Маска (И)

— Вот и хорошо, — кивнул Тсуна. — А теперь давайте расходиться, ваши раны еще слишком свежи для активного времяпрепровождения, — парни дружно вздохнули и стали стягиваться к выходу. Они были хорошо знакомы с гипер-заботой своего босса, поэтому даже не пытались с ним спорить. — Гокудера-кун, пока ты поживешь у Ямамото-куна, хорошо? — Хаято кивнул, соглашаясь. Компания бейсболиста оказалось не такой ужасной, как он боялся. К тому же здесь делают прекрасные суши и за небольшую помощь в ресторане ими очень щедро угощают. — Мукуро, я пойду с тобой. Хочу поговорить с твоими друзьями, — уже на улице сказал Тсуна иллюзионисту, которого сопровождали до его временного дома Реехей и Хибари. Они вызвались присматривать за парнем, когда он находился вне стен дома. Их сила и скорость позволили бы им в случае чего схватить Мукуро и, если понадобиться, обезвредить. Сам же иллюзионист фыркал на такую компанию и закатывал глаза, однако не отказывался от нее. — Просто дай им время. Уверен, вы подружитесь, — шепнул ему на ухо Тсуна и пошел вперед, в то время как сам Мукуро застыл посередине дороги, задумчиво глядя в спину шатена.

«Он так ярко сияет… Неудивительно, что он смог победить меня», — думал иллюзионист. — «У этого парня есть все шансы перевоспитать меня. Остается только один вопрос: сопротивляться или сдаться?..»

========== Часть 2. Глава 12. Решения ==========

Pov Мукуро.

Сколько себя помню, я был подопытным у собственной Семьи. Я и остальные дети жили в маленькой комнатке с минимальными удобствами и витающим внутри запахом смерти. Каждый день кто-то из взрослых приходил и забирал одного из нас. Иногда дети возвращались, тогда они были измученными, обвитыми бинтами, заплаканными и очень напуганными. Чаще всего они умирали через несколько дней в той же комнате, где мы жили. У нас на руках. А иногда дети не возвращались… Тогда каждый из нас трясся от страха, надеясь, что следующим будет не он.

Из нашей банды первым забрали Кена. Его не было несколько дней, и мы уже решили, что он не вернется. Но однажды дверь открылась, и в комнату грубо швырнули мальчишку. Сначала мы даже не поняли, что это Кен. Из-за многочисленных бинтов, скрывающих все его тело и изменившегося почти до неузнаваемости лица. У него были какие-то звериные черты, и первое, что мы от него услышали, было животным рыком.

Очень долго он вел себя как зверь. Рычал на нас и забивался в угол, пытался укусить или оцарапать когтями. Но со временем он стал возвращать себе человеческие черты. Наблюдая за нами, за нашим редким общением и действиями, он потихоньку стал вспоминать, что он тоже человек. Потребовалось еще немало времени после нашего побега, чтобы научить его нормально разговаривать, ходить на двух ногах, а не на четырех, не рычать, и не обнюхивать новых людей.

Вторым забрали Чикусу. Сейчас сложно в это поверить, но раньше он был веселым парнем, насколько это вообще было возможно в наших условиях. Он был оптимистом, говорил, что однажды нас спасут и мы заживем счастливой жизнью. Он больше всех заботился о Кене, когда тот не понимал ничего и действовал на инстинктах. Именно его первым принял в свою стаю мальчик-зверь и доверился.

Дети, хоть почти и не общающиеся между собой, были невероятно сплочены. Они пытались всеми силами выходить очередного вернувшегося или хотя бы облегчить его страдания перед смертью. Чикуса был одним из главных, он всегда старался ради других и помогал всем, кому только мог. Однако пришел день, и его забрали. Дети со слезами проводили его до дверей, где он, обернувшись, улыбнулся. Это была его последняя улыбка…

В отличие от других детей я не отсвечивался, но это вовсе не значит, что я не страдал. За каждого уходящего у меня болела душа, я мечтал спасти всех, помочь им, освободить из этого ада, но с уходом Чикусы надежда таяла. Вечно веселый парень ушел, а мы в растерянности остались в комнате и тихо молились, чтобы он вернулся. В моей душе постепенно скапливались страх и злость, которые другие дети выплакивали изо дня в день. Что-то черное поселилось внутри меня и ждало своего часа, чтобы вырваться на свободу.

Чикуса вернулся. Точнее это был не он, а его тело. Пустая оболочка. Не было больше улыбок, выдуманных историй о внешнем мире, мечтаний о счастье. Он стал тенью, и нам никак не удавалось его расшевелить. Кен жалобно скулил и терся о его ноги, но мальчик никак не реагировал, лишь скользил безразличным взглядом по комнате и молчал. Тьма внутри меня разрасталась. Я злился и хотел убить всех взрослых. Я возжелал уничтожить мафию.

