Маша, прости

– Дай закурить, – ни к кому не обращаясь, хрипло попросил Федор, и от его надорванного, безжизненного треска у присутствующих мороз побежал по коже.

«Машенька, прости нас», – Лерка вытирала слезы.

«Бедный Федька», – Крылов ослабил галстук.

Федор не замечал ни катившихся слез, ни внимательных и беспощадных окон кинокамер. «Почему? Зачем? Лелеял, холил, мечтал, а она умирала… Пил, гулял, менял баб, а она умирала… Рвал землю из-под ног, а она умирала… Вот и тупик ложных желаний…» – он выкурил сигарету в одну затяжку.

Краснов, в ярком свете студийных ламп, словно Зевс на Олимпе, наслаждался замешательством аудитории, а главное, поверженным и сломленным Степановым. Он мог стоять так всю жизнь, но прямой эфир ограничен, и ему еще нужно успеть добить своего врага, а потом, уже сидя в удобном кресле у себя дома, под рюмку водки можно будет перекручивать пленку и смаковать каждый свой жест, каждое слово. «Я гений!» – он мысленно поздравив себя с победой и в звенящей тишине пафосно произнес:

– Но в жизни есть еще место чуду! Маша выжила, и сегодня она здесь!

Открылась дверь, и Федор увидел до боли знакомый силуэт.

– Ма-а-а-ша!!! – животный крик, рвущийся из сердца, поверг всех в состояние нового шока.

Растерянная не меньше других, девушка бросилась ему навстречу и прижалась к груди.

Все остановилось. Были только Он и Она.

Застывшие фигуры, слившиеся воедино, словно высеченные из древнего камня самим создателем. И уже нельзя было отличить, где Он, где Она. Альфа и Омега. Жизнь и Смерть. Вечность… Кто ты? Ты это я…

Первым опомнился Крылов.

– Прекратите снимать! Прекратите, вы люди или кто? – вопрос повис в воздухе. Колька с трудом вытащил их в коридор. Маша и Федор, обхватив друг друга руками, с безумным, застывшим взглядом, отрешенные, не осознающие действительности, походили на инопланетян, по нелепой ошибке попавших на чужую планету. Крылов так и потащил их на улицу, словно сиамских близнецов.

– В резиденцию! – затолкав друзей в машину, коротко бросил он водителю.

Они ехали в полной тишине, Маша мертвой хваткой вцепилась в Федора, словно тот убегал, а Федор, оглушенный и потерянный, обхватил девушку за плечи, как самую дорогую ценность.

Николай снял галстук и, задумавшись, смотрел в окно, размышляя о превратностях судьбы. Машина выскочила за кольцевую дорогу и, немного проехав в ярославском направлении, свернула на проселочную дорогу. Уже через несколько минут появился указатель с названием местности Тарасовка, и водитель, умело ориентируясь в кромешной тьме узких улочек с выбитыми фонарями, подъехал к небольшому кирпичному дому. Про этот дом, который Колька называл «резиденцией», кроме него, водителя и начальника его охраны не знал никто. Это была его берлога, куда он убегал от суеты и наслаждался одиночеством.

Домик был небольшим, сложенным из красного кирпича. Снаружи он производил впечатление довольно скромного одноэтажного строения, расположенного на двенадцати сотках земли, огороженного небольшим забором, с маленьким, запущенным садом. Летом домик утопал в зелени и больше походил на жилье какого-нибудь скромного селянина.

– Прошу! – Колька широко распахнул двери.

Внутри помещение было благоустроено с большим комфортом. Глаз радовал евроремонт, правда, без всяких новомодных выкрутасов: небольшой холл, отделенный от кухни барной стойкой, деревянный пол с подогревом, устланный пушистым белым ковром, мягкие велюровые диваны, пара кресел напротив камина, напольные светильники и большой домашний кинотеатр.

Маша с Федором, не отпуская друг друга ни на минуту, осторожно присели на край дивана.

– Там спальня, ванная, бильярд, – перечислял Крылов, но, окинув взглядом их неестественно прямые спины и напряженный взгляд, запнулся. – Ладно, сами разберетесь, – махнул он рукой. – Здесь вас никто не потревожит, – он прошел на кухню и открыл холодильник. – Продуктов немного, я завтра подвезу, – ему никто не ответил. – Так, с этим что-то нужно делать, – пробормотал он себе под нос и достал початую бутылку коньяка. Прямо из горлышка Крылов сделал пару глотков и, почувствовав, как спадает напряжение и расслабляются мышцы, улыбнулся. – То, что надо! – взяв два широких бокала, он налил щедрую порцию янтарной жидкости.

– Федя, глотни, – он потряс за плечи смотревшую в одну точку фигуру. – Федор вздрогнул и послушно, как робот, осушил бокал.

– А теперь ты, Машенька, – «доктор Крылов» занялся другим «пациентом».

Девушка растерянно помотала головой.

– Только глоточек, – Колька чуть ли не силой заставил ее выпить. Маша закашлялась и отстранила от себя «лекарство». – До конца, – настаивал «доктор».

Маша подчинилась, и Крылов с удовлетворением отметил, как глубоко задышала девушка, ее щеки покрылись багровым румянцем, а складки у губ распрямились, она свободно опустила плечи и откинулась на спинку дивана. Взгляд стал осмысленным, и она с нескрываемым удивлением посмотрела на хозяина дома, словно гадая, откуда он здесь взялся.

– Ну, слава богу! Наконец меня заметили! – попытался пошутить он, но остался не понят и, тяжело вздохнув, обратился к Федору: – Иди, закрой дверь, – тот послушно встал и, опустив голову, отправился вслед за другом.

Вернувшись, он подошел к Маше и, опустившись на колени, уткнулся ей в ноги. Она вздрогнула, тихонько и неуверенно погладила его. Федор поднял голову, и бездонный океан глаз поглотил друг друга. Эмоции вихрем, словно буря, вернули их в тот первый день единения: рваные движения непослушных рук, горячее, порывистое дыхание. Они отдались на волю желаний. Жизнь внезапно вспыхнула ослепительным фейерверком страсти, унося их к звездам. Кто ты? Ты это я…

Катя сидела в кресле, обхватив колени руками и монотонно раскачиваясь из стороны в сторону. Телевизионный экран светился яркой рекламной заставкой, а у нее перед глазами застыл взгляд мужа – потерянный и необыкновенно счастливый.

– Катюша, это не правда, – первой в себя пришла свекровь. – Это очередная выходка продюсеров, ну ты же знаешь, – она не могла заставить себя посмотреть на невестку. «Слава богу, что дома нет детей».

«Лучше бы я умерла», – Катя закрыла глаза, чувствуя, как давит на сердце ледяная рука отчаянья. Краски мира поблекли, голос свекрови, заглушенный биением сердца, зазвучал глухо и искаженно. Она чувствовала себя так, словно ее только что переехал автомобиль. Грузовик. С прицепом. И с подбитыми железом шинами.

Ей хотелось кричать, но слова застыли, наполняя душу невыносимыми мучениями.

– Катюша, милая моя, – Нина Сергеевна справилась с приступом паники и бросилась к невестке. – Я никому ни дам тебя в обиду. Ты моя… Ты наша… Ты самая любимая, – шептала она, прижимая к себе Катю.

Невестка всхлипнула и попыталась вырваться, но Нина Сергеевна продолжала крепко держать ее и тогда, как будто прорвалась плотина, Катя заплакала. Навзрыд. Отпуская того, кого любила больше всего на свете.