Маскарад или Сколько стоит твоя любовь?

– Исчез, говоришь?..
– психолог задумчиво потёр подбородок, пару секунд всматривался в меня. Потом перевёл внимание на мою работу и указал на стул перед его столом.

– Садись. Раз такое дело, проверю сразу - выскажу своё мнение.

Я внутренне возликовала, плюхнулась на стул и поняла, что мне страшно. Нет, страх был не похож на тот, который возникал рядом с Морозовым. Это была самая обычная боязнь получить "двойку" и весьма нелестное мнение относительно моих писательских талантах.

Осторожно, исподлобья посмотрела на лицо Ознобина и вжала голову в плечи. Психолог сидел с таким неописуемым выражением... Это не просто "двойка". Это - "кол с минусом"!

– Что ж...
– спустя всего-то десять минут (настрочено-то всё за пятнадцать), Ознобин оторвался от изучения моего шедевра. По-моему, он раз десять перечитывал. Я ж вроде ничего такого там не писала. Просто изложила на бумаге своё мнение, сложив воедино все случаи общения с исследуемым объектом.

– Так плохо?
– пискнула я.

– Плохо...
– эхом повторил психолог, и у меня перед глазами моментально вспыхнула картинка, как я сдаю Ознобину экзамен...

– Это великолепно!
– в порыве эмоций Виктор Михайлович подскочил на ноги, оббежал стол, вцепился в мои плечи и затряс, как ненормальный. Меня сразу же замутило, а мир поплыл перед глазами. Но переполненное радостью:

– Родионова! Однозначно пять! Дай я тебя расцелую!
– быстро привело в чувство.

Зажмурилась и забрыкалась необъезженной лошадью. Оказалось - зря. Ознобин просто пошутил.

– Дабы не сидела с кислым видом, - скрывая насмешку, пояснил преподаватель и вернулся на место.

– Зачётка с собой?
– невинно поинтересовался психолог, беря ручку.

– Эмм...
– выдала я в ответ. Не успела отойти от шутки с поцелуями, а тут новое микропотрясение.

– Это "да" или "нет"?
– вопросительно изогнув бровь, уточнил преподаватель.

– Да! То есть, нет!
– выпалила я. Как дура, ей Богу. М-да... А почему, собственно, только "как"? Ксения Станиславовна, теряешь хватку. Ты ещё покрасней...

– Ладно, зайдёшь как-нибудь за автографом.

– Можно идти?
– осторожно уточнила я. Желания смотреть, как мою работу разбирают по кусочкам, не было, а препод снова погрузился в это увлекательное занятие.

Ознобин недовольно оторвался от текста, посмотрел на меня, словно на душевнобольную психопатку с ножом в руке, вздохнул и изобразил жест "свободна".

Я кузнечиком вскочила со стула и тут же села обратно. Стало до одури интересно: за что же мне обломилась пятёрка?

– Виктор Михайлович.

– Появились вопросы?
– наш психолог привычно проницателен и зрит в корень. О нём по институту уже ходят слухи. Да что там! Его сам ректор обходит стороной. Говорят, они что-то там не поделили или на что-то поспорили. В итоге, ректор проиграл и теперь...

– Ну? Родионова, я весь во внимании, - недовольный голос преподавателя вернул меня в реальность. Да-да, ведь сейчас трачу его законное время отдыха. Сегодня пятница, вечер и вместо того, чтобы...

– Ксюша!

– Я!
– непроизвольно вырвалось у меня.

– Так-то лучше, - улыбнулся мужчина.
– А то летаешь где-то в облаках. Так что ты хотела узнать?

– За что мне "пять"?

– За искренность и терпение. А ещё за самую точную характеристику Тимофея. Ни один психолог, ну кроме меня, ещё не давал настолько точного описания.

Мои брови непроизвольно полезли на лоб, а рот открылся в немом вопросе. Что значит "кроме меня"? Они что, знакомы?

– Не смотри на меня таким кровожадным взглядом, - опасливо попросил Ознобин.

– Вы знаете Морозова?

– Я всех студентов знаю. Изучал их личные дела, - навесив улыбку, выкрутился препод. Это ему кажется, что выкрутился.

– Виктор Михайлович, - прищурив глаза, упёрла руки в преподавательский стол и начала медленно подниматься. Наверное, со стороны это выглядело смешно. Я, хрупкая мелкая студентка, пытаюсь наехать на здоровенного мужика, который и бровью не повёл. Прям как Морозов, когда начинаю ему угрожать. Морозов? Да быть этого не может!

– Этот урод сдал Вам работу?
– вопрос я прорычала.

Ознобин удовлетворительно кивнул, и я упала обратно на стул. Скрестила руки на груди и начала пыхтеть, как простуженный паровоз.

– Вы, Ксения, слишком эмоциональны для той сухонькой характеристики, которую написал Тимофей.

– Потому что он козёл...
– под нос буркнула я. Ознобин услышал. Хмыкнул, снисходительно посмотрел и рассмеялся. С этим бархатным смехом ему только девушек соблазнять. Ненавижу таких самоуверенных мужиков.

– Можно вопрос?
– хмуро поинтересовалась я. Психолог прекратил раздражать меня неожиданным весельем и принял серьезный вид:

– Если только один. Время позднее уже, - и демонстративно вскинул руку, на которой болтались дорогущие часы. Это что, ко мне клеится преподаватель? Чур-чур-чур! Не может быть! Хотя насчёт времени он прав: за окном давно стемнело и повылезали всякие маньяки, типа того же Морозова.

– Как давно Вы знаете Тимофея?

Виктор Михайлович замялся. В глазах мелькнула секундная неуверенность. Кто-то другой, наверное, и не заметил бы. Только не я, пристально наблюдающая за выражением лица психолога. Хочу знать правду.

– Ну-у...
– почёсывая затылок, протянул мужчина, а потом искренне улыбнулся и, заговорчески наклонившись к столу, поманил меня к себе. Я, объятая любопытством, подалась вперед.

– Знаешь, он меня убьет, но тебе, пожалуй, надо знать правду. Тимофей мой племянник, так что знаю я его с пелёнок.