Марсианин. Третья часть

– Что ж, достопочтимый Ю,- проговорил он бесцветным голосом, - наш разговор помог мне решить многие еще вчера, казалось бы, неразрешимые вопросы. Я рад нашему союзу, и сам бы искал его, если бы знал вас так же хорошо, как вы знаете меня. В моей библиотеке нет той книги, которую вы хотели бы прочесть, но это не должно расстроить вас, ибо я обладаю знаниями, которые могли бы в ней содержаться. В той стране, куда я собираюсь, я не видел поселений. Я не встречал там ни мужчин, ни женщин. Кроме одного мужчины, который пытался противостоять нам, и его убили мои бессмертные. Это было недавно. И теперь я опасаюсь, что у озер нас может поджидать засада. Женщин же, кроме той светлокожей красавицы, о которой вы упомянули, я не встречал вообще. Но это не значит, что их нет. Просто я не удаляюсь от небесных озер, а поселения жителей верхнего мира могут быть в отдалении от них.

– Вы умеете проникать в небесный мир. И если вы не встретили там людей, это означает только то, что вы не искали их. Небесные женщины, если судить по вашей пленнице, прекрасны. Но даже если бы они не были таковыми... Что нам остается? В пустыне больше некому рожать.

– Я охотно покажу дорогу. Но только... А если племена, населяющие небо, могущественны и многочисленны? Если они не захотят поделиться женщинами?

– Достопочтимый Ю, разве нашему народу не все равно от чего умереть? Не лучше ли пасть от копья более сильного противника?

Ооста встал на ноги и тотчас, опередив его в конце движения, легко и ловко поднялся Даруэт. Его взгляд пылал отвагой и решимостью. И Ооста вдруг пожалел, что у него нет сына. Такого. Его сыновья, больше унаследовавшие от сословия, чем от него, отрешились по сословным соображениям.

– Ч то ж, Даруэт...
– он сказал это машинально, забывшись. И в отчаянье закрыл глаза, потому что такое обращение для гранда было оскорблением, ибо так обращаться допустимо было лишь к низшим и близким по крови. Даже Коут-Я не мог он назвать просто по имени на людях - только сыновей или братьев. Молчание, подобное готовому сорваться со скалы камню, нависло над ними. Такая оговорка не могла остаться проигнорированной. Ее нельзя было не заметить, сделать вид, что ее не было. Такое не прощается обычаем... Ооста почувствовал, как кровь прилила к лицу. Пожалуй, копье и верхом. Метать дротики - нет, это уже не для него. А может, дать команду воинам. Что сможет расслабившаяся свита Даруэта, против его бессмертных? Прикопать и в замок. Приступ? Стены выдержат. И он уже, вероломный, собрался поднять руку... Чтобы потом до самой смерти казниться бессонными ночами по поводу своего бесчестия. Но Даруэт-Ю опередил его.

Глава пятая

– То, что вы сейчас сказали, - произнес Даруэт тихим голосом, таким тихим, что Ооста напряг слух и затаил дыхание,- может иметь только одно объяснение. И для меня оно совершенно понятно: вы в силу своего благородства и в знак полного доверия предлагаете совершить обряд усыновления. Сознаюсь, я бы счел высочайшей честью для себя быть возведенным в достоинство вашего сына. Но существуют обстоятельства, препятствующие этому. Мой отец жив, а слухи о его смерти распространяют или мои недоброжелатели, или же люди невежественные, питающиеся слухами и пробавляющиеся домыслами. Я думаю, хорошо, что мы объяснились по этому вопросу, потому что, чем меньше между друзьями и союзниками недомолвок, тем крепче их единство.

Он протянул Оосту ладонь и тот ответил на его пожатие той самой рукой, которой только что готов был дать команду к нападению.

– Хорошо,- подумал Ооста, - я возьму его с собой. В конце концов я замышлял его убить, он же спас нас обоих. Неважно, что ему нужней наш союз, важно, что он нашел лучший выход.

Теперь была его очередь делать шаг навстречу.
– Вот так и рождается зависимость, - подумал он с грустью, а вслух сказал:

– Достойный Ю, я собираюсь совершить восхождение к верхним озерам, наполненным чудесной водой, закрепляющей плоть моих созданий. Каждые сто дней я прихожу, чтобы возвести к ним тех, кого только что создал, чтобы мои создания могли закалиться в их водах и испарениях. Озера эти расположены в той стране, где я нашел девушку, о которой вы слышали. Я был бы рад, мой достойный друг, если бы вы поддержали меня своим советом и оружием в этом трудном путешествии.

