Марш Акпарса

— Ты Иван Рун?

— А кто ж другой?

— Я много слышал про тебя, но не видел.

— И немудрено. Когда я в илем попал, ты еще и не родился.

— И я Тугу хорошо знал,— сказал Шигалей.— Он у меня в Касимове бывал не раз, и я — у него. Я рад, что встретился с тобой. Расстилай, Иванко, достархан^[9]—пировать будем.

— Ты бы отпустил меня, великий хан. Мне не до пиров. У меня отец не похоронен.

Шигалей нахмурился, недовольно сказал:

— Врешь, шайтан. Отпусти тебя — ты в догон мурзы побежишь. Про отца забудешь. Его, однако, похоронят без тебя.

— А может, отпустим, Али Ахметыч?—сказал Рун, откинув полог шатра.

— Ты иди, мы тут договоримся.

Когда Рун вышел, Шигалей спросил:

— Ты в Казани бывал?

— Мне там нечего делать.

— А мурза Кучак уже в Казани. Если ты мне сейчас скажешь, как жену ты у него отнимешь, я тебя отпущу.

— Ночью проберусь в его дом... Украду!

— Дальше?

— Привезу домой...

— А мурза снова налетит. Дом твой спалит, отца жены убьет, тебя убьет. У тебя против мурзы сила есть?

— Можно набрать!

— А против Казани? Ведь если вы против мурзы встанете, Сафа-Гирей бесь байрак поднимет. Ему вас не жалко — придушит всех.

— А если я с тобой пировать буду —какая польза?

Хан покачал головой, сказал вроде бы не Аказу, а себе:

— Не думал я, что у мудрого Туги такой глупый сын. Может, ты наврал? Может, Туга жив и все сыновья его дома?

— Я ни разу в жизни не врал...

— Да что же это, Али Ахметыч,— сказал Рун, входя.— Парень весь вылитый Туга.

— Он лицом на Тугу похож, а не разумом. Он думает, я сюда пировать приехал!

— Не горячись, Али Ахметыч,— сказал Рун, расстилая ска­терть и расставляя на ней еду и питье,— ты ему толком расскажи, зачем мы сюда пришли, и он все поймет.

— Охота пропала. Сам расскажи.

— И расскажу.— Иван начал разливать вино по кружкам.— Задумал великий князь Василь-Ваныч построить на берегу Суры город. И послал он сюда хана Али Ахметыча места сии разведать и начать крепость возводить. Чтобы потом Казани не токмо грозить кицитою земли нашей, но и покорением.

— И ты мне город этот построить помоги, из него мы с вели­кой ратью на Казань сходим, жену твою у Кучака отнимем и места земли твоей от набегов хана защитим. Понял теперь?

— Я твой пленник. Зачем уговариваешь? Скажи—я буду работать.

— У, какой упрямый шайтан! У меня работников и без тебя хватит. Мне помощник нужен. Который места эти знает, леса знаеет, народ знает. И не просто помощник, а друг. Мне сам аллах тебя послал. Кто, кроме сына Туги, может другом моим стать?

— Подумать надо, великий хан.

— Вот это бик якши. Хорошо думай.

ЗВЕЗДА ГАРЕМА

Идет по Волге посудина: не то ладья, не то плот — не поймеш. Остроносая и пузатая — на лодку похожа, однако, в основе, как у плота,— пучки сосновых бревен связаны. На них настил, и над настилом — навес. По-русски потарлота зовется, по-татарски кмяк-басма.

Пока Эрви везли в седле, она все еще надеялась на спасенье, но когда мурза погрузил лошадей и людей на потарлоту, поняла, теперь Аказу ее не выручить

Сейчас она могла надеяться только на себя.

Нa плоту мурза велел ее развязать и поместить под навесом на кошме. Сам к ней не подходил, и Эрви показалось, что он не будет особенно настойчив и взял он ее не столько ради того, чтобы на владеть ею, а для того, чтобы доказать черемисам свою власть н силу.

Подумав, Эрви поняла: чем она будет неприступнее, тем ско­рее ее выгонят. Да она и не могла предать Аказа, предать любовь...

Казань удивила Эрви. Большие каменные дома, огромные кре­постные башни, высоченные минареты мечетей—все это для до­чери лесов было ново и необычно.

Не подошел к Эрви мурза и на берегу. Ее посадили в возок, привезли в дом мурзы и передали каким-то старым и злым жен­щинам. Те сразу повели ее в баню, заставили раздеться, осмотрели, ощупали ее тело, вымыли и заплели волосы в шесть тонких ко­сичек.

Эрви хоть и нарядили в лучшие одежды и натерли благовони­ями, но в покои не пустили. Ее провели в большое низкое поме­щение, где девушки ткали ковры. Евнух, к которому Эрви обрати­лась с вопросом, ясно дал понять, что ее место именно здесь, а не в доме властелина. И она смирилась с этим. Ведь мурза обе­щал отпустить ее, если она будет послушна.

Но сегодня Эрви взбунтовалась. Пришли к ней две старухи, принесли белила, румяна и краску для бровей. Они без слов вломились в ее каморку и стали наряжать в новые одежды, кра­ше которых она не видывала. Растирая на ее щеках румяна, старухи тихо разговаривали меж собою, думая, что новая на­ложница не поймет их.

— Ты не знаешь, джаным^[10], кому хочет подарить эту бикечку наш повелитель?—спросила одна.

— Подарить? Да разве наш властелин слабый человек, чтобы задаривать кого-то? Ее хотят просто продать. Она хоть и нечистая, но, аллах свидетель, красива, как рассвет в начале весны. За нее много дадут.

— Вы лжете!—крикнула Эрви, оттолкнув старуху.— Я не пленница! Вон отсюда!

Эрви вскочила со скамейки и в гневе вытолкала испуганных старух из комнаты. В ней проснулась кровь лесной свободной ди­карки. Ее хотят продать, будто беличью шкурку!

— Пусть сюда придет сам мурза и скажет, что эти старухи лгут!—кричала она.

На крик вбежал евнух. Он привык к безропотности обитате­лей гарема и, схватив Эрви за косы, потянул к выходу. Слишком поздно заметил он в руках ее тяжелую железную кочергу. Эрви с силой ударила евнуха по плечу, и он с воем выскочил за дверь. Вслед ему полетел медный кувшин.

Скоро пришел мурза и строго спросил:

— Почему ты выгнала старух, почему ударила хранителя гарема?

49

— Они сказали, что ты хочешь продать меня, как рабу, а евнух чуть не вырвал мои волосы.

— Успокойся, Эрви, старухи лгут, и ты правильно сделала, что выгнала их. А ты, дрянной слуга, если еще раз дотронешься до этой женщины, я сам обломаю кочергу о твои бока. Пойдем в комнату, я хочу поговорить с тобой.

Войдя в комнату, мурза сел на низкую скамеечку против жа­ровни и, размешивая щипцами раскаленные угли, заговорил, не глядя на Эрви.