Мастер

– Я сама!
– услышал он за дверью голос женщины. И дверь опять открылась...

– Ну? Что еще?

– Знаете, я тут отделывал кабинет Николая Ефимыча... охота глянуть...

– Боже мой!
– негромко воскликнула женщина. И закрыла дверь. "По-моему, он дома,-догадался Семка.- И по-моему, у них идет крупный разговор".

Он немного подождал в надежде, что женщина проговорится в сердцах: "Какой-то идиот, который отделывал твой кабинет", и писатель, может быть, выйдет сам. Писатель не вышел. Наверно, его правда не было.

Семка пошел в облисполком.

К председателю облисполкома он попал сразу и довольно странно. Вошел в приемную, секретарша накинулась на него:

– Почему же опаздываете?! То обижаются - не принимают, а то самих не дождешься. Где остальные?

– Там,- сказал Семка,- идут.

– Идут.- Секретарша вошла в кабинет, побыла там короткое время, вышла и сказала сердито: - Проходите.

Семка прошел в кабинет... Председатель пошел ему навстречу здороваться.

– А шуму-то наделали, шуму-то!
– сказал он хоть с улыбкой, но и с укоризной тоже.- Шумим, братцы, шумим? Здравствуйте!

– Я насчет церкви,- сказал Семка, пожимая руку председателя.- Она меня перепутала, ваша помощница. Я один... насчет церкви...

– Какой церкви?

– У нас, не у нас, в Талице есть церква семнадцатого века. Красавица необыкновенная! Если бы ее отремонтировать, она бы... Не молиться, нет! Она ценная не с религиозной точки. Если бы мне дали трех мужиков, я бы ее до холодов сделал.- Семка торопился, потому что не выносил, когда на него смотрят с недоумением. Он всегда нервничал при этом.- Я говорю, есть в деревне Талице церква,- стал он говорить медленно, но уже раздражаясь.- Ее необходимо отремонтировать, она в запустении. Это - гордость русского народа, а на нее все махнули рукой. А отремонтировать, она будет стоять еще триста лет и радовать глаз и душу.

– Мгм,- сказал председатель.- Сейчас разберемся.- Он нажал кнопку на столе. В дверь заглянула секретарша.- Попросите сюда Завадского. Значит, есть у вас в деревне старая церковь, она показалась вам интересной как архитектурный памятник семнадцатого века. Так?

– Совершенно точно! Главное, не так уж много там и делов-то: перебрать маковки, кое-где поддержать камни, может, растягу вмонтировать - повыше, крестом...

– Сейчас, сейчас... у нас есть товарищ, который как раз этим делом занимается. Вот он.

В кабинет вошел молодой еще мужчина, красивый, с волнистой черной шевелюрой на голове и с ямочкой на подбородке.

– Игорь Александрович, займитесь, пожалуйста, с товарищем - по вашей части.

– Пойдемте,- радушно предложил Игорь Александрович.

Они пошли по длинному коридору, Игорь Александрович впереди, Семка сзади на полшага.

– Я сам из Талицы, а точнее из Чебровки, Талица от нас...

– Сейчас, сейчас,- покивал головой Игорь Александрович, не оборачиваясь.- Сейчас во всем разберемся.

"Здесь, вообще-то, время зря не теряют",- подумал Семка.

Вошли в кабинет... Кабинет победней, чем у председателя,- просто комната, стол, стул, чертежи на стенах, полка с книгами.

– Ну?
– сказал Игорь Александрович. И улыбнулся.- Садитесь и спокойно все расскажите.

Семка начал все подробно рассказывать. Пока он рассказывал, Игорь Александрович, слушая его, нашел на книжной полке какую-то папку, полистал, отыскал нужное и, придерживая ладонью, чтобы папка не закрылась, стал заметно проявлять нетерпение. Семка заметил это.

– Все?
– спросил Игорь Александрович.

– Пока все.