Лучше было им дождаться утра и начать восхождение на рассвете. Но теперь отступать было поздно. Впереди уверенно карабкался по каменным россыпям один из воинов-бессмертных, Ооста шел за ним след вслед, доверяясь интуиции и памяти проводника. Он и сам хорошо знал дорогу, но в каменных россыпях все способно было измениться в одну минуту, и монолит, пролежавший в удобной ложбине тысячи дней в силу непонятных причин мог потерять опору и зависнуть в точке критического равновесия. Даруэт шел следом, движения его были уверены и точны, словно он часто занимался восхождением. А, может быть, и, действительно, занимался.

Они добрались до плато, когда внизу уже расстелилась фиолетовая мгла. Небо теперь было совсем рядом, и ровный голубоватый мерцающий свет покрывал лица необычайными, непривычными бликами. Время от времени ярко сверкали в полумраке белки глаз или зубы. Белые одежды сияли так, словно сами источали свечение.

Сделав небольшой привал, вошли в туннель. Длинный коридор вел вглубь скалы. Стены, пол, потолок были ровные и гладкие, камень чисто обработан. Так не обрабатывались даже стены грандских крепостей. Даруэт-Ю, однако был не очень этим удивлен, и оттого Ооста понял, что он уже не в первый раз здесь, что все это видел и успел всему этому подивиться не спеша и в уединении, а теперь он шел не за этим, он шел, чтобы узнать секрет волшебной двери, дальше которой проникнуть он не мог. А вот и она. Огромная, сияющая неприступная и непреодолимая.

Ооста коснулся пальцами гладкой прохладной поверхности и, ощутив знакомое почти неуловимое биение, замер в сладкой истоме. Он стоял так некоторое время, прикрыв глаза и готовясь к чуду, наслаждаясь мыслью о том, что он один из немногих, а может быть, единственный, кто посвящен в это таинство. Даруэт-Ю молча стоял рядом. Наверное, он воображал, что приникание к двери - часть обряда открывания. В конце концов кому-то надо будет передать тайну, иначе дверь закроется для человечества навсегда. Ооста стряхнул оцепенение, поднял руки, положил их на выпуклые камушки и начал надавливать на них в той последовательности, в которой научил его старый Ипп - величайший ваятель всех времен. В привычном порядке он нажимал камушки, и они мягко тонули под его пальцами. Тонули с приятной упругостью, и уже поэтому их хотелось нажимать. Надо будет утопить все, сколько есть, но в определенном порядке, нельзя ничего перепутать... И он не перепутал, поэтому дверь, как только он закончил ритуал, медленно поползла в сторону.

Глава шестая

Ооста был в коридоре много раз и привык к виду этих гладких на ощупь, идеально ровных стен, исчезающих во мраке впереди и сзади. Чудо перестает быть чудом, когда становится обыденностью. Даруэт долго ощупывал рукой гладкую прохладу облицовки, сдержанно удивлялся тому, что свет, льющийся от стен и потолка, двигался вместе с ними. Он настороженно всматривался в непроглядную даль, отступавшую перед ними. И только гордость не позволяла ему оглянуться и всмотреться в темноту, подступающую сзади. Ооста отлично понимал, что Даруэта одолевают те же страхи, что одолевали и его, когда он впервые вступил в этот коридор. Ему чудилось, что из темноты кто-то смотрит на него спокойным холодным взглядом, а когда световая волна приближается к скрывающемуся во мраке настолько, что вот-вот начнет высвечивать контуры фигуры, уходит вглубь туннеля или ныряет в потайной ход. Несколько раз Ооста даже казалось, что он улавливал отблеск одежды на границе света, неясное движение, ведущее в темноту, но усилием воли отгонял это наваждение. Потому что... Если даже так, другого пути все равно нет.

Даруэт негромко сказал:

– Досточтимый Ю, я хочу пройти вперед и осмотреть коридор.

Он собирался сделать то же, что сделал сам Ооста много дней назад, когда спустился в туннель вместе со старым мастером Иппом. Только он тогда поступил иначе - не пошел вперед, а отстал.

– Мой благородный друг, - отвечал Ооста, - я могу сказать, что, как только вы отойдете от нас, тот час вокруг вас образуется точно такое же свечение, которое станет освещать ваш путь. Так бывает всегда, когда в туннеле движется человек.

Даруэт взглянул пытливо и пронзительно.

– А если это не человек?
– спросил он, выделяя голосом конец фразы.

– Тогда свет не зажигается. И если это неодушевленный предмет, тоже не зажигается.

Даруэт резко повернулся, подобрался и неожиданно метнул через головы воинов свое копье. Было слышно, как оно ударилось где-то далеко впереди о пол, отскочило и вновь ударилось и, зашумело, скользя по гладкой поверхности. Свет там, куда оно упало, даже не мигнул. Ооста понял, о чем собирался попросить его Даруэт и не стал дожидаться просьбы.