Мастер-класс
Шрифт:
Когда-то я добавляла еще одно, дополнительное, правило: насчет шпаргалок. Но теперь даже упоминать об этом не требуется.
А ведь когда-то шпаргалки были своего рода искусством. Учителям были известны все уловки: пластинки жвачки с написанными на них химическими формулами, которые легко было растворить во рту и выплюнуть, если рядом с тобой пройдет учитель; исписанные чернилами ляжки, тщательно прикрытые широкими юбочками в складку, с перечислением, например, имен президентов и соответствующих дат; знаменитый «метод Инвизо», придуманный каким-то гениальным ребенком, который заключался в том, чтобы написать шпаргалку на верхнем листе бумаги для черновиков, нажимая как можно сильнее, чтобы написанное отпечаталось на следующем листке. Разумеется, в ходу были и обыкновенные шпаргалки, свернутые
Возможно, идея «честного соревнования», о которой вечно талдычит Малколм, не так уж и нова, а вот шпаргалками теперь действительно практически не пользуются. Во всяком случае, после того инцидента, что имел место несколько лет назад.
В деталях я не уверена, но слышала, конечно, всякие сплетни о том, как две женщины из компании «Достойная семья» добрый час «беседовали» за закрытыми дверями с ребенком, который припрятал микроскопические шпаргалки в колпачке авторучки. Нэнси Родригес говорила, что мальчишка даже укусил одну из этих женщин. А доктор Чен уверяла меня, что собственными ушами слышала плач, доносившийся из-за дверей. Но вот что я знала очень хорошо, хотя предпочла бы этого не знать или напрочь позабыть: еще до того, как родители пойманного со шпаргалкой парнишки успели через весь город добраться до школы, его IQ уже оказался пересчитан, и машина выплюнула плоскую желтую карточку.
Больше мы этого мальчика не видели. И, разумеется, больше никаких попыток списать или использовать шпаргалку не было.
Ученики один за другим рассаживались по местам. Я раздала им девственно-чистые листы разлинованной бумаги и положила на каждую парту новенькие карандаш и ручку. Затем я произнесла все необходимые слова и принялась медленно маршировать взад-вперед по проходам. Я ненавижу эту часть урока – она напоминает мне мучительные походы в музей, усталое шарканье ног, попытки перенести вес тела то на одну ногу, то на другую, тупое разглядывание узора на полу. До конца дня мне нужно было провести еще четыре такие контрольные работы, и я знала, что, когда я окажусь дома, мои лодыжки совершенно распухнут.
Зато я знала: когда я окажусь дома, то сразу выясню, как прошел день у Фредди. Хотя, если честно, я не так уж торопилась это выяснить.
Глава десятая
Обед прошел просто ужасно.
В дни тестов мы всегда заказывали еду в китайском ресторане, потому что даже мысль о том, чтобы подойти к плите, вскипятить кастрюльку воды и сварить спагетти, вызывала у меня судороги. Так что наш обеденный стол был уставлен всевозможными белыми коробочками. Рис, баклажаны со специями, еще рис, цыпленок, снова рис, роллы с яйцом, нечто под названием «Радость счастливой семьи», снова рис и так далее. Когда Малколм в третий раз упомянул сломанную «лилию мира», единственное, что Фредди произнесла в ответ, это «передай мне соевый соус, пожалуйста».
– Ну, – Малколм явно решил сменить пластинку, – как у нас дела в школе? – Он положил себе на тарелку еще порцию знаменитого цыпленка «генерал Цо», а то, что осталось в коробке, поставил между собой и Энн, хотя именно в этот момент Фредди тоже попыталась взять кусочек цыпленка. – О, извини, ты тоже хочешь еще?
Фредди, сраженная подобным пренебрежением, лишь молча посмотрела на меня. В такие вечера все выглядит так, будто у Малколма только один ребенок.
Энн на минутку приостановила просмотр тех пяти тестов, которые она уже прошла сегодня днем, и решительно переставила коробку с цыпленком поближе к сестре. Это был всего лишь крошечный акт неповиновения, но сердце у меня все равно радостно екнуло.
– Давай, Фредди. Накладывай первая, да как следует, – бодро посоветовала Энн. Фредди тут же оттаяла и осторожно обратилась к отцу:
– Пап, мне к следующей неделе нужно подготовить проект на тему «Государственное
управление»…Малколм молчал до тех пор, пока я не пнула его под столом ногой. Только тогда он изрек:
– Помощь нужна?
