Машина (сборник)

Шок шоком, а в одну минуту лишиться автомашины, одежды и всего, что было на руках и даже ногах, – это не для слабонервных.

Первыми пришли в себя женщины. Дружно взвизгнув, они бросились бежать в разные стороны и исчезли в тумане.

Мы, мужчины, сидели на камнях, прикрывая свои прелести. Водитель, поняв, что руля все же лишился, встал на колени и стал молиться своему богу.

Наконец и я стал шевелиться. Хотя, надо сказать, ощущение в этот момент было не из приятных и двигаться особого желания не было. Но чувство стыдливости перед беспечно чирикающим воробьем, почему-то оставшимся в перьях, заставило меня подняться со своего насиженного места.

Я выпрямился.

Медленно.

Неуверенно.

Туман мягко обнял меня.

Было ощущение, что меня как бы одели, хотя я оставался голым.

Немного пообвыкнув в новом качестве, я вначале тихо, а затем все сильнее и сильнее, голосом молодого петушка, стал звать свою подругу.

– Лиза! Лизок! Где ты?!

– Я здесь! Иди ко мне!

– Иду!

Так, перекликаясь, мы стали сближаться. Наконец я увидел мою Лизу. Она, найдя какой-то валун, скрючилась за ним, стараясь спрятаться от кого-то или от чего-то.

Увидев меня, она вскочила и вцепилась в меня, намертво обвив мое тело руками и ногами.

– Что, что это такое? Где моя сумочка, браслеты, клипсы?

Я, не ожидая такого напора от моей испуганной девочки, закрутился волчком, пытаясь оторвать ее от себя, при этом почему-то старался оправдываться.

– Я не знаю. Я тут ни при чем. У меня тоже куда-то пропали очки и трубка.

Наконец я обнял ее, всю дрожавшую, и успокоил.

Успокоившись и тесно прижавшись друг к другу, мы с Лизком стали удивленно обозревать и ощущать окружавший нас новый мир.

Наконец мы, пообвыкнув, стали осторожно двигаться.

Как нам казалось, прямо. Но туман, куда ни смотри, везде был одинаков: одного цвета, света и запаха.

Под ногами чувствовался твердый грунт, припорошенный песком. Дорога была ровная, но иногда попадались и камни разных размеров. И туман, когда смотришь прямо, как бы становился более прозрачным. А может, это просто казалось. А может, и было на самом деле так.

В общем, туман есть туман. Дело туманное.

Так мы осторожно шли куда-то. Вернее, не шли, а двигались. А двигаться было не совсем удобно. Так как, несмотря на то что туман вроде как бы заменил нам одежду и скрыл то, что было ниже пояса у меня и ниже плеч у моей уставшей подруги, мы с ней дружно закрывали места на нашем теле, которые так неожиданно обнажились. Поэтому наши руки мало помогали нам балансировать при попадании очередного камня на нашем пути.

Падение в тумане в голом виде на жесткую поверхность, слегка посыпанную песочком, не очень-то приятно, особенно с судорожно вцепившейся в твой локоть женщиной, причем, по какому-то новому закону большого человеческого бутерброда, Лизок все время падала на меня, а не я на нее.

Шли мы долго.

По дороге встретили нашу переводчицу-гречанку, которая, стыдливо поколебавшись, присоединилась к нашей «туристическо-исследовательской» группе.

Нашим вторым неожиданным приобретением стал воробей. Мы его сразу узнали. Он выскочил откуда-то из тумана, весело запрыгал на нашем пути, а затем взлетел, сел на мое плечо и почему-то клюнул меня в ухо.

Но я его не прогнал. Я был ему рад и даже очень.

Так мы, уже вчетвером, двигались вперед. А может, назад.

Главное, что через несколько минут все мы как-то разом наткнулись на голого волосатого мужчину с тощим задом, который низко кому-то кланялся.

Это был не кто иной, как оставшийся без работы водитель. Очевидно, он как начал молиться от моего ухода, так и продолжал это святое дело не останавливаясь.

Обогнув его, мы двинулись дальше.

Все стали привыкать к туману.

Он не раздражал ни тело, ни глаза, ни легкие.

Он был какой-то нейтральный.

Я пытался подпрыгнуть – посмотреть, насколько высоко туман простирается. Похоже, он простирался высоко, а мои брумельские успехи ничего не прояснили.

Женщины восхищенно смотрели на мою прыгающую туманную фигуру.

Только воробей не выразил своего восторга, а сердито почирикал и куда-то улетел.

Я посмотрел ему вслед и, выкинув руку, сказал:

– Туда!

И мы опять пошли в тумане.

Женщины уже осмелели и шли впереди меня, о чем-то перешептываясь.

Я плелся за ними.

Женщины в тумане – это, я вам скажу, что-то интересное. Их фигуры загадочно плыли в молочном воздухе.

Я решил подуть. Мне подумалось, может, развею туман и мне будут яснее видны прелести женских тел.

Подул.

Безрезультатно.

Подул сильнее.

Опять зря.

Помахал рукой – туман как будто был безмолекулярный. Размыкался и тут же смыкался за моей рукой. Желаемого результата я так и не добился, но женщины обернулись.

Я тут же стал рассматривать пальцы на своей руке. Повертел ими для убедительности у своего носа и махнул рукой:

– Вперед!

Мы шли долго.

И опять наткнулись на тощий волосатый зад отставного водителя.

Я опешил.

Опешили и мои спутницы. Казалось, что опешил и воробей, прилетевший свидетельствовать позор моего сусанинского похода.

«Неужели этот араб все время полз на коленях впереди нас? – мысленно предположил я. – Или мы заблудились…» – хотел развить я еще одну версию нашихблужданий.

Но тут заплакала гречанка.

Она опустилась на землю и зарыдала с причитаниями на непонятном языке. Наверное, это был греческий.

И хотя я не понимал ее слов, мне сделалось стыдно. Ведь это я вывел таких милых женщин на такой невзрачный зад нашего молящегося араба.

Мои мысли лихорадочно заработали. Как же все-таки выбраться из тумана? Хоть бы звезда над головой или какой-нибудь ориентир, а то сплошь туман, один туман.

– Ориентир, ориентир, нужен ориентир! – шептал я сам себе.

Но кругом, кроме моей Лизы, плачущей гречанки, зада водителей да порхающего воробья, – только туман, а ориентиров нет.

– А почему нет?

Меня как молнией поразило.

Я быстро превратил двух обнаженных женщин и вялого водителя в ориентирные столбы.

Провести прямую линию через три столба несложно.

Итак, меняя поочередно последнего на первого, мы стали медленно, но верно продвигаться вперед.

Сколько времени прошло, я не знаю. Да и никто из нас не знал.

Но вдруг, в очередной раз переставляя гречанку с послед него места на первое, – полагал, что мое непосредственное участие в этом было необходимо, так как девушки могли споткнуться или встать не туда, хотя на араба это правило не распространялось.