Марш 30-го года

Он молча стоял рядом с Алешей, посмотрел на город. Муха сказал тихо:

– Притаились горожане-то!

Семен Максимович спросил:

– Алеша, Степан не вернулся?

– Нет.

– Его там еще сцапают...

– Нет, Степан - старый разведчик.

Капитан шагнул вперед, протянул руку:

– Тихо! Слышите? Входит состав на станцию.

– Входит, - подтвердил Муха.

Алеша пошел к отряду.

Красногвардейцы стояли между деревьями опушки и все смотрели на огни вокзала. Старый Котляров прислонился к стволу, повернул голову к Алеше:

– Там девчата перевязочный пункт приготовили.

– знаю.

– А я отправил Марусиченко носилки делать. С ним еще два парня. Они это дело наладят. Как думаешь, пойдут на нас?

– Нет, сейчас не пойдут.

– Если сейчас не пойдут, так и совсем не пойдут.

– Почему?

– Солнце взойдет, народ увидит, в чем дело, солдаты эти...

– Хорошие, если бы так...

– Вот увидишь!

Алеша пошел дальше. Груздев вышел из-за дерева и столкнулся с Алешей.

– Милый мой, хороший юноша, - груздев взял его за плечи.
– Как это хорошо, что я тебя увидел. Я-то все скучал, сына вспоминал. А я как сына вспомню, так и тебя сразу.

– Спасибо, Иван Васильевич!

– Жалко, сын не дожил до такого дня. Лучше бы ему сегодня умереть. Ну, ничего, я, может, сегодня кого-нибудь... уложу. Уложу, как ты думаешь?

– Сегодня едва ли. Завтра, может, и придется пострелять...

– Жаль...

Подошел Павел, какой-то весь ладный, довольный, добродушно серьезный, хотел обнять Алешу, зацепился за шашку:

– Ты с саблей?

– Да это... Слушай, Павел, надо сделать срочно: двух человек послать на вокзал.

– Без оружия?

– Никакого оружия. Посмотреть умненько и сейчас же назад. До сторожевого охранения я проведу.

– Головченко и Митрошка.

– Митрошка хорошо, а головченко тяжел.

– Тогда Рынду.

– Верно. Давай их сюда.

Рында и Митрошка через минуту уже стояли перед Алешей.

– На станцию, что ли?

Оба они были слесаренками на заводе, оба маленькие, юркие, оба зубоскалы. Отличались друг от друга только тем, что Митрошка кругл и доверчив, а Рында заострен во всех направлениях.

– Отдайте ваши винтовки и дем.

– И патроны?

– Обязательно.

– Забирай, Павло.

Вышли из парка и зашуршали сапогами по сухим зарослям заброшенной площади. Потом вышли на косую разьезженную дорогу, идущую к вокзалу. Сбоку от дороги тройка сторожевого охранения сидела на брошенном бревне и напряженно прислушивалась к тому, что делается на вокзале. Услышав шаги, вскочили.

– Не нервничайте. Свои.

– Слышишь, Алексей, шумят?

– Да. Ну, ребята. Осторожненько, под забором... И скорее назад. Я здесь подожду.

Митрошка и Рында свернули с дороги и побежали к железнодорожному забору слева. В беге они показались совсем малыми ребятами и скоро исчезли не то в зарослях бурьяна, не то просто в темноте. Алеша присел на бревно и прислушался. На вокзале что-то происходило: доносились голоса, неясный топот ног, стук колес. Звуки приходили сюда испорченными и приглушенными. В недалеком дворе тявкала истерическим дискантом собачонка.

Просидели молча минут пятнадцать и.... вздрогнули: Митрошка и Рында выскочили как будто и-под бревна. Рында зашептал, оглядываясь на вокзал:

– Пошли по улице... солдаты.

– Много?

– Ой, и много!.. Я так думаю... больше тысячи!

– Не...
– Митрошка завертел головой, - не! Тысячи не будет.

– Строем?

– Вроде как строем... С ружьями.

– А пушки?

– Пушек не видели.

– Народ есть на улицах?

– Ни одной собаки. Просто - как мертвый город. А только на станции, видно, встречали.

– Кто?

– Господа какие-то, человек пять. И лошади, - фаэтон. И еще коляски были... или как это...

– Офицеров видели?

– Как же... офицеры. Кто пошел, а кто поехал. Погоны - это далеко видно.

– Не заметили? Не боялись входить в город?

– Да кого же им бояться? Пусто...

– Ну, добре. Идем к своим.

43

Семен Максимович сидел на том самом пне, на котором раньше сидел Алеша. Вокруг него стояли Муха, Богатырчук, несколько городских большевиков. Семен Максимович положил руки на крючок палки - видно было, что устал. Но Алешу встретил весело:

– Ну, вояки, как там дела? Вам воевать, а нам с вами не спать приходится на старости лет.

Алеша рассказал о поиске разведчиков. Его слушали, не перебивая. Когда он кончил, Богатырчук решительно размахнулся:

– Черт бы их побрал, комедию какую-то ломают! Какое же это войско: даже разведки в город не выслали.

Муха поежился, он был в легком пальто:

– Та-ак! Значит, приехали! Тысяча человек! Много! Эх, если бы знать, как в других городах!

Савчук задумчиво накручивал ус, ответил Мухе:

– Во всех городах одинаково, везде есть враги, только выступают по-разному. А нам повезло. Целый полк. Как ты думаешь, Семен Максимович?

– Постой, не торопись.

– Да как по-твоему?

– По-моему, ерунда все это. Господа разум потеряли. Ничего у них не выйдет.

Семен Максимович вдруг поднялся, наклонился вперед.

– У кого глаза молодые? Свистит кто-то...

Богатырчук сзади сказал спокойно:

– Саратовский философ шевствует.

Степан Колдунов, действительно, шествовал. При свете звезд было видно, как, распахнувши шинель, вразвалку он шел по зарослям бурьяна, палкой сбивал головки молочая и насвистывал знаменитую песенку о коленочках.

Алеша зашипел на него:

– да что же ты, голова, рассвистелся, как соловей?

Степан приподнял картуз, отвечал полным голосом:

– Ночь, Алешенька, хороша даже, в хорошую ночь только и посвистать: на земли мир и в человецех благоволение.

Он пожимал всем руки и даже в темноте силя прекрасным настроением. Чуть-чуть пахло от него спиртом.

– Ты пьян?
– сказал Богатырчук.

– Не пьян, что ты, Сергей! Кружкой пива угостили солдатики, это верно.

– А у них и пиво имеется?