Марун: Аластор 933

— Это правда. Ко мне приехал кайарх Эккорда. Он требует, чтобы я отдал Дван-Джар.

— Ничего не отдавай. Он слишком многого хочет. Возьмет Дван-Джар, захочет еще и еще. Захочет, чтобы мы утоляли его... алчность.

Фвай-чи протянул Эфраиму небольшой пыльный флакон, наполовину заполненный темной жидкостью:

— Твоя память заперта. Ее уже нельзя открыть... никакими ключами. Выпей это.

Эфраим взял флакон и с любопытством рассмотрел содержимое:

— Что со мной будет, если я это выпью?

— Вещество тела содержит память. Вы зовете ее... инстинктом. Я даю тебе лекарство. Оно соединяет... клетки тела. Клетки обмениваются памятью. Все. Даже запертые. Открыть запертые клетки нельзя. Можно... расплавить решетки. Ты выпьешь лекарство? Или боишься?

— Я умру?

— Нет.

— Сойду с ума?

— Трудно сказать. Наверное, нет.

— И я вспомню все, что знал — все, что забыл?

— Да. Память вернется. Ты вспомнишь, что обещал охранять Дван-Джар.

Эфраим задумчиво поднимался по ступеням.

У балюстрады ждали Сингалисса и Дестиан. Сингалисса резко спросила:

— Что в этом флаконе?

— Память. Мне достаточно это выпить — и память вернется.

Сингалисса наклонилась вперед, ее руки вздрагивали. Эфраим попятился. Сингалисса спросила:

— И вы это выпьете?

— Разумеется.

Сингалисса закусила губу. Эфраиму показалось, что у него внезапно обострилось зрение — он увидел тусклую бледность кожи Сингалиссы, мельчайшие морщинки вокруг глаз и рта, ее ключицы, выпяченные, как грудка ощипанной птицы.

— На вашем месте я не рисковала бы, — произнесла Сингалисса. — Подумайте! У вас все идет хорошо. Вы — кайарх. Вы собираетесь заключить тризму с крупнейшим, богатейшим пределом. Что вам еще нужно? Содержимое этого сосуда может нарушить равновесие, и что тогда?

Дестиан покровительственно вставил:

— Будь я на вашем месте, я довольствовался бы тем, что имею!

Сингалисса продолжала:

— Вам полезно посоветоваться с кайархом Рианле. Он очень неглупый человек, он вам поможет.

— Казалось бы, вопрос о восстановлении моей памяти не должен интересовать никого, кроме меня, — заметил Эфраим. — Сомневаюсь, что мудрость Рианле в данном случае уместна.

Пройдя в приемный зал, он увидел Рианле, спускавшегося навстречу по парадной лестнице. Эфраим задержался:

— Надеюсь, вы хорошо отдохнули?

Рианле вежливо поклонился:

— Очень хорошо, благодарю вас.

К ним подошла Сингалисса:

— Я рекомендовала Эфраиму попросить вашего совета по важному вопросу. Фвай-чи передали ему жидкость, способную, по их словам, вернуть ему память.

Рианле задумался, потом извинился:

— Одну минуту, с вашего позволения.

Эккордский кайарх отошел в сторону с Сингалиссой, и они стали о чем-то говорить, почти беззвучно шевеля губами. В конце концов Рианле кивнул и задумчиво вернулся к подножию лестницы, где его ждал Эфраим.

— Пока я освежался, — сказал Рианле, — у меня было время заново оценить ситуацию, вызвавшую напряжение между нашими пределами. Предлагаю отложить дальнейшее обсуждение Дван-Джара. Нельзя допускать, чтобы столь несущественная мелочь служила препятствием для предложенной тризмы. Как вы считаете?

— Совершенно с вами согласен.

— Тем не менее, я очень сомневаюсь в полезности и даже безвредности препаратов фвай-чи. Они нередко вызывают повреждения мозга. Я обязан заботиться о будущем благополучии Маэрио, в связи с чем вынужден настаивать на том, чтобы вы не принимали пагубные наркотические зелья, приготовленные фвай-чи.

«Удивительное дело! — подумал Эфраим. — Если потеря моей памяти дает столько преимуществ другим, значит, несмотря на все мое возмущение, я недооценил нанесенный мне ущерб!»

Вслух он сказал:

— Нас ждут в гостиной. Прошу вас, присоединимся к собравшимся.

Сидя за обширным красным столом, Эфраим разглядывал обращенные к нему лица. Не считая его самого, присутствовали двадцать четыре персоны — четырнадцать шарродских баронов, четыре эйодарха из Эккорда, Сингалисса, Дестиан, Стелани, Рианле, крайке Дервас и Маэрио.

Эфраим осторожно поставил на стол маленький пыльный флакон:

— Возникло новое обстоятельство, требующее внимания. Речь идет о моей памяти. Она в этом пузырьке. В Порт-Маре кто-то украл у меня память. Я ничего так не хочу, как установить личность грабителя! Из тех, с кем я проводил время в Порт-Маре, двое уже умерли. Случайно или не случайно — это мы скоро узнаем — оба были убиты. Мне рекомендуют не пить лекарство. Мне говорят, что лучше не ворошить прошлое, предупреждая, что правда не стоит того, чтобы портить отношения с влиятельными людьми. Само собой, я отвергаю такую точку зрения. Я хочу, чтобы ко мне вернулась память, чего бы это ни стоило!

Эфраим откупорил флакон, поднес его ко рту — и залпом проглотил содержимое. Жидкость, мягко-землистая на вкус, напоминала взвесь измельченной плесневелой коры в дождевой воде, набранной из трухлявого пня. На него напряженно смотрели двадцать четыре лица.

— Прошу простить вопиющую нескромность глотания в вашем присутствии... Ничего не чувствую. Надо полагать, препарат действует не сразу — сначала он должен проникнуть в кровь, распространиться по всему телу... Мелькают свет и тени — ваши лица то исчезают, то появляются. Придется закрыть глаза... Вспышки света — взрываются, расползаются пятнами... Вижу все свои внутренности, жилы, сосуды... Вижу руками... вижу ноги изнутри... себя сзади и спереди.

Эфраим хрипел:

— Звуки — всюду звуки...

Он больше не мог говорить и откинулся на спинку кресла.

Он осязал, видел, слышал хаос впечатлений — кружащиеся солнца и пляшущие звезды, пену соленого прибоя, теплоту болотной грязи, гниловатый запах водорослей. Ощущение копья, крепко сжатого в руке и вонзающегося во что-то плотное. Жгучее пламя костра под ногами. Истерический визг женщин. Времени не было. Видения проплывали мимо, возвращались и снова уплывали в мутную глубину, как стайки встревоженных рыб. Эфраим стал терять сознание, его конечности немели. Он боролся, пытаясь усилием воли разогнать сонливую слабость — первый яростный взрыв впечатлений отступил, улегся, исчез.

Череда ощущений продолжалась, но теперь они сменялись не так часто и, по-видимому, разворачивались в хронологической последовательности. Он начинал видеть лица, слышать голоса — незнакомые лица, незнакомые голоса людей, невыразимо близких. Слезы лились у него по щекам... Он измерил годами бездонную пропасть космических расстояний, познал скорбь странников, навсегда покидавших родные миры, ликовал торжеством завоеваний. Он убивал, его убивали. Он любил, его любили. Он выкормил и вырастил тысячу семей. Он умер тысячами смертей и тысячи раз впервые открыл глаза с младенческим плачем.