Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
Их взгляды встретились. Миф бросил сигарету под ноги и махнул Маше. Она пошла ему навстречу – сама не понимая, зачем. Просто пошла, как крыса под звуки свирели.
– А я сразу подумал, что ты сюда пойдёшь. Я же забрал у тебя все ключи. А там решётки на окнах, замки, коды. Через окно лазаешь, как шпана, да?
Маша остановилась в двух шагах от него. Она уже видела, что он знает о миске с кровавой водой внутри чёрного дома. Видел – или предполагает, что увидит – примерно ту же картину на чердаке у Смертёныша и на брошенной стройке. И знает, для чего всё это.
– Ты на меня их натравить хотела? Ну и как
Маша упрямо молчала, пытаясь спрятать руки в рукавах, а лицо – за завесой волос. На крошащейся от старости асфальтовой дорожке дотлевала почти целая сигарета.
– Иди сюда. – Миф шагнул вперёд, попытался схватить Машу за плечо. Она увернулась. – Иди, не бойся. Ну хочешь, я извинюсь? Извини. Я переживаю за тебя.
– Как-то поздно вы распереживались, – буркнула она, отступая ещё на шаг. Сбежать бы, но за спиной Мифа маячил чёрный дом. Ей было некуда больше пойти. Не в институт же, на показательное заседание кафедры.
Миф сощурил глаза под очками.
– Не груби. Ты много глупостей натворила, но их всё ещё можно разрешить. Если ты будешь вести себя, как вменяемый человек, а не как истеричка.
– И что вам от меня нужно в этот раз? Побыть «яркой лампочкой» ещё где-нибудь?
Он сделал выпад, Маша не успела увернуться, и Миф крепко схватил её за локоть.
– Давай поговорим в машине. Холодно здесь, и дождь обещали.
Чёрный седан стоял тут же, в конце дорожки.
– Пристегнись.
Маша хватала ртом воздух. Внутри машины было накурено, но Миф не открывал окна. Боялся, что она закричит? Её замутило.
– Ты можешь пристегнуться?
Непослушными руками она пошарила вокруг, наткнулась на холодную ленту ремня безопасности. Пристегнулась.
– Куда мы едем? Хотите потащить меня на заседание кафедры?
Миф нервно хохотнул, трогая машину с места.
– Ну вот ещё, мне только цирковых представлений не хватало. Ты что думаешь, мне интересно перед ними оправдываться? Виноват я или нет – не их дело.
Глядя, как мелькают за окнами типовые высотки, Маша проглотила ярость, потом обиду, потом омерзение. Как всегда – смелость быстро закончилась. При Мифе она становилась немой и покорной, как овца. Она не умела ему сопротивляться.
– Так значит, ты их и правда на меня хотела натравить? – спросил Миф почти со смехом, как будто Маша атаковала его игрушечными солдатиками.
– Если бы я могла, я бы всю вашу жизнь разрушила. – От её дыхания на стекле появился запотевший островок.
– Ну-ну, и что бы ты сделала? Рассказала бы жене про любовницу? Домовых бы подняла на восстание? Не смеши. Разрушила бы она… Силёнки не те.
Маша закрыла глаза и в шуме двигателя попыталась различить знакомые нечеловеческие шаги. Напрасно – он был слишком далеко. Она сознательно тянула его в другой конец города, теперь, выходит, должна тащить обратно? Знать бы, куда её привезёт Миф.
Стекло было холодным – Маша прижималась к нему лбом. На светофорах на неё оборачивались водители и прохожие. Может быть, стоило покричать о помощи, постучать в стекло, чтобы обратили внимание, а потом на ближайшем посту дорожной полиции остановили бы Мифа. Маша думала обо всём этом вяло, словно бы следила за действиями персонажей в фильме. Она устала.
Минула черта города.
– Зря вы так ругаетесь, Мифодий Кириллович, – сказала она, тщательно артикулируя,
зная, что ему неприятно так называться. – Я почти вытащила сущность из дома на улице Восстания. Я бы вытащила и посмотрела, могла она наложить проклятье или нет.Миф даже не глянул в сторону Маши.
– Узнала. Сожрал бы он тебя, вот и всё.
– Так вы меня спасаете?
За окном потянулись реденькие лесопосадки. Молодые сосны протягивали ветви к машине, а ветер у обочин поднимал крошечные вихри из листьев. Маша оглянулась на город, убегающий назад, и ей стало жутко. Она скрюченными пальцами поцарапалась в стекло.
Миф заговорил, сначала вовсе себе под нос, потом громче, но всё равно – Маше не полагалось слышать его слова. Он говорил сам с собой.
– Надоело. Они считают, что могут мне указывать. Собрали заседание кафедры, заседальцы недоделанные. Воспитывать собираются. Какое тут, ко всем демонам, воспитание.
Он мельком глянул на Машу и одобрительно усмехнулся, оценив её пришибленный вид.
– Нет на тебе проклятья, можешь не убиваться так. Оно до сих пор на мне.
Она хотела вдохнуть и не смогла.
– Как это на вас? А то, что со мной творится – это что такое?
– Какое – такое? – Миф покачал головой, не отрывая взгляда от дороги, хотя она была почти пустая.
Редко-редко навстречу им выезжала машина – выныривала из тумана в низине и проносилась мимо, заставляя пригибаться сухую придорожную траву. Дорога шла с холма на холм, вверх-вниз.
– Насколько я знаю, ничего с тобой не было. Статью украли – так сама виновата. Нечего было отдавать её первому встречному. А с дракой совсем просто – уважительнее надо со старшими, уважительнее. И ничему тебя жизнь не учит. Давай сюда телефон.
Маша послушно вытащила его из сумки – холодное безжизненное тельце – и протянула Мифу. Одной рукой он вскрыл мобильный, вытряхнул аккумулятор и карту и бросил всё это в бардачок.
Она сидела неподвижно. Сосны за окном изошли на нет, и потянулись глухие бетонные заборы с пиками на верхушках. Машина чуть подскочила на железнодорожном переезде.
– И что теперь? – спросила Маша звенящим от злости голосом. – Заново проклинать будете?
– Есть одно предположение, – уклончиво отозвался Миф.
– Какое?
Он не ответил. Свернул с главной трассы влево, потом ещё раз влево. Машина запрыгала по размытой дождями грунтовке.
– Какое? – крикнула Маша, срываясь на высокие ноты.
Вдалеке, в туманном мареве, замаячили низенькие строения, ограды, вихляющая лента дороги. Миф усмехнулся. «Истеричка», – подумал он. Маша готова была поклясться, что он подумал именно так.
– Ну, дело в том, что проклинать могут не только сущности. Что вообще значит – проклинать? Ты слышала? Читала хоть? Я на твоём месте перерыл бы всю библиотеку. Так значит, проклятье – некое недоброе пожелание. Очень сильное. Оно въедается в человека, пожирает его изнутри, как глист. Ясно тебе?
Маша сидела, глядя на дорогу. Из тумана торчали острые пики и крыши, как грибы. Крыш было всего несколько, и все они – маленькие, под какими не поместится и самая захудалая халупа. Потом машина нырнула в ещё один овраг, туман стал ближе, строения приблизились, и Маша увидела кладбище: сторожку, несколько старых склепов вдалеке, кресты, кресты, кресты до горизонта.