смотришь: глупые игроки беспечно скидывают направо и налево козыри, а потом вдруг – не успели сообразить, – оба в выигрыше…

Некромант с трудом вышел из ауры, облизываясь после медовых эмоций, и исполнил обещанное – вернул Арману стёртые Лоуренсом воспоминания. И только успел закрыть договор, как от Матушки прилетело: за шалость в присутствии старшего инквизитора – в травянистое состояние наблюдателя на семь лет, ибо столько раз успел его проклясть Ленуар.

Ни похулиганить, ни мыслей надуть, ни поговорить, пока кто-нибудь отважный не позовёт… Расстроится он позже, а в тот момент рассмеялся, будучи опьянённым чужими острыми чувствами.

Странная эта девчонка – Мариэль. Когда сняла с него четыре года наказания, удивился. И ведь не из женской мстительности по отношению к инквизитору, игнорирующего её письма, как она сама себя убеждала. Из жалости… Из жалости к нему, чёрной сущности! Он не поверил словам Изель, пока сам не заглянул в душу девчонки.

Сколько не принюхивался к ней, следов явного Матушкиного присутствия не находил: до этого постоянно казалось, будто сама Владычица часть себя вложила в это тело. И свет, которым была создана Люмерия, был не при чём: абитата с его тарахтеньем не перепутаешь.

Он запомнил: в их первую встречу девчонка не особенно-то и боялась. Во вторую, у де Трасси, оценила его шутку с потушенным огнём, отнеслась добродушно. В третий раз смущалась, как если бы живой человек наблюдал за ней с Ленуаром, а не тварь проклятая…

– Какой же вы бессовестный! – мысленно обратилась к нему первая.

– Не боишься меня, девчонка?

Она подумала:

– Вас не бояться – пожалеть надо.

– Почему это?

– Потому что вашу душу отравили чужие грехи, и вы это знаете, а сделать ничего не можете. Ни снова живым стать, ни полюбить по-настоящему. Вот и лезете в чужие дела.

Уважительно – на «вы»… Самый бездарный студентишко некромантского факультета тыкал ему, словно слуге, и ведь Чёрный привык к этому. Девчонка же с помощью наипростейшего знака уважения напомнила ему о том, кем он был до того, как стал чёрным.