Маскарад лжецов

Осмонд побагровел.

— Неудивительно, что Жофре нравится охотиться с Осмондом. Что может быть естественнее для юноши его лет? Неужто ты думаешь, ему весело коротать время со старыми развалинами вроде нас с тобой? Поверь старику камлоту, молодым место среди молодых!

Казалось, спор изрядно забавлял Зофиила.

— Однако большинство молодцов предпочитают ухлестывать за красотками, а не охотиться с их мужьями. На твоем месте, Осмонд, я бы не стал поворачиваться к Жофре спиной.

С каждой минутой Осмонд все больше ощущал себя не в своей тарелке.

— Клянусь, я и не думал поощрять его! Я не такой! Да как он мог подумать, что я из этих...

Зофиил ухмыльнулся, наслаждаясь стыдом и смущением Осмонда.

— Ничего подобного Жофре не замышлял, Осмонд, — пришлось мне снова пустить в ход свое красноречие. — Он ценил твою компанию, потому что почитал тебя за старшего брата. Ты рисуешь, охотишься, плаваешь — словом, искусен в том, к чему так неравнодушны молодые люди. К тому же ты счастливо женат на красавице. Разве удивительно, что тебе удалось заслужить уважение Жофре? Ему хочется быть похожим на тебя, хочется заслужить твою похвалу. Ничего больше! Неужели ты никогда не испытывал подобных чувств к юношам постарше?

— Никогда, — твердо ответил Осмонд.

— Неправда, — вмешалась Адела, взяв Осмонда за руку. — Разве ты забыл, как восхищался Эдвардом де Френгером? Чего только не придумывал, лишь бы привлечь его внима...

Опомнившись, Адела оборвала себя на полуслове и бросила затравленный взгляд на Зофиила.

— Ну, ты ведь сам мне рассказывал...

Помрачневший Родриго шагнул к двери.

— Я должен найти его. Скоро стемнеет.

— Подожди, — окликнул музыканта Сигнус. — Я с тобой. Заодно и Ксанф проведаю.

Зофиил смотрел, как за ними затворяется дверь.

— Не удивлюсь, если Родриго обучал Жофре не только музыке. Для учителя нет ничего проще, чем совратить юного ученичка. Уж больно Родриго ему потакает! Разве ты не видишь, что он питает к нашему юному дружку слишком пламенную страсть?

— Ты видишь зло там, где его нет и в помине, Зофиил.

— Я вижу то, что я вижу, камлот.

17 БАНЯ

Родриго и Сигнус искали Жофре до темноты. Вряд ли юноша хотел, чтобы его обнаружили. Он мог шляться в нескольких милях от часовни, мог прятаться рядом в темноте, не откликаясь на крики. Нам оставалось только ждать, когда он сам захочет вернуться.

Появился Жофре перед рассветом. Зофиил настоял, чтобы на ночь дверь часовни заперли, и мы с Сигнусом и Родриго решили ночевать наверху, чтобы не проспать стук в дверь.

— Вста... вставайте, лежебоки, бу... будем пировать, — пропел Жофре неверным детским фальцетом.

Зофиил крикнул, что открывать не станет и на морозце Жофре скорее проспится, но тот продолжал буйствовать. Наконец Родриго не выдержал, оттолкнул фокусника и отпер дверь. Чтобы устоять на ногах, Жофре прислонился к двери с другой стороны и, когда она отворилась, свалился на Родриго, а затем на пол, где и остался лежать, пьяно хихикая. Из рук его с грохотом выпал бочонок. Зофиил остановил бочонок ногой, вынул пробку и принюхался.

— Вино. — Зофиил плеснул несколько капель алой жидкости в ладонь. — К тому же крепкое. И где только он его раздобыл?

Родриго схватил ученика за грудки и поднял на ноги. Жофре качался.

— Ты слышал его, ragazzo, отвечай!

Жофре икнул.

— Д-друзья... дали.

— Какие еще друзья? — встряхнул ученика Родриго.

Жофре широко развел руками.

— У меня много друзей... вон сколько! Дракон, рыцари и большу-у-ущие сарацины с кривыми мечами. У них сто-о-лько мечей... А еще я дружу с драконом. Разве я не рассказывал вам о драконе?

