Мастер Баллантрэ

Это было в 1756 году. В течение семи лет, прошедших с тех пор, как мастер Баллантрэ потребовал впервые деньги, этот кровопийца вытянул все соки из имения Деррисдир-Баллантрэ. Но, несмотря на это, в продолжение всех этих семи лет мистер Генри все посылал деньги и все упорно молчал о том, что он их посылал. Мастер Баллантрэ никогда не обращался с просьбой за деньгами к отцу, а всегда к брату, и это он делал умышленно, чтобы отец не знал, что он требует денег. Так как лорд и миссис Генри не знали, что мистер Генри посылал брату деньги, то они крайне удивлялись тому, что он то на том, то на другом делал экономию. Его упрекали в том, что он скупец, и к нему начинали питать неприязненные чувства. Скупость вообще отвратительный недостаток, а у такого молодого человека, как мистер Генри, которому не было еще и тридцати лет, недостаток этот казался еще хуже. Лорд и жена мистера Генри были крайне недовольны переменами, происходившими в хозяйстве, но так как мистер Генри смолоду управлял имением, то они ни во что не вмешивались и только сердились.

Мистер Генри и его жена редко бывали вместе и встречались по большей части только за столом, во время обеда или ужина.

Вскоре после известия о том, что мастер Баллантрэ жив, миссис Генри, как я уже говорил, стала относиться к своему мужу лучше, и, в противоположность ее прежнему поведению с ним, старалась быть даже ласковой и покорной. Но попытки ее к сближению с мужем ни к чему не привели. Не знаю, осуждать ли мне мистера Генри за то, что он не воспользовался благоприятным случаем завоевать любовь своей жены, или же обвинять мне миссис Генри за то, что она после нескольких тщетных попыток так быстро спряталась снова в свою скорлупку и сделалась по-прежнему холодна и неприступна, но только результатом всего этого было полное отчуждение супругов, и они постепенно отвыкли друг от друга настолько, что встречались и разговаривали друг с другом только за столом. Даже материальные вопросы, и те обыкновенно разбирались за обедом, между прочим и следующий вопрос: почему я перестал ездить в Эдинбург, и выкупаем ли мы понемногу имение.

Случилось так, что как раз в тот день, когда об этом зашла речь, жена мистера Генри была в дурном расположении духа и во что бы то ни стало желала спорить. Как только она услышала, как на вопрос об этом, предложенный лордом, мистер Генри ей ответил, вся кровь от злости бросилась ей в лицо.

— Мне, наконец, надоело терпеть всевозможные лишения! — воскликнула она. — Мы экономничаем и скаредничаем, а какая мне от этого выгода? Какое я имею удовольствие? Ровно никакого. Я не желаю жить так, как мы живем. Соседи и без того смеются над нами. Я не буду больше стесняться и буду жить так, как мне это нравится. Эта глупая экономия во всем с нынешнего же дня прекратится.

— Но у нас нет средств на то, чтобы жить широко, — возразил мистер Генри.

— Как нет средств? — закричала она. — Стыдитесь говорить такие вещи. Впрочем, мне все равно, делайте что хотите, у меня есть свои деньги.

— Деньги эти, согласно брачному контракту, принадлежат мне, сударыня, — проворчал мистер Генри и вышел из комнаты.

Милорд поднял руки к небу и тотчас после этого встал из-за стола и вместе со своей невесткой подошел к камину. Я воспользовался тем, что все встали, и также вышел из комнаты.

Я отправился в рабочий кабинет мистера Генри. Он сидел за письменным столом и колотил по нему перочинным ножичком. Выражение лица у него было сердитое.

— Мистер Генри, — сказал я, — вы сами вредите себе и, по моему мнению, пора кончить все это.

— О, — закричал он, — это вы так думаете! Вы относитесь ко мне справедливо, но, поверьте, что кроме вас, все без исключения обвиняют меня! И это вполне естественно. Ведь у меня отвратительный недостаток, я — скупой! — Он взял перочинный нож и засадил его лезвие по рукоятку в стол. — Но я покажу им, какой я скупец, какой я скряга! — закричал он. — Я открою им глаза, и пусть они рассудят, кто из нас благороднее, он или я.

— То, что вы называете благородством, не благородство, а гордость.

— Прошу вас не учить меня, я в ваших поучениях не нуждаюсь, — ответил он.

Я понял, что он нуждается в помощи, и поэтому, не долго думая, отправился вниз, и как только миссис Генри ушла к себе в комнату, я постучался к ней и попросил позволения войти.

Она в удивлении взглянула на меня, когда я вошел, и спросила:

— Что вам угодно от меня, мистер Маккеллар?

