Машина различий

А отец, он ходил по всем лавочникам на Чатуин-роуд и собирал ошметки мяса. Кости, значит, бараньи кости и все такое, горох, бобы, лежалую морковь и репу и... ему обещали еще овсяную муку, и пекарь отдавал ему черствый хлеб... У отца был большой железный котел, он там раньше готовил для лошадей, и вот он вычистил его, и они там варили суп, в большом котле для лошадей. Я помню, как приходили совсем бедные, они приходили два раза в неделю, это той зимой. Им приходилось приносить с собой собственные миски. Вот такие они были все голодные, до радикалов.

А ты, Эдди, ты слышал когда об ирландском голоде в сороковых? Да нет, где тебе. Картошка тогда не уродилась два года подряд, три, и ирландцам, им было совсем худо. Но радикалы, они такого терпеть не ста л и, он и устроили чрезвычайное положение и мобилизовали нацию.

Лорд Байрон произнес прекрасную речь, она была во всех газетах... Я записался на один из спасательных кораблей, они отходили из Бристоля. С утра до вечера, да и ночью тоже, мы грузили кранами здоровые ящики по лондонским накладным, а поезда приходили и днем и ночью со всей Англии, и все с едой. “Благослови Господь лорда Бэббиджа!” – кричали нам ирландцы и плакали. “Да здравствует Англия и радикальные лорды!” У них долгая память, у ирландцев, они никогда не забывают добра [152].

ДЖОН КИТС НА ХАФ-МУН-СТРИТ

Слуга провел меня в кабинет мистера Олифанта. Мистер Олифант сердечно меня приветствовал, особо отметив прошлое мое сотрудничество с доктором Мэллори. Я сказал мистеру Олифанту, что имел удовольствие сопровождать триумфальную лекцию доктора Мэллори о бронтозаврусе весьма совершенной кинотропической программой. В “Докладах Общества парового интеллекта” был напечатан крайне лестный отзыв о моих достижениях, и я предложил мистеру Олифанту упомянутый номер журнала. Мистер Олифант просмотрел статью, однако в своем понимании тонкостей клакерства он находится на уровне среднего любителя – судя по тому, что единственной его реакцией было вежливое удивление.

Тогда я сообщил мистеру Олифанту, что именно доктор Мэллори направил меня к его порогу. В одной из частных бесед великий ученый счел уместным рассказать мне о смелом предложении мистера Олифанта – использовать машины полиции для научного изучения скрытых структур, лежащих в основе передвижений и занятий жителей нашей столицы. Мое восхищение этой смелой идеей привело меня к мистеру Олифанту, и я изъявил желание и готовность принять участие в осуществлении его замысла.

Тут он прервал меня весьма взволнованным образом. “Все мы исчислены, – заявил он, – каждый из нас. Исчислены всевидящим оком; и наши минуты исчислены тоже, и каждый волос на головах наших. И кто как не сам Господь промыслил, чтобы вычислительные мощности машины были применены к этой великой общности, к потокам уличного движения, к торговле, к приливам и отливам людских толп – к бесконечно делимой текстуре Его творения”.

Я ждал, что за этими необычайными рассуждениями последуют какие-нибудь практические выводы, но мистер Олифант внезапно погрузился в глубокую задумчивость.

Тогда я разъяснил ему, избегая по возможности специальных терминов, почему природа человеческого глаза неизбежно требует от кинотропии как необычайной скорости, так и необычайной сложности. По этой причине, заключил я, мы, кинотрописты, находимся в ряду самых сведущих программистов Британии, и практически все достижения в сжатии данных берут свое начало в кинотропических приложениях.

Тут он снова меня прервал, спросив, действительно ли я произнес слова “сжатие данных” и знаком ли я с понятием “алгоритмическое сжатие”? Я заверил его, что знаком.

Тогда он встал и, подойдя к стоявшему поблизости бюро, достал нечто вроде деревянного ящика, используемого для транспортировки научных приборов, причем мне сразу же бросились в глаза кусочки белого гипса, прилипшие кое-где к этому ящику. Не мог бы я, спросил мистер Олифант, скопировать находящиеся здесь перфокарты и затем разобраться, что они такое значат? Он особо подчеркнул, что мои исследования должны иметь сугубо конфиденциальный характер.

Он понятия не имел об их потрясающем значении, ни малейшего представления.

Джон Китс, цитируется по интервью, данному Г. С. Лайвуду для “Докладов Общества парового интеллекта”, май 1857 г.

ГРАН-ПАНМЕЛОДИУМ ПОЛЬКА

Ах, весь мир с ума сойти рискует, Тощий, толстый, робкий и нахал – Все твердят, без устали танцуя: Наша чудо-полька выше всех похвал!

Одну ножку выше поднимаем, Балансируем на носке другой, Каблучками ритм звонко отбиваем – В вихре чудо-польки мчит весь шар земной.

Вальсы и кадрили всем нам надоели, Запись не сравнится с музыкой живой. Даже трубочисты, позабыв о деле, Пляшут чудо-польку майскую порой.

Девичьи глаза как звездочки сияют, Губки так и просят их поцеловать. Но красавица того лишь замечает, Кто умеет чудо-польку танцевать.

И ученый слышит: музыка играет, – Вмиг бросает книги, душный кабинет И со всеми вместе дружно восклицает: “Лучше чудо-польки не было и нет!”

Так мы и танцуем, юбки вверх взлетают, Стук подковок медных – раз, и два, и три. И на тех парней лишь взгляды мы бросаем, Кто танцует чудо-польку до зари. [153]

СПЛЕТНИ

С грустью и удивлением узнали мы о недавнем отплытии на борту пироскафа “Грейт Истерн” всеми любимого и разносторонне талантливого мистера Лоренса Олифанта – писателя, журналиста, дипломата, географа и друга королевской семьи – в Америку. Как заявил нам мистер Олифант, он намерен поселиться в так называемом Сусквеганнском фаланстере, основанном господами Кольриджем и Вордсвортом, чтобы жить, равняясь на утопические доктрины, милые сердцу этих достойных изгнанников!

“Городские вести” от 12 сентября 1860 г.

ЛОНДОНСКАЯ АФИША, 1866

ТЕАТР “ГАРРИК”,

Уайтчепел, перестроенный и обновленный,

под руководством Дж. Дж. Тобиаса, эсквайра,

впервые представляет

ВЕЧЕРА

СОВРЕМЕННОЙ КИНОТРОПИЧЕСКОЙ ДРАМЫ Понедельник, 13 ноября, и далее всю неделю.

ПЕРВОЙ будет представлена (ВПЕРВЫЕ) совершенно новая национальная, лондонская, типическая, столичная, мелодраматическая/кинотропическая современная драма в пяти актах, в истинном свете выставляющая современную жизнь и нравы в их бесчисленных небывалых и интересных проявлениях, под названием

ПЕРЕКРЕСТКИ ЖИЗНИ

или ЛОНДОНСКИЕ КЛАКЕРЫ

В основу драмы легла знаменитая пьеса “Сыны Вокансона”, захватившая в настоящее время внимание всей Франции, переработанная применительно к обстоятельствам и реалиям настоящего момента.

С кинотропическим оформлением мистера Дж. Дж. ТОБИАСА и ассистентов

В музыкальном сопровождении нового блестящего попурри-оркестра под управлением мистера Монтгомери

Режиссура мистера С. Дж. Смита