Он покачнулся и осел на пол.

— Бродячие комедианты. — Мне было и грустно, и смешно. — Прибился к какой-нибудь труппе и напился. Мимы вечно ошиваются там, где подают крепкое спиртное, а сегодня ради праздника все трактирщики в городе выкатили припрятанные бочонки.

Родриго разжал руки, и Жофре рухнул на пол, где, свернувшись калачиком, мгновенно уснул.

Его учитель с отвращением отвернулся, шагнул к окну и уставился на темную бурлящую реку.

Внезапно Родриго с силой стукнул кулаком по стене и повернулся к нам. В лице его гнев мешался с изумлением.

— Зачем он это сделал? Последнее время он вел себя гораздо лучше! Я решил было, что наконец-то он усвоил урок!

Мне захотелось утешить его.

— Стоит ли корить юношу за то, что он немного перебрал в праздничный вечер? Вряд ли сегодня в городе найдется хоть один трезвенник.

— Вот именно, — процедил Зофиил, — в этой крысиной норе полно пьянчуг, а возможно, и чумных. Он мог подцепить заразу и притащить ее сюда! А воры и карманники? Ведь ими кишат притоны, по которым он шляется! Малый вполне мог разболтать о том, где живет. Когда шайка грабителей заявится сюда, чтобы перерезать нас и обобрать, ты и тогда станешь защищать этого негодяя?

— А разве у нас есть что-то ценное, Зофиил? О чем ты так печешься?

В моем голосе было не меньше яду, но если бы мне вздумалось разузнать, что фокусник прячет в своих ящиках, меня ждало бы разочарование. Даже разбуженный среди ночи Зофиил не утратил остроты ума.

Он смерил меня холодным взглядом:

— А повозка, лошадь, твои бесценные реликвии, инструменты Родриго — разве этого мало? Голому сойдут и обноски. Мы не богачи, но и у нас есть чем поживиться.

Когда-то мы не чаяли дождаться окончания дождя, но стоило ему прекратиться, как задул студеный ветер и заметно похолодало. Слабые лучи зимнего солнца бодрили дух, но не могли согреть озябшие кости. Нашей главной заботой оставалась еда. Запасы подошли к концу, и мы могли рассчитывать лишь на то, что удастся добыть охотой и собирательством, но с каждым днем добыча была все скуднее.

Мы приуныли, каждый ушел в свои мысли, но не только голод был тому виной.

Сигнус еще больше осунулся. Теперь он ночевал в часовне, но и там его не оставляли кошмары, заставляя вскакивать среди ночи, к неудовольствию Зофиила, угрожавшего выгнать Сигнуса в повозку, где его крики потревожат только Ксанф.

Рождество прошло, ребенок так и не родился, и Адела с каждым часом становилась все капризнее. Разрываясь между желанием вытолкнуть дитя из утробы и ужасом перед родовыми муками, она ни на минуту не отпускала Осмонда от себя. Ко всему прочему, бедный Осмонд, измученный придирками жены, не знал, как вести себя с Жофре. Он старался не встречаться с ним взглядом и упорно зазывал на охоту ничего не смыслящих в этом ремесле Зофиила и Родриго. Наригорм подливала масла в огонь, требуя, чтобы он взял на охоту ее. Осмонд отмахивался от девчонки, но даже он признавал, что Наригорм нет равных в выслеживании дичи. Необъяснимые отказы Осмонда ранили Жофре. Зофиил не упускал возможности съязвить, но Жофре упорно не замечал связи между намеками фокусника и внезапной холодностью Осмонда.

Тлеющее пламя полыхнуло на третий день после Рождества, на апостола Иоанна Богослова. В часовне оставались трое: я, Жофре и Зофиил. Утром мы проснулись в облаке пара от дыхания. Под скупыми лучами бледного зимнего солнца на траве блестел иней, а густая грязь на дороге превратилась в твердые колеи. Река все так же резво катила свои воды, но лужи на дорогах покрылись коркой льда. Из розовых ноздрей Ксанф вырывались клубы пара. За ночь вода в ведре успела замерзнуть, и Сигнус повел лошадь к реке.