Марья-царевна из Детской Областной

Маша собралась с духом — за грудиной что-то противно екнуло — и осторожно окликнула коловертыша:

— Васенька…

— Ась? — поднял на нее выпученные черные глазки коловертыш.

— А… Вот эти сарафаны, платья в сундуке… Они чьи?

— Так твои ж, царевна, чьи ж еще? — удивилось существо.

Маша нахмурилась. Происходящее все меньше и меньше походило на правду. То ли сказки о Кощее врали, то ли коловертыш придумал ответ, не озаботившись его правдоподобностью.

Хотя, с другой стороны, все может объясняться тем, что это создание появилось совсем недавно. Пусть оно и материализовалось на месте охранника, но сам Вася может, ведь не знать, что здесь происходит.

Хотя Машу царевной он так же, как и его предшественник называл…

Впрочем, разбираться, что здесь происходит, почему ее так называют, и чьи там платья валяются в сундуке — можно будет чуть позже. Сейчас стоило все-таки выбраться в коридор и осмотреться по сторонам. Тем более, что есть очень хочется.

А дома еще и Маркиз не кормленный.

Орлова решительно захлопнула крышку сундука и, встав, направилась к двери.

Стоявший у самого входа коловертыш наблюдал за пленницей, склонив голову набок.

— А ты, царевна, куды?

Хороший вопрос. Если бы Маша еще на него ответ знала.

— Туды, — хмыкнула женщина, судорожно подыскивая чуть менее обтекаемый ответ.

Странно, но Васеньку устроило и такое сообщение:

— А, ну туды — эт конечно… Эт важно… — Диковинное создание сдвинулось в сторону, освобождая проход.

Кажется, охранять, сторожить и не пущать он действительно не собирался.

Осталось только надеяться, что пропавший — или заместившийся Васенькой — охранник был единственным в этой полосе препятствий. Ну, и еще что дверь не на замке.

Маша осторожно взялась за круглую ручку, потянула…

Заперто все-таки.

Что и требовалось доказать. Все-таки пленница…

— Толкнуть попробуй, царевна, — посоветовал тонкий голосок из-за спины.

Будто от этого что-то изменится…

Как не странно, но советчик оказался прав. Дверь открылась от легкого прикосновения…

Маша на несколько мгновений замерла, собралась с духом и, набросив на плечо ремешок сумочки — мало ли, зачем пригодиться может — решительно шагнула вперед.

* * *

Ждать пришлось долго. Солнце уже начало тонуть в бездне Пучай-реки, когда от прикоснувшейся к серому камню костлявой ладони наконец полилось розоватое свечение. Оно рвалось вверх, вытягивалось стрелой, наливаясь алым цветом.

Постепенно отблески обретали очертания птичьего тела. Пока прозрачного, не обретшего плоть и кровь, но ведь все происходящее всегда лишь вопрос времени, а тот, кто ждал на этой стороне реки посланника, умел терпеть.

Казалось, багровые отблески тонувшего в пучине светила давали жизнь создаваемой чарами птице. Присмотрись — и увидишь, как со стороны серых волн тянутся алые нити, оплетая призрачную фигуру, творя колдовское создание.

Солнце потонуло в водах Пучай-реки уже до середины, когда ожидающий решил, что он сделал уже все необходимое. Окутанный саваном силуэт резко отдернул ладонь от земли, по прозрачно-алой фигурке прошла дрожь, и в тот же миг в разные стороны брызнули тающие в воздухе осколки, давая жизнь нововму созданию — в кругу сидела, заинтересованно крутя головой небольшая сова.

Ожидающий хрипло хохотнул, протянул длинный узловатый палец и легонько коснулся головы своего создания:

— Ты идеальна…

Сова широко распахнула круглые глаза и потянулась за ладонью, как собака, прося новой порции ласки.

Новый смешок:

— Не сейчас, моя родная. Выполнишь свою часть обязательств и получишь добавки… А пока — подожди до заката… Осталось совсем немного…

* * *

Больше всего Маша боялась, что ее сейчас остановят. Выглянут из-за украшенной изразцами печи, выскочат из-за угла… А то и вовсе, вспомнят, что должно быть что-то магическое — и тогда, например, какая-нибудь жар-птица, на стене нарисованная, оживет, зашевелится, клюнет…

Впрочем, опасениям сбыться было не суждено, пленница никого по дороге так и не повстречала — то ли Машу никто не охранял, понадеявшись на то, что сама она из комнаты не выйдет, то ли ее попросту поселили в самой заброшенной части замка. Хотя нет, в русских народных сказках не замки были — дворцы. Или не дворцы? О, точно! Хоромы.

Надо сказать, какой бы заброшенной эта самая часть хором не была (если ее действительно забросили), посмотреть тут было на что: стены, оббитые разноцветными ситцами, печи, украшенные зелеными изразцами, разноцветные слюдяные окошки, мягкие ковры, в ворсе которых нога утопала почти до щиколотки…

— Долго мы еще идти будем?! — вдруг прогнусавил тоскливый голосок за спиной.

Маша вздрогнула от неожиданности и оглянулась: за ее спиной сидел, обхватив тонкими ручками коленки уже знакомый коловертыш.

— Ты что здесь делаешь?!

— За тобой пошел, царевна.

— Следишь, что ли?

— Больно надобно, — обидчиво надул губки Вася. — Я просто ж твой коловертыш, вот и…

— Что значит "мой"?!

— Ну… твой.

Маша напряглась:

— Я же не ведьма.

Она прекрасно помнила слова диковинного создания о том, кому эти существа должны помогать.

Васенька насмешливо зафыркал:

— Так разве коловертыши только ведьмам помогают?! Мы достаток домой приносим…

— Как домовые что ли?

Существо принялось ковырять пол носком сапога:

— Ну… Навроде того…

Чего-то он явственно не договаривал, это точно. Но Маша не придумала ничего лучше, как отмахнуться от грызущего душу червячка сомнений и направиться дальше.

Анфилады комнаты в конце концов привели ее к лестнице, которая в свою очередь, вывела на первый этаж. Тут можно было, конечно, и по нему пройтись, чтоб знать в итоге, что где находится и куда, в случае чего, бежать, но, Орловой сейчас уже все сильнее хотелось есть… А значит, стоило все-таки найти кухню.

Из комнаты на первом этаже, в которую попала Маша, вело две двери — одна поменьше, вторая — побольше, с двумя створками. Пленница направилась ко второй. Толкнула створку, изукрашенную резными жар-птицами…

И замерла, потрясенно оглядываясь по сторонам.

За всеми треволнениями, похищениями, свадьбами Маша как-то совершенно забыла, что изначально она возвращалась с работы в семь часов вечера — а стало быть день уже клонился к закату. В комнатах, за мутными слюдяными окошками было не разобрать, светло на улице или темно, а сейчас, в полыхании заходящего солнца, Навь вдруг обрела плоть и кровь, стала настолько реальной, что каждое здание, каждый терем — все они казались столь подлинными, что Орловой вдруг показалось, что это она сама выдуманная, сказочная…