Маска свирепого мандарина
Шрифт:
Но он тут же отверг новый вариант, даже не дождавшись ответа.
"Забудь. Мы все так ведем себя время от времени. Подобные вещи опасны, только если превращаются в манию".
Он быстро перечислил новые симптомы.
"Булимия — нездоровый аппетит; анорексия — полное его отсутствие; torticollis, или кривошея; Shhnauzkrampf — искривление рта".
"Было с тобой когда-нибудь такое? Нет? Хорошо".
Последовала долгая пауза. Кажется, Код погрузился в размышления, забыв обо всем. Роджерс нервно повертел в руке пустой стакан.
"Ну… а теперь что?"
Код словно очнулся.
"Извини, старина! Боюсь, я немного
"Надеюсь, ты не намекаешь на…" — начал Роджерс с оскорбленным видом, но Код торопливо прервал его.
"Нет, нет, нет! Как я мог даже упомянуть такое! У меня просто разыгралось воображение. Разумеется, ты творишь на ином, гораздо более высоком уровне, совершенно, совершенно по-другому!"
"Перейдем к двум последним заболеваниям. Паранойя и шизофрения. Гог и Магог, — выразительно добавил он. — Демоны-близнецы двадцатого века".
"Теперь скажи мне, — и пожалуйста, постарайся быть пре-дель-но честным, — ты никогда не замечал, что тебя преследуют? Что за тобой ходят по пятам какие-то мужчины (или женщины), шпионят тайные агенты, что против тебя плетутся заговоры?"
Роджерс глубоко задумался.
"Ну, — произнес он наконец смущенно (хоть и не слишком), — одно время мне и вправду казалось, что девица, которая жила в шестнадцатой квартире, всегда наблюдала из окна, когда я приходил или уходил. Но я тогда не обратил на нее особого внимания. Думал, она на меня просто запала".
Код молча изучал его.
"Ты ведь не считаешь, что это важно?" — с тревогой спросил Роджерс.
"Пожалуй, нет", — подчеркнуто бесстрастным тоном произнес Код.
"Еще одно, — продолжил он. — У тебя никогда не проявлялась так называемая "мания величия"? Ни разу не воображал себя богом, королем, или, скажем, директором твоей компании?"
"Ах ты, господи, ну конечно нет! В жизни ни о чем таком не думал — по крайней мере, всерьез".
Код уже несколько минут позвякивал медяками в кармане. Неожиданно на лице у него появилось хитрое, "лисье" выражение.
"Как ты думаешь, почему я сейчас перебираю монеты?"
"Ну наверное, тебе нравится… нравится слушать, как они звенят".
"И только? — подстрекал его Код. — А может, я делаю это чтобы помучить тебя?"
"Да с какой стати?"
Код вытащил руку из кармана.
"Хорошо. Значит, ты не параноик. Остается шизофрения, или Dementia Praecox, как ее раньше называли".
Длинный, страшный список начал давить на сознание Объекта. У него закружилась голова. Казалось, по комнате расползается черный туман бесчисленных болезней. Сквозь него тускло светила голубая лампа, словно диковинный варварский идол, перед которым благоговейно склонил голову Код, бормоча заклинания какого-то таинственного ритуала. Ослепший Роджерс вытянул руки, а из сгустившейся мглы до него доносился знакомый голос, продолжавший монотонно перечислять страшные симптомы с непонятными зловещими именами: "Flexibilitas Cerea… Эхолалия и эхопраксия… Кататонический ступор…"
Роджерс понял, что вот-вот потеряет сознание, но тут он почувствовал, как его крепко взял за руки Код, — Код, который вытянет приятеля из
вязкой топи всяческих ступоров, его верный друг и Спаситель.Судорожно ловя ртом воздух, Роджерс вырвался на свободу. Туман рассеялся. Код зажег люстру и в комнате стало светло. Закрытая книга осталась лежать на столе. Лицо Кода выражало сочувствие и умиротворение. Ясно, что их изыскания пока не привели к чему-то определенному.
"Все, — сказал он. — Мы просмотрели перечень от начала и до конца, и не нашли ничего похожего на твой случай. Однако нам еще предстоит выяснить, хорошо это или плохо".
"А что… что теперь?"
"Психоанализ, — отрывисто произнес Код. — Но мы поговорим обо всем позже. Достаточно на сегодня… Завтра в то же время тебя устроит?"
"Как скажешь, так и сделаем, док!"
"Хорошо".
"Да, между прочим, — добавил он, когда Роджерс уже уходил, — постарайся хоть немного отвлечься от своей проблемы, хорошо? Что бы ни случилось, карьера не должна страдать, верно? Ни в коем случае!"
Код немного подождал и включил Машину, но всего на пятнадцать минут, установив минимальную мощность. Утром Роджерс поймет, что после первой консультации ему полегчало, и будет гораздо лучше справляться со своей "чрезвычайно ответственной работой". Код не понаслышке знал о том, что такое ответственность. Он очень хорошо усвоил это, когда служил в Сити.
Глава 6. Сити, а также Возвышение и Крах одного Директора Компании (от Яслей до Абсолюта, часть 2)
Станция Ватерлоо — одновременно глотка и задний проход… гигантский каменный лев с нелепо человеческим лицом, ржаво-красный на черном фоне… нищие в заношенных пальто наигрывают мелодии двадцатых годов, доброхоты из Армии Спасения душераздирающе дудят "Путь далекий до Типерери"… перед глазами продавщицы, торгующей сигаретами и сладостями в маленьком ларьке под железнодорожным мостом на несколько футов ниже уровня тротуара, мелькают только руки, сующие ей деньги, и ноги, которые несут своих хозяев на работу ("Omnia venalia Romae", все продается в Риме…)…
Тысячи пар ботинок, топчущих каждый день в одно и то же время одну и ту же мостовую пролетают мимо с неестественной скоростью, а позже, во время обеденного перерыва, с той же нездоровой быстротой двигаются челюсти и работают мышцы, торопливо проталкивая прожеванную массу в пищевод; точно так же, разогнавшись, пробивается сквозь дорожные пробки, — сгустки холестерина, — доведенная до неистовства кровь, и мчится по сосудам и артериям, словно обезумевший от страха поезд по тоннелям метро… а в предписанные часы все, одетые в предписанную правилами одежду неброского темного цвета, мгновенно разбегаются по предписанным участкам работы…
В чем смысл такой суеты? Что это за люди? Зачем они здесь? Куда так спешат? И откуда взялись?
Посмотрите, с какой головокружительной скоростью вон там, рядом с величественной громадой Сомерсет-Хауса, в крохотном кабинете на четвертом этаже, рождаются анкеты установленной формы в трех экземплярах, а на чистых бланках, где уже стоит подпись Уполномоченного по присягам стоимостью в пол-гинеи, появляется текст деклараций! Потом бумаги спешно перебрасывают в здание напротив, чтобы сидящие в других кабинетах беспощадно вымарывали и исчеркивали их, вписывали изменения, отказывали в праве на существование, или одним небрежным росчерком, признаком своей маленькой власти, дарили им жизнь!