Маски

– Вы на убийство уже наплевали тогда, когда вы расписалися в бойне: со всей корпорацией!

Не расписался ж, – сидел в желтом доме: другие – расписывались!

– Вы, – и Тителев бросился корпусом, – нас не «ссужаете».

Свистнул по воздуху твердым стальным кулаком;

– Мы вас – судим! Лицо спрятал в руки:

– Боролись Либкнехты, – не вы.

Оборвался руками от лба; и пять пальцев приплясывали на коленке качавшейся:

– Где сожгли? Как?

– В голове.

– Не юродствуйте, – Тителев взвизгнул, – и плюйте, но – цельтесь: у вас не плеванье – самооплеванье.

Профессор глядел на него утомленным лицом, сжавши Пальцы в томлении, – в неумолчном, громком.

Отер капли пота:

– За что?

И слова барабанили, как барабанными палками, по барабанной его перепонке:

– Нет, где человечность у вас? Где у вас справедливость?

– Я вам говорил-с: справедливость есть «средняя» только конкретных любвей!

– Разве что!

Нет же —

выписал брата, одел, приютил, накормил; пожалевши, отдал, что важней справедливости, этот линючий конвертец; лишил себя чести… —

– И это есть «средняя»?

– Коли вы брезгуете справедливостью, – вспыхнул глазами кровавыми.

Полудугу описал: и – с упругим голопцем, рванув Никаноровы рвани, – к профессору:

– Все человек превозможет!

Как раненный насмерть, страдающий тигр, протянулся рукой за пакетцем на рваный карманик:

– Пускай погибает в вас личная истина в истину класса: нет, вы – отдадите!

Профессор, найдя разрезалку, случайно зацапанную, в своем рваном кармане, усищами сделавши —

– «Ась?» – – подбородком вдавился в крахмалы, как зубы защелкавшие.

Он хватил разрезалкой товарища старого, чтобы в борьбе обрести свое право, и – полудугой – мимо Тйтеле-ва, – сорвав скатертцу, бросив ее пред собою, и – головая, – дернулся с громким расплохом на двери, которые выкинулись, точно руки из недр.

Никанор отлетел с синей шишкой.

Никто не погнался.

____________________

Просунулся Тителев:

– Ну и буржуище!

Тут же, движенье вобрав, став в пороге и перетирая сухие ладошки, он выбросил:

– Эк же!

Стальная душа у него.

Бой осы с пауком

Никанор, отлетевши к диванчику, из-за плеча Серафимы бородкою ухо чесал Серафиме с весьма угрожающим шопотом; тер себе синюю шишку; и пальцем на что-то показывал.

А Серафима – с губой, отвисающей глупо, толкалась плечом под губою его, выгнув спину дугою.

Шарахались оба —

– от пятками пятавшего старика

– и от —

– Тителева,

– прижимавшего в кубовый угол огромную, бразилианскую бороду.

– Ты справедливость свою, – гребанулся профессор рукой и ногой, – показал мне…

Сломался другою ногою под задом, вцепившися фалдами в пол: не профессор Коробкин, а злой, шестипалый тарантул, прыжками огромными прядавший, —

– около, —

– желтой и нервной осы, просадившей впустую от брюха оторванное – свое – жало!

Оса – домирала:

Отдельное, нервное, жало, без туловища быстрым сжимом: подергалось!

– Насмерть трамвай раздавил, говоря рационально, жену: тебе жалко?

Из красного лая – на кубовый сумрак:

– Допустим, – просумеречило.

– В мгновениях рвутся – аорты, артерии: ты, эгоист, – слез не льешь? Ты животное, как и баран, – жрешь баранину?

– Галиматейное!

– Не эксплоатируй, буржуй, класса «sapiens», орангутанга, которому сифилис ты прививал: ради целей научных, полезных одной разновидности, но не полезных другой; род же – общий-с!

И лбиною, точно булыжником яйца, – закокал по лбу он:

– Хозяйство планеты, – скудеет: и ты, социалист и хозяйственник, завтра подпишешься под зарезаньем рабочим рабочего в равносвободной планете, чтобы миллиарды рабочих дитенышей скудный последний кусочек не вырвали б у миллионов оставшихся: ради спасенья «homo».

– Негомкайте и не хватайтесь за этот вопрос! – пересчитывал крапы обой себе в руки сжимающий Тителев, – мы, социалисты, расширим хозяйство планеты: планетами же.

– Убывание скорости света – доказанный факт: убивает хозяйство созвездий – в пропорции геометрической

– Ты-то, – и Тителев свесил с колена носок, – разогреешь созвездия?

– Да-с!

– Чем?

– Любовью.

– Пустой парадокс!

Никанор с Серафимой, не смея приблизиться ближе, шептались: случилось или не случилось ужасное что-то между – сумасшедшими?

Что перед ними разыгрывалось? Пререкание дружеское с очень жуткими шутками и реквизитами страшных гримас?

Или тут – нарушение всех человеческих и нарицаемых бытов в едва ли понятные, ненарицаемые: в насекомьи!

– Мне боязно!

Синяя птица

– Вопрос не во мне-с: согреваю вселенную я или – нет; она ухает смертоубийствами солнц; чтобы их отогреть, надо броситься к атому и к овладенью теплом, скрытым в нем; а не строить убийства из планов, весьма справедливых; я грею вселенную – сопротивлением; в этот момент…

Он себя ощущал на крутейшей дуге – у прокола последнего атома: атом коснеющий – вот он —

– проколет —

– теплом!

Глазик, —

– точка, ничто, —

– целясь в точку невидимую, прорешая вопрос, раз решенный, расширился в диск световой, превращающий в пламя пожара – вселенную!

– Вот-с!

И конвертец с открытием вынув, пощелкавши пальцем в него, он его – изорвал и осыпал из стула прыжком сиганувшего Тителева дождем мелких лоскутиков:

– Он – сумасшедший!

Все – бросились; и, захвативши за руки, куда-то вели; он же руки руками отвел; его белые брови, ударясь в межглазье, как молнию высекли молния врезалась в перья обойного фона, златистые, с просверком —

– темно-вишневых, кометных хвостов!

Не увидел, как Тителев, в ноги себе подпираясь руками, почти бородой лег на пол, точно кланяясь в ноги: лоскутикам.

– Не сотворите кумира!

Увидел; и – ахнул он: —

– старый товарищ, идеями прядающий,

точно бог, —

– не во имя свое,