— Бог свидетель, сударыня, что я никогда бы не осмелился вас потревожить — сказал я, — если бы я не убедился в том, что это необходимо. Моя совесть не позволяет мне дольше молчать. Я положительно удивляюсь, как вы и лорд Деррисдир можете быть, извините за выражение, до такой степени слепы, что не видите, что вокруг вас делается. Вы столько лет живете с таким благородным, таким честным человеком, как мистер Генри, и так мало его знаете.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила она резким тоном.

— Знаете ли вы, куда идут деньги мистера Генри, ваши деньги и те деньги, которые ваш муж тратил прежде на покупку вина для стола? Знаете куда? В Париж, к известному вам человеку. В продолжение семи лет мы выслали ему восемь тысяч фунтов, и мой патрон был до такой степени нерассудителен, что скрывал все это от вас.

— Восемь тысяч фунтов! — повторила она. — Это невозможно! Наше поместье не дает таких доходов.

— Одному Богу известно, сколько нам стоило труда добыть эти деньги, — сказал я, — но факт остается фактом: мы послали ему восемь тысяч шестьдесят фунтов с несколькими шиллингами. Если я осмелился вмешаться в это дело, так только с той целью, чтобы вы не думали о моем патроне, что он скуп, когда это неправда. Теперь вам все известно, больше я ничего не скажу.

— Вы отлично сделали, что вмешались в это дело, — сказала она, — и я действительно достойна порицания за то, что я такая невнимательная жена, — присовокупила она, глядя на меня с улыбкой, — но я постараюсь все это изменить, непременно постараюсь. Мастер Баллантрэ был всегда очень беспечный и легкомысленный человек, но сердце у него доброе и благородное. Я напишу ему. Вы не можете себе представить, как вы расстроили меня тем, что вы мне сообщили.

— Я думал, напротив, оказать вам большую услугу тем, что я открыл вам глаза, — сказал я, в душе страшно сердясь на нее за то, что она все еще так восторженно отзывалась о мастере Баллантрэ.

— Да, да, разумеется, вы оказали мне услугу, разумеется, оказали услугу, — сказала она.

В тот же самый день я, к великому своему удовольствию, увидел, как мистер Генри выходил из комнаты жены. Он имел совсем иной вид, чем в продолжение всех этих последних лет, а на его лице заметны были следы пролитых слез. По всей вероятности, он помирился с женой.

«Ага, — подумал я, — я все-таки правильно поступил, что обратился к миссис Генри».

На следующий день, в то время как я сидел за своими счетными книгами, мистер Генри сзади подошел ко мне и нежно потряс меня за плечи.

— Я не ожидал, что вы такой изменник, — сказал он мне ласковым голосом.

Это было все, что он сказал, но он сказал это таким ласковым, полным благодарности тоном, что в нем я прочел самую искреннюю похвалу.

Мое вмешательство привело все-таки к известным благоприятным результатам. Когда в следующий раз посланный от мастера Баллантрэ явился снова к нам за деньгами (и это было в очень скором времени), он вместо денег получил только письмо. Обыкновенно я отвечал на все эти письма коротко и ясно, так как тут и писать было нечего, а в письме обозначалось только, какая посылалась сумма, в этот же раз я даже и не видел письма, которое ему послали. Мистер Генри вместе с женой сочинили его, и, по всей вероятности, содержание его было не особенно интересно для того, кому оно посылалось. Во всяком случае, я должен сказать, что давно не видел мистера Генри в таком хорошем расположении духа, как в тот день, когда было послано письмо.

Отношения между мистером Генри и его женой сделались сноснее. На мистера Генри в его семье не смотрели теперь, по крайней мере, как на врага, и он, наверное, жил бы с женой даже дружно, если бы только он был менее горд, а она перестала любить своего прежнего идола. Эта злополучная страсть к брату ее мужа и была главной причиной ее несчастья и несчастья мистера Генри.

Удивительно, насколько мысль о том, что миссис Генри любит не его, а его брата, отравляла существование мистера Генри и насколько эта мысль оскорбляла его гордость и препятствовала сближению супругов. И странно, что хотя миссис Генри теперь никогда не заикалась о своих чувствах к мастеру Баллантрэ и упорно молчала о нем, все мы знали, что любовь ее принадлежала не тому человеку, за которым она замужем, а тому, кто жил и наслаждался жизнью в Париже. Быть может, читатель полагает, что после того, как я сообщил ей о том, что мастер Баллантрэ разоряет ее и ее мужа, она стала меньше любить своего идола? О, нет, нисколько! Что мистер Генри приходил в возмущение от мысли о том, что жена любит его брата, вполне естественно: если бы мастер Баллантрэ когда-нибудь оказал ей малейшее внимание, нежно любил ее или интересовался ею, то можно было бы еще понять, почему она питает к нему привязанность, но он, наоборот, относился к ней всегда крайне нелюбезно и нисколько не стеснялся в своем поведении с ней. Поэтому вполне понятно, что любовь к бессердечному, беспутному человеку приводила мистера Генри в ярость.