Машина мышления. Заставь себя думать

То есть я не думаю об этом как о каком-то гипотетическом будущем. Да, я теоретически понимаю, что это будет в будущем, но я понимаю это имплицитно — как бы подспудно, то есть не осознавая это специально.

Чтобы осознать тот факт, что я не просто думаю-брожу-блуждаю по лабиринтам своей «матрицы», а думаю о «будущем», мне надо выйти из своего «блуждания» и сказать себе: «Ты понимаешь, что это только фантазии? Что этого ещё нет? Что это будет (или не будет) когда-то потом?»

Ну и, будучи в здравом рассудке, я, конечно, соглашусь с этим. Но тем самым, думая «о будущем», я не буду думать будущее как таковое. Я лишь рационально сообщу себе о том, что то, что я думал, произойдёт (может, должно произойти) в некоем историческом, календарном будущем.

И эта рационализация будет сделана уже с помощью центральной исполнительной сети — то есть всё той же лобно-теменной петли, но более латеральной её (или внешней), так скажем, части.

Лишь переживая эффект «сюрприза», я оказываюсь выброшен из состояния «блуждания», из бесконечного чередования своих автоматизмов.

Поскольку «сюрприз» — это своего рода паралич, коллапс «предиктивного кодирования», поскольку это всегда аффект, обусловленный нарушением «динамического стереотипа», по И. П. Павлову, в работу включается сеть выявления значимости.

Я сижу в машине, жму на кнопку «Пуск», и ничего не происходит. Меня пугает не то, что что-то случилось с машиной (я ещё не успеваю осознать это), я испугался потому, что я столкнулся с неизвестным, что и стрессует мой инстинкт самосохранения.

О какой бы мелочи ни шла речь, если я сталкиваюсь с неизвестным, подкорка даст о себе знать активностью миндалин так, словно речь идёт о жизни и смерти. Дальше вопрос лишь в том, насколько быстро я смогу её утихомирить, осмотревшись, так сказать, по сторонам.

Итак, я могу оказываться «здесь и сейчас» двумя разными способами:

1) за счёт рационализации (в психологии ещё используется понятие «метапознания» — то есть осознание собственных психических процессов), и за этот эффект, как мы видели, отвечает центральная исполнительная сеть,

2) за счёт «сюрприза» — стресса, вызванного нарушением динамического стереотипа, можно сказать — системы взаимосвязанных динамических стереотипов (автоматизмов).

Есть ещё третий способ, но он для современного человека может быть только искусственным, специально наведённым: я имею в виду то медитативное состояние, которое основано на перцептивных практиках — концентрации на световых и цветовых пятнах, тишине, нарушаемой сторонними звуками, ощущении того, как тело соприкасается с какими-то предметами материального мира^[48], а также, например, дыхательных техниках.

Итак, мы, как правило, находимся в состоянии «блуждания» или реализуем какие-то более-менее рациональные автоматизмы. И всё это «матрица», где «прошлое» и «будущее» — лишь мысли о нём, а не оно само («самое само», как сказал бы Алексей Фёдорович Лосев).

Время от времени выходим из этого внутреннего блуждания, из накатанной колеи своих автоматизмов благодаря «сюрпризам», которых в нашей жизни великое множество, хотя большинство из них вовсе не так «драматичны», как не заводящаяся машина.

Незначительные «сюрпризики» настигают нас постоянно — сахар в сахарнице закончился, зубная паста упала со щётки в раковину, человек какой-то в транспорте или в магазине повёл себя нетактично.

Впрочем, как правило, такие «сюрпризики» служат нам лишь для переключения с одного автоматизма (динамического стереотипа) на другой, это происходит с едва заметным вовлечением сознания.

Плюс мы ещё можем рассуждать о каких-то событиях «прошлого» или «будущего».

Так, например, мы вспоминаем что-то (как правило, для кого-то, в чьём-то присутствии) — мол, помнишь, было время, когда мы с тобой… Или рисуем (опять-таки для кого-то) образы некоего будущего — мол, вот будешь разводиться, узнаешь, что это такое…

Здесь и в самым деле оказывается важным наличие собеседника — человека, который самим фактом своего присутствия как бы вынимает нас из дефолт-системы мозга, заставляя концентрироваться на нём и нашем взаимодействии с ним.

Коммуникация озадачивает нас (сеть выявления значимости), заставляет рационализировать какие-то свои ощущения или представления (центральная исполнительная сеть).

И всё это происходит, в принципе, в настоящем моменте: мы именно здесь и сейчас решаем какую-то социальную или ситуативную задачу — например, мотивируя нашего собеседника на что-либо или просто поддерживая с ним необходимый социальный контакт.

Так что данное поведение тоже сложно назвать переживанием прошлого или будущего.

Да, мы обращаемся к своему «прошлому», возможно, с тем, чтобы нарисовать какой-то образ «будущего», а может быть — просто опираемся на свои «опыты прошлого», выстраивая их в логику своего повествования.

Впрочем, даже если тут и есть какое-то «будущее», то оно вполне вписывается в феноменологию, так скажем, «памяти на будущее». Это не переживание будущего или прошлого как таковых.

Действительное переживание прошлого, думаю, всем вам хорошо известно, и для этого в языке есть точное слово — «ностальгия».

К сожалению, оно относится лишь к положительным или более-менее положительным событиям, а для негативных событий такого слова нет (если не считать клинический термин «флешбэк»^[49]).

Это может объясняться тем фактом, что наш мозг по-разному относится к положительным воспоминаниям, которые он пытается сохранять, и негативным воспоминаниям, которые он, напротив, склонен вытеснять, а точнее — просто забывать или по крайней мере делать менее яркими, чтобы снизить их болезненность для нас («время всё лечит»).

Большинству людей трудно представить себе, что такое флешбэк, но вот ностальгию все мы испытывали — то особенное чувство нахлынувших воспоминаний, когда, например, вы оказываетесь в местах, где провели своё детство (родительский дом, школа, аудитория в вузе и т. д.).

На нейрофизиологическом уровне ностальгия — это состояние чистой гиперфронтальности, отсюда этот эффект чего-то «нахлынувшего»: прошлое из «заднего мозга» проецируется, не встречая никакого сопротивления, в «передний мозг».

Вот какую красивую, как мне представляется, гипотезу, описывающую этот процесс, формулирует Элхонон Голдберг:

«Стабильная сеть, соединённая синапсами и отображающая определённые знания в долгосрочной памяти, активируется в задней ассоциативной коре, временно "копируется"… и воспроизводится в сетевой динамической системе связей лобных долей.

Механизм этого процесса ещё до конца не расшифрован. Мы будем называть его лобным резонансом, а гипотетическую недолговечную копию — лобным фантомом»85.