– Возможно. Просто чтоб мозги встряхнуть. Нам нужно изобрести некий особый вариант социальной системы…
Словно мы его уже не изобрели! – с горечью подумала я.
– Можно поконкретней? – холодно попросил Малколм. Если бы Энн так же мямлила, как Фредди, то удостоилась бы от отца всего лишь насмешливой улыбки.
Проигнорировав замечание мужа, я ласково подбодрила младшую дочку:
– Продолжай, милая.
Но Фредди уже умолкла и продолжать явно не собиралась. И тут ей на помощь пришла Энн:
– У меня точно такой же проект. Он касается всяких там социальных институтов. Ну, например, нужно попытаться разрешить жилищный вопрос, размещая людей в соответствии с их показателями Коэффициента. Все это, кстати, спонсирует компания «Достойная семья», и за лучший проект полагается приз. – Энн лукаво усмехнулась. – На самом деле в этом году обещаны два приза. Победительница получит еще и возможность стажироваться в штабе этой компании, причем в своем родном штате.
– А если победит мальчик? – спросила я, насмешливо приподняв одну бровь. Похоже, Энн даже в голову не приходило, что она может не стать победительницей.
– Тогда, значит, он будет стажироваться в своем родном штате. Только пусть сперва победит! – И Энн вызывающе мне подмигнула.
– Вот это моя дочь! Конечно же, ты победишь. Ты у нас лучше всех! – восхитился Малколм.
А Фредди еще ниже опустила плечи и словно уменьшилась сразу на несколько дюймов.
Я снова пнула Малколма под столом, и на этот раз гораздо сильнее, так что он резко обернулся ко мне, и на лице его было написано: «А в чем, собственно, дело?» Господи, до чего же он забывчив! А может, это вовсе и не забывчивость? Может, ему действительно наплевать на то, что Энн получает девяносто процентов его внимания, а Фредди молчит, уставившись в свою тарелку, и с помощью китайских палочек выкладывает из рисинок некий сложный абстрактный узор? Вот только что она предприняла некую робкую попытку завладеть вниманием отца и, как всегда, получила свое «помолчи минутку, детка, я с Энн разговариваю». Разумеется, она тут же сдалась.
– Малколм, – не выдержала я, – может быть, теперь Фредди расскажет нам, как у нее прошел день?
Фредди еще больше побледнела, помотала головой и еще более сосредоточенно принялась выкладывать на тарелке бесконечные мандалы из риса. Малколм с благодарностью посмотрел на меня и весьма благодушно заявил, протягивая Энн очередной ролл с яйцом:
– Спорить готов, день у нашей Фредди прошел прекрасно. Если она хотя бы отчасти вырастет похожей на свою старшую сестру, то у нее и дальше все будет отлично. – На самом деле он просто что-то сказал о Фредди, а не поговорил с ней, и мне пришлось пнуть его под столом в третий раз. На этот раз он все-таки обратился к девочке: – Верно, Фредерика?
Малколму никогда не нравилось уменьшительное имя Фредди, и он каждый раз, обращаясь к ней, это подчеркивал.
– Да, папочка, конечно, – откликнулась Фредди механическим голосом будильника. И почти сразу спросила: – Мам, извини, можно мне выйти из-за стола? – А потом, не дожидаясь ответа, оттолкнула свой стул и буквально бросилась по коридору в свою комнату. Нет, пожалуй, не бросилась, это слово тут не подходило: она выкатилась или выскользнула в коридор. Во всяком случае, ее движения были куда более сложными и выразительными. Мне показалось, что так могло бы вести себя маленькое и осторожное ночное животное.
Энн тут же встала и вышла следом за ней, сказав отцу:
– Я сейчас вернусь, пап.
Когда мне показалось, что Энн уже достаточно далеко и не может меня слышать, я, качая головой, укоризненно посмотрела на мужа.
– Можно подумать, шестнадцать лет назад именно с тобой была связана пуповиной наша старшая дочь! Впрочем, неважно. Я хотела тебе сообщить, что сегодня на нашу улицу приезжал желтый автобус. – Я старалась говорить спокойно, одновременно очищая от обертки яичный ролл.