Марш мародеров
Шрифт:
Где-то капает вода.
Ник снимает с плеча автомат. Он знает - бежать нельзя. Неизвестно, что ждет его впереди. Один поспешный шаг, неверное движение - и всё, конец. Какая-нибудь яма без дна, вроде той, в которую провалился Бабай, каменные иглы, плазменные шары, живые деревья, мягкие стены, падающие бетонные плиты…
Ник вспоминает, как погиб Бабай. Он шел первым, ощупывая дорогу филатовскими вилами. Шел и говорил что-то об усталости, о том, как ему все надоело. Еще успел сказать про дом, который хочет построить на берегу Волги, на холме. А потом резко залаял Камил, и Бабай исчез - только бурьян зашумел. Они бросились вперед
Они кричали, совали в яму ветки, потом Юсупов сбегал и подогнал тягач. Буксировочный трос ушел в кисель весь, целиком и повис, не достав до дна. Тогда Ник кинул туда камень. Звука удара никто не услышал. После этого он велел всем оставаться у машины и двинулся на разведку…
Затвор автомата лязгает с таким звуком, как будто это челюсти фантастического робота-трансформера из старого фильма. Ник поворачивается, поднимает оружие.
– Стой! Назовись! Буду стрелять!
Шаги умолкают.
Где-то капает вода.
Ник начинает пятиться - ноги опять засасывает. Задрав ствол в воздух, он нажимает на спусковой крючок. Звук выстрела бьет по ушам, голова отзывается нестерпимой болью. Гильза с отчетливым чавканьем поглощается ожившей землей.
– Следующий выстрел - на поражение!
– чеканит Ник, морщась - в висках бьют кузнечные молоты.
Тихо.
Почти.
Где-то капает вода.
Ник поворачивается и прибавляет шаг. Вторую полосу света он проходит с закрытыми глазами - и снова слышит позади шарканье.
Идет. Этот неизвестный все так же идет за ним. Он не испугался выстрела и грозных окриков, он не свернул, не отстал. Он преследует Ника. Гонится за ним. Надо стрелять. За прожитое в этом новом мире время Ник хорошо понял, буквально печенкой уяснил простое правило, закон неизбежности: стреляющий первым остается живым.
Но Эн, остальные? Вдруг это все же они, вдруг проклятая червоточина играет с ним, как с котенком, подставляя друзей? Сейчас он выстрелит - и всё…
– Сволочь!
– Ник чувствует, что сейчас заплачет, заревет, как в детстве - от обиды, от безысходности, от неумения принять правильное решение.
Сжав автомат двум руками, он бежит туда, где капает вода - наобум, наугад, уже не думая об опасности.
Свет, тьма, свет…
Резко остановившись, Ник оглядывается. Это совсем другое место. Нет, золотистое сияние, павильон автостанции и корпуса РКБ никуда не делись, вон они, впереди. Но вокруг теперь пустырь, заросший чертополохом и лопухами. В стороне, в нескольких метрах - бетонная плита и ржавый канализационный люк посредине. Ник подходит, ногой пробует плиту - твердая. Встав на нее, он опускается на одно колено, как учили в армии, вскидывает автомат и ждет.
Где-то капает вода.
– Никитос!
– звучит буквально над ухом.
Голос странный, полузнакомый. Голос из прошлого. Ник вертит головой.
– Здорово, братуха!
Человек стоит в двух шагах от него. Ник опускает автомат, потому что это - Борька Сотников.
Борян. Баркас. Друг детства, верный корешок, с которым съеден не один пуд соли. В голове Ника проносятся воспоминания.
Первый класс, первый день. Старая двухэтажная школа номер четыре, класс на втором этаже, учительница Нелли Егоровна. Знакомство с Борькой
происходит на перемене. «Ты откуда? С Четвертой Советской, а ты? С Трилиссера. А у меня отец летчик. А у меня шофер. Он меня на машине катает. А меня на самолете. Врешь! Сам ты врешь!» Короткая драка, примирение.После уроков Ник и Борька идут изучать школьную территорию и находят в траве у забора мертвого голубя. Сразу решают - птицу надо похоронить. Отправляются к сторожу за лопатой. Лопату надо украсть. Это настоящее приключение, опасное и захватывающее дух. Голубя хоронят уже в сумерках. Лопату прячут в кустах. Грязные, голодные, но довольные, идут к школьным воротам. А там мечутся потерявшие голову матери, так и не дождавшиеся после уроков своих первоклашек.
Нагоняй они получают по полной - с криками, с подзатыльниками. С этого и начинается их дружба. Сколько потом всего было! Рогатки, самострелы, костры на стройках, драки с пацанами из тридцать первого дома, мороженое, поездка на грузовике Борькиного отца, закончившаяся столкновением с мусорным баком…
– Привет, Борян!
– улыбается Ник.
Борька подходит ближе. Он все такой же - белобрысый, загорелый, с крупными руками. Костяшки пальцев на правой ободраны. Ник помнит - почему. Салтыков из девятого «А» отнимал у младшеклассников деньги - зажимал в туалете и заставлял отдавать все, что есть. Борьке сказал об этом зареванный пацан со двора. Когда они вошли в туалет, Салтыков курил, поставив ногу в яркой кроссовке на подоконник. Борька врезал ему только один раз, попал по зубам - Салтыков как раз со смехом рассказывал, какой он ловкий и умелый добытчик.
Потом был педсовет, праведный гнев директрисы, округленные глаза завуча: «Вы что, мальчик идет на медаль, его папа уважаемый человек, депутат городского собрания. Сотников, Проскурин, вам не стыдно? Избить вдвоем своего товарища! Обвинить его в ужасном преступлении - грабеже!
– безо всяких доказательств…» И так далее и тому подобное.
Ник тогда жалел только об одном - что сам не успел навалять Салтыкову…
– Ну, ты как?
– спрашивает Борька и улыбается.
– Да так… - пожимает плечами Ник.
– Вроде ничего. А ты?
– Тоже в поряде, - смеется Борька.
Он и впрямь такой же, каким был весной две тысячи седьмого. Через три дня после истории с Салтыковым Борька поехал с отцом на охоту. Большая компания, взрослые мужики, опытные и умелые таежники. И - нелепый, глупый, идиотский случай. Раз в году и палка стреляет. Борька вечером забыл вытащить патроны из ружья, случайно нажал на спуск… Хоронили его в закрытом гробу - заряд картечи попал в лицо.
Они смотрят друг на друга и улыбаются. Говорить не нужно. Да и не о чем. Ник понимает, что Борька знает о нем всё. Там, где он сейчас, все всё про всех знают. Как Филатов. А о Борьке никакой новой информации не появилось, это понятно. Впрочем, нет, один вопрос у Ника все же есть.
– Это ты шел за мной?
– спрашивает он, усевшись на нагретый бетон.
– Нет, - мотает головой Борька.
– Зачем? Я всегда тут.
– А кто тогда?
– Твоя тень.
– Тень? Разве тень может ходить отдельно?
– Здесь - может.
И тогда Ник задает второй вопрос:
– Борян, а где мы сейчас?
Друг детства улыбается, показывая чуть кривоватые передние зубы. Улыбка застенчивая, словно бы извиняющаяся.
– А ты разве еще не понял?