Мастер нового времени

– Надо же! Ни решеток на окнах, ни каких других заграждений – настоящий санаторий, полная свобода передвижения.

– Ох, вы наивная душа, господин Поляна! – покачал головой Фаланд. – По периметру высоченного забора, на который и так-то не залезешь, пропущен ток. Тоже самое сделано на всех балконах и окнах комнат. Они не открываются. Во всех помещениях установлены кондиционеры. Парк большой, но везде стоят камеры – дабы не нервировать больных санитары стараются по территории лишний раз не ходить, но они сидят в технических помещениях и следят за камерами. Ну и, само собой, у пациентов есть специальный браслет, который снимается только при помощи электронного ключа. Браслет при пересечении границы территории начинает нещадно пищать.

Витьку от такой организации слегка поплохело. Больше санаторий у него восторгов не вызывал. В городе его высадили возле первой же станции метро. Витёк спустился под землю, ехать домой. Сев в вагон, он решил достать карточку и забить номер телефона санатория в мобильник, чтоб уж точно не потерять. Карточки нигде не было – ни в карманах куртки, ни в карманах штанов. «Где ж я ее обронил-то?» – с ужасом подумал Витёк. Но потом успокоился, убедив себя, что номер телефона такого большого учреждения точно есть в любой поисковой системе интернета.

Глава 4. В тот же день

Кучерявого донесли до палаты. Там санитары нежно сбросили его на кровать, положили авоську с ноутбуком на диван, что стоял у противоположной стены, и исчезли за дверью. Едва поэт успел обрести душевное равновесие, как дверь распахнулась. В комнату вошла женщина в белом халате, в таких же белых, плотных колготах и белых, без каблука, туфлях. На вид ей можно было дать от пятидесяти до семидесяти лет. «Пожалуй, маханул я, – поправил сам себя Кучерявый. – Все-таки до шестидесяти пяти». Волосы дама собрала в тугой пучок: аж, казалось, волосы вот-вот спереди так натянутся, что лопнут. Цвет они имели темный с проседью – да, тот самый, противный, полностью соответствовавший современной тенденции принимать себя в естестве. Тому же, видимо, способствовало полное отсутствие косметики на лице…

– Добрый день, Арнольд Христофорович, – прервала она размышления поэта. – Меня зовут Ангелина Федоровна. Работаю здесь администратором. По всем организационным вопросам следует обращаться ко мне. По поводу лечения всех пациентов нашей клиники консультирует лично главврач, а его распоряжения выполняют медсестры и медбратья. Сейчас я вас попрошу проследовать за мной для беседы с врачом.

От Ангелины Федоровны веяло, вопреки имени и белоснежной одежде, какой-то дьявольщиной, но Кучерявый отнес эти чувства на свое слегка расстроенное состояние, усугублявшееся отсутствием алкогольных напитков, а выпить хотелось все сильнее. Собравшись с силами, Арнольд встал с кровати и послушно пошел за администраторшей. Шли они недолго: кабинет главврача находился на первом этаже в том же левом крыле здания, где и палата Кучерявого на втором.

На кабинете сияла золотом табличка: «Евстафьев Олег Евгеньевич, профессор».

– Проходите, дружище, проходите! – голос у профессора звучал бодро и весело. Он восседал за большим натурального дерева столом, перпендикулярно которому стоял длинный стол для совещаний, не менее солидный и натуральный. Кресла вокруг пахли кожей. Позади главврача стоял шкаф с толстыми фолиантами, а на стене висели многочисленные дипломы в красивых рамках.

Профессор встал из-за стола и махнул рукой в сторону Кучерявого.

– Будемте запросто! Садитесь в кресло, милейший Арнольд Христофорович. Побеседуем. – Кучерявый проследил за направлением взгляда врача и увидел в другой половине кабинета журнальный столик с угловым диваном изумрудного цвета, естественно, кожаным.

Ангелина Федоровна удалилась, оставив пациента на попечение высокого начальства.

