Марш 30-го года
Шрифт:
– Не спорь, командир, пускай проходят: свои люди.
– Да ведь беспорядок, товарищ Теплов!
– Порядок потом наведем. Когда обед варят, всегда бывает беспорядок, а сядут обедать - ничего.
Солдаты подходили, весьма удивляясь военной обстановке в парке, дружески закуривали, охотно сообщали свой дальнейший маршрут и, только уходя, говорили:
– Напрасно беспокоитесь. Что мы, корниловцы, что ли? Мы тоже за товарища Ленина.
– А чего из пушек палили?
– Да это... дурачье... Дураков везде есть довольно.
– Врешь, голубь, офицеры вам на голову сели.
–
Они уходили в глубь парка, а на их место выдвигались на свет новые фигуры. Степану это нравилось.
– Гляди, Насада: говоришь, беспорядок. А штыки у всех спрятаны, ни один не торчит. Из этого народа толк будет.
Эти военные путешественники уничтожили ощущение военной тревоги и опасности. В парке закурили и заговорили громче. Кто-то пробрался на вокзал, оттуда вернулся запыхавшийся, увлеченный:
– Ни души! И пушки! Так и стоят на платформах.
Услышав это, капитан заволновался, зашнырял по парку, подбежал к Алеше:
– Возьмем пушки, чего же волынить!
– Завтра вощьмем, на что они вам сегодня.
Семен Максимович тоже возращил:
– Разделяться нельзя. А по городу все равно стрелять не будете, Михаил Антонович?
– По городу?
– Ну, да! Помните, вы говорили: нельзя по городу стрелять.
Капитан так и не понял иронии. Он видел только существо вопроса и поэтому ответил просто:
– Если вы, Семен Максимович, скажете, я буду и по городу стрелять.
– По какому городу?
– Куда скажете, туда и буду стрелять.
– Спасибо, Михаил Антонович, а только подождем. Пушки все равно наши будут.
Тут же возле пенька устроили совещание. Без споров решили в три часа ночи наступать на город, захватить казармы, разоружить прянцев, которые еще остались, арестовать офицеров. Проходящие солдаты не скрывали, что полк разместился в казармах на Петровской улице. Штаб расположился в городской управе, туда и народ разный собрался: собираются угощать ужином господ офицеров.
Настроение у всех повысилось, все были уверены, что дело предстоит нетрудное. Один Алеша не вполне разделял такой оптимизм:
– Нельзя верить этим... проходящим. Он снялся потихоньку и побрел домой, а что у него за спиной, ему и дела нет. Сколько здесь прошло? Пятнадцать-двадцать человек. Пускай по другим дорогам - пять-шесть десятков. А остальные в городе. Не думаю, чтобы офицеры так легко спать пошли. Особенно Троицкий. Что-нибудь приготовлено.
– Да что приготовлено?
– спрашивал Насада.
– Наверное, у них есть надежные взводы. И пулеметы кое-где поставлены. Без разведки идти нельзя.
Задумались, потом поспорили. Наконец, согласились: чтобы никого не встревожить, послать разведку без оружия - просто себе люди идут: мало ли кому нужно быть в городе? А по главной улице лучше всего - с девчатами. Маруся и Варя пришли в восторг. Понравилось это и Алеше. Он решительно заявил:
– Замечательно. Девчата - еще молодые воины, всего не увидят, а пойду с ними я.
Богатырчук возразил:
– Алеша, тебе не стоит, нарвешься на Троицкого.
– Не нарвусь. Троицкий сейчас ужинает и речи говорит.
А другим даже и понравилось.
–
Он, конечно, разведку сделает. А по вокзальной Степан пускай.Алеша быстро сбросил с себя ремни, шашку, шинель, стащил с Павла его старенький пиджачок, у кого-то с головы шапку, стал похож на мастерового. Револьвер сунул в карман пиджака.
Богатырчук на это переодевание смотрел с сомнением:
– Сапоги у тебя того... модные. И хромаешь все-таки. Троицкий тебя сразу узнает.
Семен Максимович, пока Алеша собирался в поход, ничего не сказал, но когда Алеша с девчатами тронулись уже в путь, старик остановил его негромко:
– Алексей!
– Что, отец?
– Не на прогулку идешь, а на дело. В случае не вернешься, кто старшим будет?
– Как это "не вернусь".
– Вот тут уже и я беспорядка не люблю.
– По Красной гвардии старшим остается Павел, а по всему нашему фронту Богатырчук, как и был.
– Хорошо, иди.
Алеша весело кивнул, обнял девчат за плечи. Двинулись по улице. Им крикнули вдогонку:
– Он с девками и хромает меньше!
До первого перекрестка они дошли спокойно и не встретили ни одного человека. Варя шла тревожно, все вытягивала голову вперед и все старалась показывать пальцем. Маруся была в радужном настроении, ее приводили в восторг и лицо Вари, и ее палец, и протесты Алеши против этого пальца. Алеша не возражал: так получалось даже естественнее. За первым перекрестком, где начинался собственно город, они встретили двух солдат без винтовок. Солдаты прошли молча, а когда прошли, один из них спросил:
– Земляки, дорогу на Масловку не завалили еще?
Алеша ответил:
– Иди смело, дорога хорошая.
Маруся даже взвизгнула от удовольствия. Взвизгнула еще веселее, когда перед ними с угла на угол быстро прошла парочка.
– Ходят люди, ходят! И нам можно!
Не встретили никого до самого Совета. Оставалось три квартала до соборной площади. Нужно было посмотреть, что происходит у здания управы, до которого оставалось несколько домов.
Перешли на противоположный тротуар. В здании управы светились два окна. Если здесь и был ужин, то, вероятно, уже кончился. У входа стоял часовой с винтовкой. На ступени под деревянным ажурным козырьком выходили по двое, по трое какие-то господа и направлялись в разные стороны, офицеров между ними не было. В этом месте вообще было какое-то оживление, по тому и другому тротуару бродили даже несколько парочек: очевидно, люди, воспрянувшие духом с приходом Прянского полка. Рядом с домом городской управы открыты были ворота, за ними - темный глубокий двор, и во дворе голоса.
Алеша прошептал:
– Кажется, в том дворе пулеметы. Погуляем еще на той стороне.
Маруся ответила жарко:
– Погуляем!
– и крепче прижалась к его руке.
Здесь уже неловко было обнимать девушек, заметнее стал Алешин крен. Он старался опираться на их руки, но этотолько ухудшало положение: они были гораздо ниже его ростом. Выходящие с некоторыми промежутками господа заняты были разговором, часовой скучно дремал, заложив руки в карманы и балансируя винтовкой под мышкой. Несколько подальше разведчики перебрались на другую сторону и не спеша прошли мимо ворот.