Машенька и опер Медведев

– Соседи с балкона фейерверки запускают. Пьяные. Перила подожгли...

– Оо...
– недовольно стонут все.
– Началось!

Мужики надевают куртки. Айдаров поднимает глаза на монитор. Там - сто процентов.

– Машенька, нажми "завершить".

Машенька, зависнув на пару секунд решительно жмёт на "ресет".

– Эй! Эй!!!
– только успевает останавливающе взмахнуть рукой Айдаров.

Компьютер, мигнув экраном начинает перезагружаться.

– "Процесс завершить", Маш!
– взрывается он.
– Процесс!!

– Ой...
– хлопает она испуганно глазами.

– А я думала работу... завершить.

– Черт! Заново теперь устанавливать!

– Простите...
– покаянно опускает взгляд. Встает со стула, освобождая его Айдарову.

– Кто её на вокзале забрал?
– злиться тот.
– Ты, Крольков? Дай тебе хоть всеку... А то об Медведева руку сломаю. Медведев! Убери ее с глаз моих, пока по заднице не дал ей.

– Так, Мария... Поехали, - киваю на выход.

Разделять такую интимную фантазию, как "по заднице" этой катастрофе я не готов даже с Айдаровым. Это моё!

Глава 5 - Медведи тоже люди

На заснеженной дороге несколько аварий. И времени на дорогу мы тратим чуть больше, чем я планировал. Бросая машину на остановке у вокзала, мы торопимся к поезду. Мне хочется на прощание еще пообщаться с Марьей. Немного подразнить её и полюбоваться на горящие щёчки. Но, как назло, в это время самый шквал звонков с поздравлениями. И не ответить я не могу. Потому что - родители, армейские друзья и... Регина, в конце концов. Беспрерывно общаясь по телефону, я веду Машу за руку по вокзалу.

В груди нарастает неприятное, тоскливое чувство. Но я упрямо отметаю его из-за неуместности, пытаясь поймать праздничную волну. Ее согревшаяся маленькая ладошка очень уютно спряталась в моей огромной. Волосы развиваются, она едва поспевает за моим быстрым шагом. Шапочку забыла в участке? Балбеска...

На вокзале все обвешано дождиком, серпантином и мишурой. Людей мало... Из динамика объявляют какой-то поезд. Человеческий поток идет вниз, в переход.

Регина психует...

– Миш, ты скоро? Почти одиннадцать уже!

– Платформа, путь...
– закрывая телефон ладонью, шёпотом подсказываю я Маше.
– Посмотри.

Она оглядывается в поисках табло.

– Минут через сорок, - отвечаю уже в трубку.

– Мне скучно, Миш!
– капризничает Регина.

– Я очень спешу, правда. Осталось последнее дело, - вздыхаю я.

Мой энтузиазм по поводу новогоднего "волшебства" становится все меньше и меньше. Мы спускаемся с Машей в подземный переход. Скидываю очередной вызов.

– Куда?

– Ммм... Второй путь, третья... ой! Третий путь, вторая платформа! Да.

Ориентируясь по указателям мы сворачиваем налево, отделяясь от основной массы людей. Поднимаемся по лестнице, открываю ей дверь, и мы выходим на платформу к поезду.

Вход в пятый вагон прямо у дверей в подземный переход.

– Ну вот...

Я подвожу её к проводнице. Достаю своё удостоверение.

– Здравствуйте... девочка у меня без паспорта. Возьмёте до конечной?

Достаю сложенную пополам купюру, незаметно вкладывая в руку проводнице.

– Возьмём...
– коротко улыбается она.

Разворачиваюсь к Маше.

– Всё...
– пожимаю плечами, пытаясь улыбнуться.
– Давай прощаться.

– Спасибо, - неожиданно обнимает меня за пояс, прижимаясь лицом к груди.
– Медведи, оказывается, тоже люди.

И становится отчего-то еще тяжелей и хреновей. Обнимаю её за плечи, прижимая к себе. В груди творится какая-то неведомая хрень. Подхватывая за талию, я ставлю её бетонный приступок. Наши лица оказываются на одном уровне. Ее руки несмело ложатся на мои плечи.

– Ничего больше не теряй, договорились? И сама не теряйся. В Воронеже Медведей не водится.

– Постараюсь, - улыбается.

Белоснежные зубки сверкают в свете фонарей. Редкие снежинки падают на ее горящее лицо. Тают. Стираю пальцем пару капелек. Мне хочется разрядить болезненную и тоскливую атмосферу шутками. Но ничего не навевает.

– С наступающим, Миш...
– тоже стирает тёплым пальчиком мокрое ощущение от снежинки с моего лица.

– И тебя...

Неконтролируемо меня тянет ближе. И через мгновение, черт знает каким образом, наши носы соприкасаются. Мотор оглушающе грохочет в груди. И мне кажется, я тоже сейчас растаю от прикосновения к ее коже и растекусь тут лужей по платформе.

Инстинкты оглушают и требуют от меня взять то, что мне сейчас так хочется. Наши губы касаются... Но я не решаюсь поцеловать. Потому что... она такая... юная совсем, так мягко, нежно пахнет... сладко... клубничной глазурью от пончиков... и её губы неуверенно подрагивают на моих. Она не целует первой. И я не решаюсь.

– Маш...
– прижимаю её за затылок, вспыхивая до слепоты от того, как мои губы касаются её, когда двигаются.

Расстегиваю второй рукой куртку, ныряю пальцами в нагрудный карман. Достаю визитку. Вкладываю ей в руку.

– Что это?
– шепчет она, не пытаясь отстраниться.

Ее губы тоже скользят по моим при каждом движении. Обжигающее дыхание смешивается, наполняет негой и кружит голову. Это такие нереальные ощущения, что я готов читать ей "Войну и мир", сутками напролёт, вот так вот - губы в губы... А когда закончится "Война и мир", Уголовный кодекс и трехтомник по психологии маньяков.

Сглатываю ком в горле.

– Там телефон мой... Приедешь, отзвонись. Ты же такая катастрофа... Я буду волноваться.

Вот сейчас, Медведь, целуй! Если хочешь поцеловать - целуй. Последний шанс!

Где-то фоном объявляют отправление поезда до Воронежа. И прибытие какого-то еще... Всё!

Отстраняюсь, не глядя ей в глаза беру за руку и веду к вагону. Грудную клетку сводит судорогой, как будто не случайную девчонку до Воронежа провожаю, а свою и навсегда. Совсем уже крыша течет...

Хорошо, что не поцеловал. Как потом отпускать-то?

Маша молча вытягивает руку. Опережая её, к проводнице подлетает опаздывающая, запыхавшаяся от быстрого бега парочка.