Маска свирепого мандарина
Шрифт:
"Ничего не поделаешь, — произнес он трагическим тоном. — Именно то, о чем я подозревал с самого начала. Слава богу, что ты не пошел к психиатру!"
"Ради всего святого! Ты выяснил, что со мной, или нет? Скажи мне! Прошу тебя, скажи!"
"Никто из врачей не сможет объяснить, что с тобой, — грустно произнес Код. — Все, на что они оказались способны — придумать название. Атомный психоз, сокращенно "а-психоз".
"Никогда ни о чем таком не слышал!"
"Разумеется ты не слышал! Они стараются скрыть заболевание, пока не выяснят о нем побольше. Ведь сейчас они в полном тупике".
"Но почему об этом не было ни слова в газетах?"
"Да потому что они ужасно встревожены. Пока боятся даже предупредить население о новой угрозе из-за того, что не имеют ни малейшего представления,
"Ты хочешь сказать, я не один заболел?" — в голосе Роджерса слышалось легкое облегчение.
"Неужели ты не обратил внимание, сколько людей за последнее время бесследно исчезло? Поп-музыканты и министры, гуру и полоумные миллионеры? Фельдмаршал Виконт Пекин, автор книги "Как мы с Господом Богом выиграли войну и как собираемся победить в следующей"? Малькольм Икс, который некогда писал на старинные памятники, а теперь почиет с Непорочной Девой? Епископ, решивший, что настало время Всевышнему уволиться со своего поста? Священник, установивший, что душа находится в вагине? Журналист, не поверивший, что первый спутник на самом деле вращается вокруг Земли, король Трансильвании, астроном, считавший полеты в космос "сущим бредом", родезиец, до сих пор хранящий верность королеве, "бессмертный" африканский премьер-министр? Не говоря уже о старухе, которая жила над нами в двадцать третьей квартире!"
"Правда, правда! А еще Джонни Боттл — его что-то тоже не видно! Совсем недавно разговаривал с ним в нашем клубе…"
"Вот именно! Понимаешь, они их потихоньку прячут, и это происходит не только у нас, но и в других странах! Изолируют от общества. Родственникам говорят, что просто поместили пациентов в сумасшедший дом, а те, естественно, помалкивают, чтобы не позорить семью. Иногда больные и сами ложатся в психиатрическую клинику на обследование, но как только врачи видят, с кем имеют дело, моментально передают их в "специальные заведения", которые, — можешь мне поверить, — совсем не похожи на обычные больницы!"
На лице Роджерса застыло выражение абсолютного ужаса.
"Боже мой! — дико взвизгнул он. — И ты считаешь, что я тоже заполучил эту страшную штуку, этот апсихоз, или как его там? То есть если я пойду к врачу, меня упрячут, как остальных? В " специальное заведение"?
Код кивнул и развел руками.
"Боюсь, именно так и будет. Ничего другого им не остается. Постарайся войти в их положение. Они должны любой ценой предотвратить панику".
"Но ты-то откуда узнал?"
"Мне сказал по секрету один мой приятель, работавший в центре в Харвелле. Там-то все и началось, как ты понимаешь. Теперь пришел черед Виндскейла, Калдер Холла, Спейдадама и других мест. Они теряют сотрудника за сотрудником, у них это стало профессиональной болезнью, но с каждого взяли подписку о неразглашении тайны. Моего знакомого тоже на следующий день увезли куда-то, правда, я так и не узнал, из-за "а-психоза" или по другой причине".
Он боязливо огляделся по сторонам и перешел на шепот.
"Самое страшное, Роджерс, что последние несколько месяцев эпидемия распространялась по всей стране. Честно говоря, некоторое время назад мне стало ясно, что произошла вспышка болезни в нашей Финландии! Вот почему твой случай не стал для меня полной неожиданностью!"
Роджерс трясся и мелко дрожал, словно охваченный приступом лихорадки. Он делал бессмысленные, резкие жесты. От ужаса его голос стал хриплым, низким и прерывистым.
"Что же мне делать, старик? Что делать? Ты должен мне помочь!"
