Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
Вечером Миф не вернулся, но два раза звонил телефон. Он стоял в прихожей, на тумбе, на кружевной салфетке из пластика. Тут же на стене висело овальное зеркало. Глядя из зеркала в лицо женщине, Маша чуяла, о чём идет беседа. Ей не нужен был смысл. Она и так поняла – всё очень плохо.
Ночью девочка плакала. Женщина неприкаянно бродила по комнатам, то принимаясь перебирать вещи, то всё бросала и садилась. Всю ночь на кухне горел свет.
Когда над городом занялся ржавый рассвет, Маше стало совсем паршиво. Она трижды пробовала выбраться из квартиры, чтобы найти Мифа, но терпела неудачу за неудачей. Ей хотелось взвыть – но не было голоса.
Она снова смотрела из зеркала: женщина стояла на пороге, дёргая молнию на сапогах. Она подняла голову. Маша всё поняла – она собиралась идти к Мифу. Взвыть захотелось ещё сильнее, но она не могла взвыть.
Маша ударила – изнутри по зеркалу, изо всех сил. Побежала паутина трещин. Новый удар – и осколки посыпались на ковёр. В каждом из них Маша видела бледную женщину, которая прижималась спиной к двери и медленно сползала по ней на пол. Летели осколки. Кривился её рот в крике.
Маша выбралась из зеркала и оказалась на кухне. Там были стеклянные дверцы в шкафах. В осколки их все, в мелкое крошево! В мелком крошеве плавал ржавый рассвет.
Боль не уходила, боль оставалась внутри. Маша забилась в угол под вентиляцией и свернулась в комок пыли. Теперь ей не хотелось никого видеть.
– Что с тобой? – Миф не ожидал, что разговор начнётся с этого вопроса. Он ожидал, что объясняться заставят его, но увидел её и не сдержался.
Амина села напротив него, устроив сумку на коленях. В комнате с голыми стенами, было одно единственное окно, но света хватило, чтобы Миф увидел порезы на её лице и руках. Мелкие, но свежие.
– Зеркало разбилось. Это сейчас не самое важное. Скажи лучше, за что тебя сюда. Следователь сказал мне, подозрение в убийстве.
Он поморщился. Как же он устал от этой истории – рассказывать, раз за разом всё больше увязая в подробностях.
– Подозрение в похищении. И то, от своих показаний я откажусь, а ничего больше у них на меня нет, и вряд ли будет. Трупа нет – нет убийства. Тем более что я её не убивал.
Она не знала, что говорить дальше. Потом попросила жалобно:
– Скажи честно.
Горло сжалось судорогой злости.
– Я её не убивал! Если ты мне не веришь, можешь уходить.
Амина сидела перед ним, белая, как стены этой комнаты. Даже зеленоватая.
– Все твои командировки… что мне теперь думать? Ты каждый раз врал мне, что уезжаешь по работе, а сам девчонок возил в старую квартиру, да?
Ещё одна истеричка. Первая шлет тысячи сообщений на выключенный телефон, трётся у колонны, глядя, как его под конвоем ведут в служебную машину, вторая сбегает в непонятном направлении, третья решает утроить сцену ревности в комнате для допросов.
Миф сжал переносицу, поднимая очки выше.
– Прекрати, это ерунда. У меня с ней ничего не было кроме работы.
– Что же это за работа такая, за которую сажают в тюрьму?
У них было мало времени, а за дверью наверняка ждал следователь. Мифа раздражало, что она тратит бесценное время на глупое выяснение отношений. Но она была нужна ему сейчас, как никогда. Ещё несколько дней в камере, и он сойдёт с ума.
Он зарылся пальцами в волосы, закрыл глаза, пережидая бурю.
– Мне нужен адвокат. Пусть добьётся, чтобы меня выпустили под залог, иначе я тут в чём угодно сознаюсь.
– Хорошо, – сказала Амина. Взялась обеими руками за край стола и отодвинулась. Ножки стула проскребли по линолеуму пола. Она словно хотела быть как можно дальше от Мифа. – Я постараюсь.
– Постарайся.
И что всё-таки стало с зеркалом?Амина неопределённо качнула головой.
– Недалеко от дома стройка, там сваи забивают. Такой грохот, что зеркало разбилось. И стёкла из шкафов повылетали.
– Какая стройка в зимой?
Она вздохнула и встала.
Сабрина вернулась в общежитие под вечер и, не раздеваясь, села на кухне.
– Хочешь чаю? Я поставлю, – предложила Ляля.
Они встречали Сабрину вчетвером: Рауль с гитарой на подоконнике, Мартимер и Ник на соседних стульях. Гитарная струна тихонько застонала.
– Не надо мне ничего, – сказала Сабрина, глядя в одну точку. – Они нашли её сумку. Это точно её сумка, я видела. Говорят, её нашли в каком-то болоте за городом.
– Ну и подумаешь! – громко возмутилась Ляля, набирая воду в чайник. Водопроводная труба под мойкой загудела, и Ляля швырнула в неё щепоткой соли с красным кирпичом. – Мало ли что сумка. Пока тела не нашли – ничего не понятно ещё.
– Правда, – сказал Ник, – может быть, Маша сбежала от Мифа и скоро найдётся. Главное, что тела не нашли.
– Может, оно в другом болоте, вы не подумали? – произнесла Сабрина, закрывая руками рот.
– Вот вы чукчи, – сказала Ляля, громко бросая чайник на плиту. – Нельзя так думать, а то они услышат. Они всё слышат.
– Не шумите. – Ник обернулся к двери. – Комендантша ходит по коридорам. Говорят, она сегодня зверствует. Наверное, чем-то недовольна.
* * *
В притихших коридорах загорался свет. Тени прятались по углам. Она шла – удары каблуков разносились от лестницы до лестницы. Она замирала у дверей, и полоски света под ними гасли. Утихали голоса. У одних дверей она стояла несколько секунд, и тогда её обитатели побыстрее ложились спать, у других – десять минут и даже больше. Тогда в комнате останавливались все часы, шли помехами экраны компьютеров.
Она шла дальше – из щели выскочил заблудший таракан, в ужасе метнулся из угла в угол, да так и сдох, не добежав до стены. Она шла – пол вздрагивал. Не дойдя трёх шагов до кухни, она остановилась. Из лестничных пролётов потянуло холодным ветром.
На кухне притихли, мигнула лампа под потолком. Она постояла ещё секунду и пошла на следующий этаж.
* * *
Вечером женщина принесла тонкие коричневые свечки и расставила их по квартире. Две – на кухню, одну на тумбу рядом с телефоном, в комнату девочки – три, потому что там защита нужнее всего, остальные – в зал. Свечи чадили чёрным дымом. Маша наблюдала за рыжими огоньками, тянулась к ним, чтобы погреться.
Напрасно. Она замерзала всё больше. Холодный снег сыпал в окна, но дело было не в снеге. Она была привязана к Мифу, она им питалась. Его не было – и Маша медленно угасала. Скоро она превратилась бы в тот самый комок пыли под вентиляцией. Но теперь уже не на время. Теперь – навсегда.
Сущность третьей категории навсегда стала бы комком пыли.
Маша спряталась в трубах ванной комнаты и заплакала оттуда. Пламя свечей потухло. Сначала – в кухне и комнате девочки, после – под зеркалом. Свечи в зале погасли самыми последними. Женщина зажигала их снова, они испускали едкий дым и гасли.