Mass Effect Deception (Обман)
Шрифт:
Вспыхнуло пятно света от фонаря, метнулось по потолку и застыло на частично открытом люке как раз в тот момент, когда показался Тактус. Его руки были сцеплены на затылке, он вышел первым, а за ним — еще двое «Черепов». Т’Лоак подняла пистолет и выстрелила дважды. Головы дернулись и наемники упали. Тактус выглядел встревоженным.
— Ты же обещала! — сказал он обвиняющим тоном.
— Я обещала пощадить тебя, — ответила Т’Лоак. — И я это сделаю. Стой на месте.
К тому моменту появился Иммо, и Т’Лоак повернулась, чтобы поговорить с ним:
— Хочу, чтобы Тактуса
Иммо кивнул:
— Так точно.
— И найдите все, что осталось от моих денег. Я хочу их вернуть.
И вот некогда гордого Тактуса публично провели по улицам до самого клуба «Загробная жизнь», где его поместили в клетку для всеобщего обозрения и осмеяния. Слухи об унижении турианца распространились мгновенно, и послание было ясным: любой, кто вознамерится напасть на Королеву Пиратов, заплатит поистине немалую цену. Порядок вещей — в понимании Омеги — был восстановлен.
Ресторан «Синий мрамор» лежал в руинах. Переднее окно было разбито, а сотни пулевых отверстий украшали бетонный фасад. Стоявшая на другом конце улицы Мара Мотт видела, что ремонт уже шел полным ходом под руководством дородного человека. Владельца? Да, Мотт подумала, что так и есть, и пересекла оживленную улицу, чтобы поговорить с ним.
— Здравствуйте… Вы, случайно, не владелец?
Когда мужчина повернулся к ней, Мотт отметила, что у того сросшиеся брови, нос картошкой, а на щеках чернеет вечерняя щетина.
— А вы кто? — грубовато поинтересовался он.
— Меня зовут Хоби, — солгала Мотт. — Кэрол Хоби, и я интересуюсь произошедшим здесь.
Мужчина нахмурился:
— Почему?
— У меня есть клиент, — ответила Мотт. — Именно он хочет знать об этом, и он готов заплатить. Если, конечно, это вы — владелец.
В глазах толстяка блеснула, пожалуй, жадность.
— Меня зовут Гарза, и я тут шеф-повар. Управляющий был убит в этой перестрелке. Идем… Моя кухня не пострадала. Попьем чайку и потолкуем. Здесь же слишком много ушей.
Мотт знала, что Гарза прав. Если следила она, могли следить и другие. И она последовала за поваром мимо рабочих прямиком в ресторан. Внутри никого не было, и, судя по нанесенному ущербу, интерьер тоже потребует ремонта.
Но, как и сказал повар, кухня была цела. И в ней, у дальней стены, стоял маленький столик, за которым работники ресторана могли передохнуть. Гарза поставил чайник на плиту, прежде чем сесть напротив нее.
— Сколько вы заплатите?
— Это зависит от того, сколько вы знаете, — ответила Мотт. — Если вы скажете мне, кто организовал нападение и почему, я дам вам пятьсот кредитов.
— Тысячу.
— Шестьсот. И это последнее предложение. Помните: больше вам никто не даст. Сомневаюсь, что еще кому-то есть дело до того, кто начал эту заваруху.
Гарза заметно взволновался.
— И да, и нет. Думаю, я знаю, кому еще есть дело… Тому, кто будет очень огорчен, если я заговорю.
— Обещаю, я никому не скажу.
— Вы о многом просите, гражданка Хоби… Если это ваше настоящее имя. Хорошо, согласен на шестьсот. Хотите к чаю сливок или сахара?
— Да, пожалуйста.
Поухаживав за гостьей, Гарза сел. Их глаза встретились.
— Был тут один. Пришел
в ресторан, присел за столик и заказал что-то из мексиканской кухни.— Опишите его.
Гарза так и сделал, и Мотт почувствовала, как ее пульс участился. Толстяк в деталях описал Ленга.
— Хорошо. Он сел за столик. Что было потом?
— К заднему входу подошел саларианец, — сказал Гарза и ткнул пальцем в дверь позади себя. — Сказал, что вот-вот начнется штурм, и что надо бы предупредить наших клиентов.
— Всех, кроме того, который ел мексиканскую еду?
— Именно. Я сообщил управляющему, а он передал остальным.
Мотт нахмурилась:
— Зачем нападающим предупреждать вас? Это же не имеет смысла.
Гарза изучал ее глазами поверх края чашки.
— Наш управляющий лишь вел дела в «Синем мраморе», но хозяин не он.
Мотт почувствовала нарастающий интерес.
— И кто же хозяин?
— Ария Т’Лоак.
— Значит, она напала на собственный ресторан?
— Да.
— Зачем?
Гарза пожал плечами.
— Она хотела смерти того человека, которого я описал. Но у нее не вышло. Многих ранили, убили, но тот, за кем она сюда явилась, сбежал.
Были еще вопросы и еще ответы. Но ни один из них так и не объяснил, почему Т’Лоак хотела убить Ленга. Мотт заплатила Гарзе, покинула ресторан и продолжила свое расследование. У нее не заняло много времени, чтобы узнать о нападении на «Зловещих черепов» и позорном марше Тактуса по улицам станции.
Была ли связь между сражением с «Черепами» и покушением Т’Лоак на Ленга? Мотт ее не видела, но знала, что Джана и Призрак ждут от нее исследования любой возможной зацепки.
С этими мыслями Мотт отправилась на поиски тех, кто присутствовал при штурме базы Мрачных «Черепов», но обнаружила лишь, что большинство наемников погибли. А персонал Т’Лоак был не особо разговорчив. Но ее беготня оправдала себя, подарив ей одну возможную зацепку — «Черепа», которого Т’Лоак не только пощадила, но и велела своим людям доставить его в больницу. Разумно было задаться вопросом: почему Т’Лоак истребила всех «Черепов», за исключением лишь их лидера и рядового бойца?
И Мотт направилась в так называемую «Скотобойню» — медицинское учреждение, где оказывали помощь беднякам Омеги, но все остальные старались обходить его стороной. Фасад незамысловатого двухэтажного здания украшали потускневшая вывеска, на которой можно было разобрать «Центральная больница Омеги», и несколько небрежно заделанных повреждений, нанесенных во время какой-то стычки. Когда Мотт прибыла на место, мимо нее промчалась узкая шестиколесная «скорая».
Она оставила пациента на каталке, который, судя по кровавым бинтам на груди, получил пулю. Мотт проследовала за парой санитаров, вкативших носилки внутрь больницы. Они повезли пострадавшего дальше, в ярко освещенное отделение неотложной помощи, а Мотт задержалась в вестибюле. Это был просто сумасшедший дом. По меньшей мере двадцать человек ожидали приема, а к стойке регистратуры тянулась длинная очередь, где всех обслуживала одна-единственная азари с изможденным лицом. В воздухе висел непрекращающийся гул голосов. Его подчеркивали короткие объявления по громкой связи и непрекращающийся плач больного ребенка. Все это производило впечатление хаоса, страдания и безнадежности.