Марун: Аластор 933
Шрифт:
Эфраим поинтересовался:
— Вы считаете, что руны ведут ненормальную жизнь?
— С моей точки зрения ее никак нельзя назвать нормальной. Вы задушили себя условностями. Руны — ходячие переплетения неврозов.
— Странно! — заявила Маэрио. — Я чувствую себя превосходно!
— Я тоже, — подтвердил Эфраим. — По-видимому, вы ошибаетесь.
— Ага! Ну что ж, вполне возможно. Хотел бы я как-нибудь посетить один из горных пределов и своими глазами убедиться в справедливости ваших представлений. Вам не нравится вино? Может быть, вы предпочитаете пунш?
Дестиан посмотрел на Маэрио, потом на Эфраима:
—
— Возвращайтесь, воля ваша, — пожал плечами Эфраим. — Я никуда не тороплюсь.
— Я останусь с Эфраимом, — вставила Маэрио.
Мато Лоркас обратился к Стелани:
— Надеюсь, вы тоже останетесь. Почему нет?
— Зачем?
— Хотел бы кое-что вам объяснить... Может быть, вам даже приятно будет меня выслушать.
Стелани лениво поднялась из-за стола и молча направилась к выходу. Дестиан, снова с сомнением покосившись на Эфраима и Маэрио, последовал за ней.
— Жаль! — вздохнул Лоркас. — Обворожительное создание!
— Стелани и Дестиан — в высшей степени порядочные молодые люди, — наивно съязвила Маэрио. Лоркас понимающе улыбнулся:
— А вы? Тоже в высшей степени?
— Когда этого требуют церемониальные правила. Должна признаться, иногда мне просто не терпится нарушить какой-нибудь запрет! Например, если бы здесь не было Эфраима, я бы попробовала пунш. Все люди едят и пьют. Чего тут стыдиться?
Эфраим рассмеялся:
— Ладно! Постараюсь не уступить вам в храбрости! Но давайте немного подождем — Дестиан и Стелани еще не скрылись за углом.
Мато Лоркас заказал ромовый пунш для гостей и для себя. Эфраим и Маэрио сначала пили за скоромными ширмами, но потом, давясь от смущенного смеха, поднесли бокалы к губам и отхлебнули, глядя друг на друга.
— Браво! — серьезно похвалил их Лоркас. — Вы сделали первый шаг на пути к раскрепощению.
— Не стал бы придавать этому слишком большое значение, — отозвался Эфраим. — Закажем еще по бокалу. Лоркас, вы не против?
— С удовольствием! Позвольте заметить, однако, что ваши родители не слишком обрадуются, если вы ввалитесь пьяные в «Королевский рунический отель» и начнете распевать песни.
Маэрио хлопнула себя по лбу:
— Ох! Мой отец станет красный, как помидор! Во всей Вселенной нет более строгого блюстителя нравов.
— А мой отец просто сделает вид, что ничего не заметил, — сказал Эфраим. — Он напускает на себя строгость — и умеет наказывать, когда это требуется, но по существу... в глубине души он относится к условностям с юмором.
— Так что вы — не родственники?
— О, нет!
— И вы друг другу нравитесь?
Эфраим и Маэрио обменялись испуганными взглядами. Эфраим неловко рассмеялся:
— Не могу это отрицать.
Он снова посмотрел на Маэрио, внезапно повесившую нос:
— Я вас обидел?
— Нет.
— Что же вас расстраивает?
— То, что нам пришлось приехать в Порт-Мар, чтобы объясниться.
— Нелепость, конечно, — признал Эфраим. — Но в Порт-Маре дозволено многое, что немыслимо в Шарроде или в Эккорде. Например, здесь я могу к вам прикоснуться, хотя еще не мерк.
Он взял ее за руку.
Мато Лоркас вздохнул:
— Увы мне, увы! Пора оставить вас вдвоем. Извините меня на минуту — мне действительно нужно кое с кем поговорить.
Эфраим и Маэрио сидели рядом. Она
положила голову ему на плечо — он наклонился и поцеловал ее в лоб.— Эфраим! Еще не мерк!
— Ты сердишься?
— Нет.
Лоркас вернулся к столу и вполголоса сказал:
— Явился ваш приятель, Дестиан.
Эфраим и Маэрио мигом заняли исходные позиции. Подходя, Дестиан с любопытством поглядывал то на одного, то на другую. Он обратился к Маэрио:
— Кайарх Рианле просил меня проводить вас обратно в отель.
Эфраим испытующе взглянул Дестиану в лицо — скользкий отпрыск Сингалиссы имел привычку преподносить факты в выгодном для себя свете. Почувствовав напряжение, Маэрио вскочила на ноги:
— Да. Мне пора освежиться. И смотрите! Умбер, на небе тучи, под старыми деревьями темно — мерк, да и только!
Дестиан и Маэрио удалились. Жизнерадостно махнув рукой, Лоркас уселся рядом с Эфраимом:
— Такова жизнь, друг мой!
— Не знаю, не знаю, — приуныл Эфраим. — Что она теперь обо мне подумает?
— Назначьте ей свидание в укромном местечке и узнайте.
— Немыслимо! Здесь, в Порт-Маре, мы потеряли самообладание. В горных пределах такое поведение совершенно недопустимо, — Эфраим оперся подбородком на ладони и мрачно разглядывал посетителей ресторана.
— Пойдемте, прогуляемся по Эстраде, — предложил Лоркас. — Мне скоро на работу в «Три фонаря», но я успею показать вам несколько сцен городской жизни.
Лоркас привел Эфраима в кабаре, посещаемое главным образом студентами. Они послушали музыку и выпили немного светлого пива. Эфраим рассказывал Лоркасу об укладе жизни в Рунических пределах:
— Консервативному руну это кабаре показалось бы зверинцем, наполненным безудержно размножающимися выродками. Таково, по крайней мере, было бы мнение крайке Сингалиссы.
— И вы его разделяете?
— Нет — иначе меня бы здесь не было. Надеюсь обнаружить какие-то преимущества в том, что невольно представляется отвратительным разгулом, найти ему какое-то оправдание. Взгляните на эту пару, в углу. Потеют, лапают друг друга, сопят, как собаки в разгаре течки! Как минимум, их поведение негигиенично.
— Они слегка распустились. Тем не менее, большинство посетителей ведут себя вполне прилично, причем их нисколько не волнуют похождения двух распутников.
— Я в замешательстве, — признался Эфраим. — Скопление Аластор населяют триллионы людей. Не могут же все они отчаянно заблуждаться! Возможно, сама идея порочности не имеет смысла.
— Все, что вы здесь видите, трудно назвать «пороком», — возразил Лоркас. — Пойдемте, я покажу вам места не столь невинные. Если вы не предпочитаете, так сказать, оставаться при своих иллюзиях.
— Нет, я пойду с вами — если мне не придется дышать чересчур зловонным воздухом.
— Когда с вас хватит, так и скажите, — Лоркас взглянул на часы. — У меня осталось около часа. Потом мне уже точно нужно быть в «Трех фонарях».
Поднявшись по улице Хромых Детей, они свернули на авеню Ауна. Лоркас описывал попадавшиеся по дороге наименее респектабельные заведения — роскошный бордель, бары, обслуживавшие сексуальных извращенцев, полутемное «кафе», где на втором этаже за определенную плату можно было пользоваться запрещенными нейростимулирующими устройствами, и другие притоны, предлагавшие подонкам общества еще более сомнительные развлечения.