Словно насмехаясь надо мной, детей стали забирать чаще, и больше никто не возвращался. Очень скоро мы поняли, что каждый следующий идет на смерть. Кен и Чикуса были все еще невменяемы, а из детей остались только я и еще одна девочка. Сейчас я уже и не вспомню ее имени, но она была очень сильной. Не телом, но душой. Она стойко приняла, что забирают ее, и на прощание, улыбнувшись, шепнула мне: «Будь сильным. Я верю, ты сможешь вытащить Кена и Чикусу».

Больше я ее не видел, а через несколько дней пришли за мной. Я не плакал, не кричал, не сопротивлялся, но по какой-то неведомой мне причине, наверное, на инстинктах стал скапливать всю злость и ненависть внутри себя. Тьма поглощала меня изнутри, и только она помогла мне выжить. Было больно, я кричал и извивался под какими-то приборами, а потом все стихло.

Внезапно я почувствовал силу, в руке появился наконечник трезубца, и во все стороны полыхнуло пламя. Дезориентированные взрослые не сразу поняли, что происходит, а уже через четверть часа мертвыми лежали в лужах собственной крови. Но на этом я не остановился, я убивал каждого, кого встречал на пути. Я шел исполнить последнюю просьбу той девочки — освободить Кена и Чикусу, единственных выживших после этих бесчеловечных экспериментов. За мной тянулась дорога из трупов, а все мое тело было в крови поверженных врагов. Именно в таком виде я предстал перед последними детьми этой Семьи.

— Ку-фу-фу, вы со мной? — сказал я, протягивая руку. Кен недоверчиво понюхал ее и, оскалившись, довольно рыкнул. Тогда он был больше зверем, чем человеком. Чикуса же посмотрел в мои глаза долгим, изучающим взглядом, так непохожим на свой прежний, и ухватился за мою руку.

Перепрыгивая через трупы, мы отправились к свободе. Солнце, чистый воздух, не пропитанный медикаментами и смертью, сделал нас невероятно счастливыми. Мы бежали от проклятого здания и смеялись, ведь мы были свободны! Трава приятно щекотала ноги, речушка, в которой мы отмывались от крови, дарила прохладу и восстанавливала силы. Кен фыркал и радостно плескался, точно маленький щенок. Чикуса с едва заметной искрой в глазах, тщательно отмывшись, помогал мельчику-зверьку.

Я же просто наслаждался. Мы столько лет жили в страхе, в заточении, а теперь мы можем делать, что хотим. Это было несравненное чувство. Я будто опьянел, настолько был счастлив. И, наблюдая за безрезультатными попытками Чикусы вымыть Кена, не мог сдержать улыбку. Они были похожи на братьев. Будто сроднились душой, и это не возможно было не заметить.

Однако уже через несколько месяцев наше счастье закончилось. Подслушанный у города разговор заставил нас сорваться с места и пуститься в бега. За нами шли Виндиче. Мы прятались, как могли, учились сражаться и использовать новые силы, последний подарок нашей жуткой Семьи. Кен, оказалось, мог принимать звериную форму. Чикуса метал предметы с невообразимой точностью. А я создавал иллюзии.

Мы научились красть деньги и еду, убегать, предчувствуя опасность, драться. Целый год мы, не иначе как чудом, ускользали от стражей, пока однажды нас не принял в Семью какой-то мафиози. Он создал нам оружие и помог разобраться в наших силах. Его Семья тепло отнеслась к нашему появлению и искренне заботилась о нас.

В то время тьма поглощала меня все сильнее, и я уже не мог сопротивляться. Мои иллюзии больше не были безобидными цветочками и бабочками, на их место пришли огненные столбы и ядовитые лианы. Трезубец помогал мне подчинять людей своей воле, а тьма велела уничтожать мафию. Кен и Чикуса видели мое состояние, пытались помочь, но не преуспели. Я вырезал всю Семью одним из ее членов. Его звали Ланчия.

Через несколько месяцев нас схватили Виндиче. Мы снова оказались в клетке, но теперь нас охраняли не люди в белых халатах, а живые мумии в черных плащах. В том месте тьма разрасталась сильнее и быстрее, окончательно затмевая разум. Через несколько лет безрезультатных трепыханий я сдался, и она полностью поглотила меня.

Я наблюдал за собой будто из-за мутного стекла. Я не мог ничего предотвратить, изменить, и тем более вернуться. Чтобы окончательно не исчезнуть во тьме собственного разума я создал вокруг себя кокон, где надежно укрылся до того времени, когда мрак отступит.