Код бормотал обычные в таких случаях ободряющие фразы. Он даже решился похлопать Объект по скользкой макушке и обнять за плечи.
"Ну конечно я помогу тебе, конечно! Сделаю все, что в моих силах. Собственно говоря, я полагаю, — не могу ничего обещать, но полагаю, что после упорных исследований нашел наконец способ лечения! Лечения радикального, ведущего к полному выздоровлению. Единственный вопрос — готов ли ты пройти его? Беспрекословно довериться мне?"
"Я уже сказал — делай что хочешь! Все что угодно, лишь бы меня не упрятали в их "специальное заведение"!"
"Что ж, отлично. Начнем
послезавтра, в то же время".Как только Роджерс ушел, Код хлопнул себя по лбу. Принял позу осененного вдохновением творца. Постояв так немного, бросился к столу, извлек черную записную книжку и, подстегиваемый внезапно посетившей его Музой, запечатлел на бумаге целых двадцать шесть поэтических строк:
"Зоб младенчика-кита, Голубка брюшину, С слизью слизняка смешать В узенькой колбине; Даст живот сэр Томас Браун ("Урна" запылилась) А нарцисс — свою пыльцу: Плесень появилась! Горстку атомных ракет В горсть, и помолиться, Пипифаксом обмотать, В небо запуститься. С дерева собрать кишки, Склеить осторожно: Если вышел ты длиной Погордиться можно. Шли ракету на Луну (Здесь поможет меткость) Член под хвост ее засунь: Гомо ты эректус! Научная Ассоциация Обомлеет при апробации, А блаженный Абеляр Запьет от твоего апофеоза: Созвездие, иль новая звезда Откроют эру вечного психоза…"Он назвал свой экспромт "Ода атомному психозу".
Потом дал поработать Машине — всего пять минут, чтобы Объект, так сказать, не расслаблялся, и пошел спать.
Глава 8. Явление Кода (от Яслей до Абсолюта, часть 3): как он поднялся со Дна и Посвятил себя Науке
Они снова смотрят на него.
Лица.
Он бредет по улице, и прохожие как по команде оборачиваются, каждый разглядывает его с презрительным недоумением ("а это кто такой?") или отвращением ("да это тот самый…!"). Стоит приблизиться, и разговоры мгновенно прекращаются, головы как флюгера поворачиваются в его сторону, плотно сжимаются губы. И все они смотрят на него. Лица. Злорадные, брезгливые, безразличные.
Он притворяется, что размышляет о чем-то своем, не отрывает глаз от асфальта, но ничего не помогает, он ни на секунду не перестает чувствовать, что его разглядывают. Каждый шаг — новый приступ мучительного страха, еще одна вылазка в джунгли, где хищные глаза и лица устроили на него охоту, арена, в центре которой он, гладиатор, борется за жизнь в окружении молчаливой, враждебной толпы зевак.
Даже собственное тело отказывается повиноваться, и негнущиеся ноги несут его вперед, как пьяного на костылях. Знакомые улицы, по которым он так часто ходил, превратились в неведомые тропы, а вокруг простирается фантастическая местность из ночного кошмара. И лица — везде постоянно маячат лица: злорадные и торжествующие, ибо им известен некий секрет, которого он не знает, такие презрительные или безразличные, что хочется кричать, бить по ним — что угодно, лишь бы разорвать безмолвный заколдованный круг.
Лица. И ноги. Стройные ноги щеголяющих в тесных блузках девиц, чьи локоны змеятся как живые, напоминая Медузу Горгону — да, эти ноги в обтягивающих чулках, словно в кокетливых шелковых чехольчиках, и изящных миниатюрных туфельках, такие же безупречные и недоступные, как ножки кинозвезд. Ноги. И бедра. Как они ненавидят юбки! Какое лицемерие — носить их! С каким трепетом они ждут очередного порыва ветра или возможности скрестить ноги, сидя в ресторане! А когда бессильный перед соблазном взгляд уже скользит вверх по ляжкам, и сердце полнится тщетной надеждой, когда они пресытились своей циничной игрой — дружное хихиканье и надменный, полный дешевого позерства отказ.