– Ну, слушайте. Талицкая церковь Н-ской области Чебровского района,- стал читать Игорь Александрович.- Так называемая - на крови. Предположительно семидесятые - девяностые годы семнадцатого века. Кто-то из князей Борятинских погиб в Талице от руки недруга...- Игорь Александрович поднял глаза от бумаги, высказал предположение: Возможно, передрались пьяные братья или кумовья. Итак, значит... погиб от руки недруга, и на том месте поставлена церковь. Архитектор неизвестен. Как памятник архитектуры ценности не представляет, так как ничего нового для своего времени, каких-то неожиданных решений или поиска таковых автор здесь не выказал. Более или менее точная копия владимирских храмов. Останавливают внимание размеры церкви, но и они продиктованы соображениями не архитектурными, а, очевидно, материальными возможностями заказчика. Перестала действовать в тысяча девятьсот двадцать пятом году.

– Вы ее видели?
– спросил Семка.

– Видел. Это,- Игорь Александрович показал страничку казенного письма в папке,-ответ на мой запрос. Я тоже, как вы, обманулся...

– А внутри были?

– Был, как же. Даже специалистов наших областных возил...

– Спокойно!
– зловеще сказал Семка.- Что сказали специалисты? Про прикладок...

– Вдоль стен? Там, видите, какое дело: Борятинские увлекались захоронениями в своем храме и основательно раздолбали фундамент. Церковь, если вы заметили, слегка покосилась на один бок. Какой-то из поздних потомков их рода прекратил это. Сделали вот такой прикладок... Там, если обратили внимание, - надписи на прикладке - в тех местах, где внизу захоронения.

Семка Рысь чувствовал себя полностью обескураженным.

– Но красота-то какая!
– попытался он упорствовать.

– Красивая, да.- Игорь Александрович легко поднялся, взял с полки книгу, показал фотографию храма.- Похоже?

– Похоже...

– Это владимирский храм Покрова. Двенадцатый век. Не бывали во Владимире?

– Я што-то не верю...- Семка кивнул на казенную бумагу.- По-моему, они вам втерли очки, эти ваши специалисты, Я буду писать в Москву.

– Так это и есть ответ из Москвы. Я почему обманулся: думал, что она тоже двенадцатого века... Я думал, кто-то самостоятельно - сам по себе, может быть, понаслышке,- повторил владимирцев. Но чудес не бывает. Вас что, сельсовет послал?

– Да нет, я сам... Надо же! Ну, допустим - копия. Ну и что? Красоты-то от этого не убавилось.

– Ну, это уже не то... А главное, денег никто не даст на ремонт.

– Не дадут?

– Нет.

Домой Семен выехал в тот же день. В райгородок прибыл еще засветло. И только здесь, на станции, вспомнил, что не пил дней пять уже. Пошел к ларьку... Обидно было и досадно. Как если бы случилось так: по деревне вели невиданной красоты девку... Все на нее показывали пальцем и кричали несуразное. А он, Семка, вступился за нее, и обиженная красавица посмотрела на него с благодарностью. Но тут некие мудрые люди отвели его в сторону и разобъяснили, что девка та такая-то растакая, что жалеть ее нельзя, что... И Семка сник головой. Все вроде понял, а в глаза поруганной красавице взглянуть нет сил совестно. И Семка, все эти последние дни сильно загребавший против течения, махнул рукой... И его вынесло к ларьку. Он взял на поповские деньги "полкилограмма" водки, тут же осаденил, закусил буженинкой и пошел к отцу Герасиму.

Отец Герасим был в церкви на службе. Семка отдал его домашним деньги, какие еще оставались, оставил себе на билет и на бутылку красного, сказал, что долг вышлет по почте... И поехал домой.

С тех пор он про талицкую церковь не заикался, никогда не ходил к ней, а если случалось ехать талицкой дорогой, он у косогора поворачивался спиной к церкви, смотрел на речку, на луга за речкой, зло курил и молчал. Люди заметили это, и никто не решался заговорить с ним в это время. И зачем он ездил в область, и куда там ходил, тоже не спрашивали. Раз молчит, значит, не хочет говорить об этом, значит, зачем же бередить душу расспросами.