Маша и Медведь. Эророман с пирожками
Шрифт:
– Точно, думаешь, стоит ехать?
– произношу с сомнением.
– Ну, вдруг ты передумаешь?
– Машуня, я не передумаю и тебе не дам передумать…
Глава 12
– Маш, не смотри на меня как совесть народная… Пыхтит “топтыгин”, подкладывая тонкие стволы деревьев под колеса внедорожника, застрявшего в грязи.
– Да, я и не смотрю, Мишуль. Просто пирожки ем, - ехидничаю, сидя на старом пне и откусывая от одного из тех, что везу в подарок своим любимым деду и бабе.
Через неделю после разговора о знакомстве с моими Миша отодвинул
Всю эту неделю я отчаянно держала язык за зубами, хотя мне ужасно хотелось рассказать своим самым дорогим людям обо всем.
А главное о том, что я влюблена по уши в лучшего витязя в мире.
Все дни я внимательно присматривалась к “топтыжке”. И мне в нем нравилось все.
Миша на самом деле оказался очень хорошим человеком - внимательным, заботливым, переживательным, сдержанным.
Мне даже пришлось простить ему проявление грубости в мой адрес. Ну, когда “топтыгин” завалил меня на стол в своем кабинете.
Правда воспоминания о том, что он залез в мои трусы и не только, как-то дергали мою девичью душу. Но…
Только теперь уже не обидой, а любопытством, что же дальше и как же это произойдет.
После поездки к родителям я провела в апартаментах Миши.
По-моему настоянию спали мы в разных комнатах. Но…
Пожмакать и потискать меня “топтыжка” позволял себе регулярно с лихвой. Только…
Вздохнув и пропыхтев: “Ну, Маша, погоди! После хутора Пирожки. Доберусь я все же до твоего пирожка!” - всегда останавливался на границе моего нижнего белья.
В трусы мои больше не нырял. За что я его всегда хвалила.
– Правильно, Миша! Ты же хозяин своему слову, - хихикала, поддерживая “топтыгина”.
Хотя меня саму разбирало любопытство: как же это случится и что во мне изменится после нашей близости.
– Марусь, придется машину все же оставить здесь. К сожалению, из этой жижи выбраться без помощи мне не удастся, - через поток мыслей доносится до меня усталый голос Миши.
– А много по времени обходить этот грязевой ров?
– Не, обходить не выход. Придется шлепать на прямки через него. Справа он будет расширяться, а слева - болото, - цокаю, дожевывая пирожок.
– Вещи предлагаю оставить в машине. Возьмем только пирожки и документы.
Осматриваю место нашего бедствия и понимаю: раздеваться придется до трусов.
“Ну, Мишке грязь уже не страшна, он и так стоит по колено в жиже, - думаю, смотря на “топтыгина”.
– Это у берега почти, а дальше по пояс так точно будет. Можно деду позвонить. Он приедет на тракторе и выдернет нас. Только тогда сюрприза не получится…”
– Мань, ты чего застыла?
– А? Да ничего. Сымай, - начинаю говорить, как бабуля, и сама себе радуюсь, вот, что значит дома, - штаны, Мишулек. Я свои тоже сниму. Пойдем прямо здесь в брод.
– Стоп, Маша! Ты не
будешь пачкаться и мерзнуть в этой жиже, - тоном не терпящим возражений, говорит Мишка.– На дворе все же сентябрь. Я сейчас разденусь. Грязные вещи положу в пакет и оставлю в машине. Чистые возьму из сумки переложу в рюкзак. Посажу тебя на плечи и перенесу вместе с пирожками. А дальше разберемся…
Как Михаил сказал, так мы и сделали.
Я переехала грязевой ров на на плечах “топыжки” и все время жевала пирожок.
Мишка хихикал и ерничал, что согласно сказке про трех медведей, это он должен есть пирожок, а я ему говорить: “Не садись на пенек - не ешь пирожок!”
– Ладно, Маша! Скажешь эту фразу, когда я до твоего пирожка доберусь. Ты, кстати, его еще не стерла о мою ше…
От Мишкиной пошлости у меня прямо пирожок во рту застревает. И я начинаю кашлять. Но…
Все же успеваю засунуть оставшуюся часть в рот Медведя.
Прожевав и запив водой, я и Миша долго хохочем.
И мне так здорово, что мы вместе, что даже петь хочется.
И я пою кусочек песни группы “ЧиЖ”, которую очень любит мой дед: “Я мотаюсь по жизни, по великой стране. Позади километры оборванных струн, впереди миражи неопознанных лун. Еду, еду, еду, еду я. Реки, степи, горы и поля. Видел я вчера в твоих глазах шар воздушный, глобус в небесах”.
– Машуля, у тебя отличный голос. Ты могла бы стать настоящей певицей, - восторгается Мишка и целует мою ладонь.
– Может отправим тебя учиться вокалу?
– Это у нас наследственное. Бабушка моей бабули была известной оперной певицей. Мама тоже училась в Гнесинке. Но вот рано умерла, - вспоминая о маме, чувствую в горле ком, а в глазах слезы.
По движению рук Миши знаю, что он все понимает.
– А что случилось с мамой, Машуль.
– Сердце, - выдыхаю, проглотив нервы ком.
– Ей нельзя было рожать. У нее был порок сердца. Но она сделала свой выбор. Бабушка до сих пор себя простить не может.
– А у тебя, Маш, как с сердцем?
– настороженно интересуется Миша.
– У меня?! Не бойся. Нормально все. Я - девка крепкая!
– отвечаю “топтыжке” и целую его в рыжую макушку, представляя своих малышей, которые обязательно должны быть похожи на своего папку.
Я еще не сказала Мише, но на самом деле хочу большую семью.
Пока для себя решила, что детишек будет не меньше троих. И пусть все “мишки-топтыжки”.
– Маш, не коблись на моей шее. Прошу. Не хочется мне заявиться к твоим с торчком в трусах. Хватит того, что я похож на грязное чудовище.
– Извини, Мишуль, - шепчу в самую макушку “топтыгина”, чувствуя, как по моему телу разливается тепло от нежности и любви к этому Медведю.
Мне ужасно хочется рассказать ему о своих чувствах. Но…
Я берегу эти самые главные слова для дня волшебства.
Мне почему-то хочется ему сказать их именно перед тем, когда ЭТО случится.
А еще хочется с бабушкой посоветоваться. Но…
Внутренний голос подсказывает, что это очень личное. Только наше с Мишей.
Жалко, что с Мишей не могу обсудить.
Я уже не раз убеждалась в правильности его советов и подсказок.
– Маш, приедем в Москву, первым делом пройдешь полное обследование в клинике. Надо знать, что нас может ожидать.