Маша без медведя

Да-да, за десять лет мой организм настолько приучил себя собирать крохи маны везде, где только можно, постоянно, даже во сне, что сейчас напрочь отказывался отрываться от «стола»!

Мать моя магия, что делать??? Я в панике распахнула глаза и оглянулась.

Какой-то прибор над моим ухом запищал громче, сбиваясь с ритма и ускоряясь. Я поняла, что это, наверное, такой прикреплённый ко мне датчик, попыталась успокоиться, выровнять дыхание, но поздно. Дверь распахнулась, на пороге показалась пожилая женщина в белом медицинском халате и белом же, повязанном узелком назад, платочке. Она торопилась, но прихрамывала, и от её вида вся моя паника мгновенно улетучилась. Вот оно, моё спасение!

Женщина шустро проковыляла за изголовье моей койки, что-то там посмотрела, затем остановилась напротив меня, вынула из кармашка часы с порванным ремешком, а другой рукой взяла меня за запястье. Ничего нельзя было придумать лучше! Целую минуту она считала пульс, как будто не доверяя показаниям приборов. Целую минуту я вливала в неё целебную магию. Можно было и на расстоянии, но так было вернее и быстрее.

Целебная магия — то, что у меня получалось лучше всего. Баграр иногда грустно шутил, что я могла бы быть хорошим лекарем, если бы это хоть кем-то было востребовано. Да, в его мире вылечить болезнь было проще, чем умыться. Поэтому воевать старались наверняка, с запасом.

Я успела освободить почти половину доступного мне внутреннего накопителя, пока она не отпустила мою руку. Отдавать всегда легче, с этим у меня проблем не было.

Женщина смотрела внимательно:

— Проснулась?

Я слабо улыбнулась и спросила:

— Вы доктор?

— О, милая! Доктор теперь уже завтра будет. Сипозиум! Слыхала такое слово?

— Приходилось.

Только «симпозиум», конечно же, да…

— Ну вот. Уехал Пал Валерьич. А я, сталбыть, сегодня дежурная медсестра, тётя Таня. Тебя как звать-то?

— Я… — я вдруг поняла, что не знаю, каким именем представляться, и скомканно пробормотала: — Я не знаю…

Тётя Таня поджала губы и сочувствующе покивала:

— Ну, ничё! И такое лечат, не волнуйся. Тебе, девка, главное — спокойной быть, не нервенничать. Всё придёт. Кушать, поди, хочешь?

Я прислушалась к себе.

— Нет. Пить хочу.

— Ну, это у нас пожалста! Чайку? Или водички?

— Воды, если можно.

— Погоди, чичас принесу.

Тётя Таня удалилась, хромая куда меньше, чем раньше.

Спустя пару минут она появилась со стаканом, полным воды, помогла мне сесть и попить. И это было совсем не лишним, потому как качало меня после этого благотворительного укола как былинку.

— Ты, ежели что, можешь вон из крана-то наливать, — она кивнула на торчащую в углу палаты эмалированную раковину, которую я раньше не приметила из-за спинки кровати и висящего на ней полотенца, — вода у нас хор о ша, чистая. А ежли не сможешь встать — от, кнопочку нажми, я прибегу!

Над кроватью выдавался из стены небольшой молочно-белый кругляш толщиной в палец, посредине из него выпирал круглешок поменьше, уже чёрный (сама кнопка), выше висела табличка с непонятными мне буквами.

— Через два часа ужин будет. Уж настраивайся, покушать надо! — наставительно завершила разговор тётя Таня и бодро исчезла за дверью. Я слышала, как она из коридора удивлённо сообщала кому-то, что «нога-то расходилась!» и что «соврал, поди, прогноз-то — не будет в ночь дождя, а то бы все суставы уж повыкрутило!»

Меня всё происходящее немного успокоило. Меня не собираются превращать в овощ, беспрестанно накачивая лекарствами — уже хорошо. Доктор будет только завтра — тоже неплохо, есть ещё время разобраться… хоть с чем-нибудь разобраться.

САМОЛЕЧЕНИЕ, ТРЕВОЖНЫЕ МЫСЛИ И ПОЛЕЗНЫЕ КАРТИНКИ

Я немного полежала и насмелилась попытаться встать. Очень хотелось умыться. И неплохо было бы выяснить, где здесь туалет, через некоторое время это станет критичным. Надеюсь, на улицу брести не придётся. Я немного постояла, придерживаясь за изогнутую металлическую спинку кровати… и начала на чём свет стоит себя ругать.

Нет, ну надо так, а… Не иначе, это отупляющие последствия укола! Надо приложить все усилия, чтобы больше меня этой дрянью не кололи! Вы подумайте: медсестру я догадалась магией обработать — сбросила лишнее. А себя — нет! Раззява, а…

Я села у изножья кровати и прикрыла глаза. Так… Общая исцеляющая волна… Теперь смотрим на своё ментальное поле, находим отражение физического плана — и «штукатурим» тёмные места. Дырок, которые нужно было бы конкретно латать, хвала высшим сферам, не наблюдалось.

Ну, вот! Даже цвета как будто ярче стали! От слабости и головокружения остались разве что бледные воспоминания. Я решила обуться и нашла под кроватью… войлочные тапочки. Моих туфель нигде не было, так же как и платья. Кто-то переодел меня в больничную сорочку из белого ситца в бледно-голубой застиранный цветочек. Надеюсь, это была женщина. Пусть тётя Таня хоть вот эта. Буду думать так, мне спокойнее.

Этот больничный наряд едва прикрывал колени и более всего походил на простую ночную рубашку, безо всяких там рюшей и кружавчиков. Зеркала в палате отсутствовали — так же, как и прочие лишние предметы — посмотреться было некуда. Да и вообще вся обстановка отличалась предельной скромностью.

Комната была узкой и при этом довольно высокой. Ощущения это рождало… странные. Почти всю ширину одной узкой стенки занимало окно (зарешёченное, кстати, изнутри и закрашенное снизу краской на две трети от высоты). Напротив — почти настолько же широкая дверь, рассчитанная, должно быть, на каталки для лежачих. Верхняя половина стен побелена извёсткой, всё остальное покрашено нежно-зелёным цветом. Над окном висела небольшая, трудно различимая снизу картинка.

Рядом с раковиной наличествовала ещё одна дверь, узкая, за которой оказался крошечный туалет (хвала небесным сферам, не придётся на улицу носиться!) и ещё более крошечный душ с поддончиком — вообще шикарно! Я подумала, что неплохо было бы и голову помыть, избавиться от запаха башенной гари… и замерла от этой мысли. А ведь подумают, что я с какого-то пожара. Или угорела до одури.

По пожару, ясное дело, не найдут. А если придумать что-нибудь про дом с плохой печкой? Опять же начнут по адресу искать… Адрес забыть? Снова нескладуха получается. Или уж стоять на своём — полная амнезия?

Я умылась, прополоскала рот и предавалась сумбурным безрадостным мыслям, пока по коридору не загрохотала тележка и в дверном проёме с криком «у-у-у-жи-и-ин!» не нарисовалась полноватая раздатчица, щедро одарившая меня макаронами с котлетой, сладким чаем и двумя кусками хлеба, к которым прилагался кубик масла. Посуда была образцово чистая, но до безобразия простая: миска, кружка, ложка — всё алюминиевое.