Мастера афоризма. Мудрость и остроумие от Возрождения до наших дней
Шрифт:
Когда неверие становится верой – оно более нелепо, чем религия.
Крупным людям свойственно мелкое тщеславие.
Любой, кто не считает себя гением, не является даже талантом.
Любопытно, что больше всего раскупают книги, которые меньше всего читаются. Это книги, стоящие напоказ в книжных шкафах у людей не читающих, – книги, так сказать, меблировочные.
Маска
Мастерство романиста – и вообще писателя – состоит не в умении все описывать, а в умении выбирать.
Ни один писатель никогда не сознается себе в том, что чем громче становится его слава, тем шире круг почитателей его таланта, неспособных оценить его.
Один здешний буржуа сказал своему сыну: «Ты богат, говори громко!»
Признать талант у своих друзей еще труднее, чем признать его у своих врагов.
Самая рассудочная из всех страстей, скупость, порождает наибольшее безумие.
Статистика – самая главная из неточных наук.
То, что происходит в наши дни, – еще не нашествие варваров; это нашествие шарлатанов.
Тот, кто не отличает нас от других, наносит нам оскорбление.
Тот, кто не презирает успеха, не достоин его.
Реми де ГУРМОН
(1858–1915), французский писатель и критик
Будьте человечны: если ваш сын не различает цветов, лучше сделайте его критиком искусства, чем машинистом-железнодорожником.
Женщина все еще помнит первый поцелуй, когда мужчина уже забыл о последнем.
Женщины как дворяне эпохи Мольера: все знают, ничему не учившись.
Знать то, что знает каждый, – значит не знать ничего.
Ложная мысль не может быть хорошо выражена, а хорошая не может быть выражена плохо.
Мужчины, которые отзываются плохо о женщинах, обычно имеют в виду лишь одну.
Не подлежит сомнению, что сторонники смертной казни имеют больше общего с убийцами, чем ее противники.
Политика зависит от политиков почти в той же степени, что погода от астрономов.
Прощение – аристократическая форма презрения.
Целомудрие –
самое неестественное из сексуальных извращений.Человек извлек пользу из своего интеллекта: он изобрел глупость.
Чтобы объяснить соломинку, пришлось бы разобрать на части весь мир.
Уильям ГЭЗЛИТТ
(1778–1830), английский публицист
Без помощи предубеждений и обычаев я бы заблудился даже в собственной комнате.
Говоря правду женщинам, которые в самом деле красивы, мы учимся льстить остальным.
Даже если мир ни на что другое не годен, это все же прекрасный предмет для рассуждений.
Дефо говорит, что в его время нашлась бы сотня тысяч отважных англичан, готовых не на жизнь, а на смерть сражаться против папизма, не зная даже, что такое папизм – человек или лошадь.
Друга я больше всего люблю за его недостатки, о которых можно поговорить.
Едва ли нужно обязательно быть поэтом, чтобы быть критиком; но, чтобы быть хорошим критиком, нужно не быть плохим поэтом.
Единственный грех, который не может быть отпущен, – это лицемерие. Раскаяние лицемера само по себе лицемерие.
Если бы человек больше думал, он меньше бы действовал.
Есть люди, которые дают обещания ради удовольствия нарушить их.
Занятие критиков – следить за поэтом, но следить за критиками – не занятие для поэта.
Искусство доставлять удовольствие состоит в том, чтобы самому быть довольным.
Лишь тот заслуживает памятника, кто в нем не нуждается.
Любовь к славе обычно лишь другое название для любви к превосходству; или же это стремление к высшему превосходству, утвержденному наивысшим авторитетом – авторитетом времени.
Малейшая боль в мизинце тревожит нас больше, чем убийство миллионов наших ближних.
Мы всегда готовы рассказать одну и ту же историю дважды – но не услышать ее дважды.
Мы говорили бы мало, если бы не говорили о себе.
Нам мало быть правыми; нам нужно еще доказать, что другие совершенно не правы.