– Во-первых, позвольте поприветствовать вас в стенах нашей элитной, и я бы отметил, эксклюзивной, клиники, – ласково начал говорить Олег Евгеньевич. Он расслабленно сел на диван; его распахнутый халат не скрывал идеального покроя темно-синего костюма. Галстука глава клиники не носил, чуть розоватого оттенка рубашка была расстегнута на две верхние пуговицы. По прикидкам Кучерявого профессору исполнилось лет сорок. – Во-вторых, – продолжил мягко главврач, – я сейчас подробно вам расскажу, как тут поставлено дело. Вы у нас на год. Сразу скажу, мало кто из пациентов выписывается быстро. Определенные… м-м-м… недуги лечатся не так скоренько, как хотелось бы.

– У вас тут только пьющие? – встрял Кучерявый, не сильно желая проводить время с больными другими недугами.

– Всякие, – вздохнул профессор, придав лицу горестное выражение. – Однако пьющих подавляющее большинство. Почему, батенька? – неожиданно спросил он Кучерявого. – А потому, – начал отвечать он на собственный вопрос, – что всякие недуги, связанные с психическим нездоровьем, часто сопровождаются желанием выпить и заглушить, как говорят в народе, душевную боль.

Про душевную боль поэту было куда как понятно, и к своему удовольствию, он наконец, обрел отличную фразу для обоснованного пития алкоголя.

– Есть у нас пациенты с депрессией. Им вообще категорически запрещено с прописанными лекарствами пить. А они пьют! – воскликнул врач и стукнул ладонью по колену. – Есть навязчивые состояния. Сразу скажу: питаться в ресторане вы будете с мужчиной, который возомнил себя американским актером Джонни Деппом. Слыхали о таком?

– Да, – кивнул ошарашенный Кучерявый, – почему не Наполеоном? – голос его чуть дрогнул, потому что сидеть за одним столом с человеком, считающим себя пусть и не Наполеоном, но Джонни Деппом, как-то не хотелось. Он опять вспомнил поэта Хорошего и начал понимать, что лечение от алкоголизма чревато неприятными неожиданностями.

Размышления Кучерявого прервали:

– Наполеоном?! – хохотнул Олег Евгеньевич. – Этот господин реально похож на Джонни Деппа! Сами увидите. Сначала он подрабатывал, фотографируясь с желающими. На него был огромный спрос! Со временем пациент приобрел полное сходство с прототипом. К сожалению, теперь он вообще не отделяет свою личность от Депповой. Пришлось его родителям обратиться к нам, но лечение нужного эффекта не дает. Поэтому не удивляйтесь, спокойно с ним беседуйте, не пытаясь ему перечить в плане его личности. В остальном Джонни вполне сносен.

– Отлично… – Кучерявый потер вспотевший лоб. – Мы с ним вдвоем за столом?

– Нет, у нас сидят по четверо. За одним столом вообще никого нет, так как в данный момент в клинике находится шестнадцать, а не двадцать человек. А за другим – трое. Господин Забытько у нас элитный пациент и предпочитает уединение, питается у себя в номере. Мы приветствуем общение, но хозяин – барин, что поделаешь. Кто платит, тот, в конечном итоге, заказывает музыку… Так вот, за вашим столом сидят еще две барышни. Одна барышня молодая. Двадцатишестилетнюю Настеньку сюда поместил лечиться муж. От депрессии. Все у нее хорошо, а вот хандрит. Вторая барышня более солидного возраста. Ханна Казимировна – еврейская полька. Ей шестьдесят восемь, художница. У нее та же проблемка, что и у вас. Пьет. Поместила к нам себя сама. По доброй, так сказать, воле. Контингент прекрасный! По просьбе господина Фаланда подобрали вам чудную компанию!

Кучерявый с последним утверждением внутренне не согласился, однако, перечить главврачу не стал. А тот продолжил:

– Сейчас отпущу вас на обед. Потом вы часок отдохнете. Все-таки стресс первого дня, хотя мы всем рекомендуем тихий час при любых обстоятельствах. После вас проведут в кабинет к медсестре для взятия анализов. Я составлю для вас дальнейший распорядок дня. Как раз его вам отдадут после дневного отдыха, и вы будете в курсе. Анализы к завтрашнему дню проанализируем, – профессор хохотнул над получившимся каламбуром, – и первый этап процедур станет понятен. Мы знаем, что вам надо писать роман, поэтому время для творчества обязательно выделим, не волнуйтесь. Творчество – это часть терапии. Ханна Казимировна, например, вполне себе рисует и весьма плодовито.