Мастера детектива. Выпуск 10

– Теперь будьте особенно внимательны, – наклонился вперед Хедли. – Вы видели светлое твидовое пальто, которое нашли сегодня утром? Видели, не так ли?… Хорошо. Вы помните, на каком крючке оно висело?

– Да, сэр, помню. Сегодня утром, когда мистер Бернаби нашел его, я была в вестибюле. Потом пришли другие. Мистер Миллз сказал, что мы не должны его трогать, так как полиция…

– Правильно. А теперь, Энни, поговорим о цвете этого пальто. Вчера вечером там было светло–коричневое пальто или черное? Вы можете вспомнить?

– Да, сэр, – внимательно глядя на Хедли, сказала Энни. – Я могу припомнить… Светло–коричневое или черное, сэр? Вы это имеет в виду? Вообще, сэр, если быть точной, то ни то ни другое. Вчера вечером там не висело никакого пальто вообще.

В гостиной поднялся шум. Менген был вне себя от ярости, Розетта почти истерично смеялась, Бернаби весело усмехался. Только Эрнестина Дюмон молчала. Минуту Хедли изучал серьезное лицо Энни. Девушка, стиснув руки, удивленно вытянула шею. Хедли молча подошел к окну.

– Ну, успокойтесь, – ухмыльнулся доктор Фелл. – По крайней мере это не обернется для нас третьим цветом. Уверяю вас, этот факт подает нам большую надежду, хотя я, выражаясь так, и обрекаю себя на опасность получить стулом по голове. Гм… Значит… Пойдемте, Хедли! Время обедать. Обед!

ЛЕКЦИЯ ДОКТОРА ФЕЛЛА

Вино было выпито, сигары выкурены, кофе подан. Хедли, Петтис, Ремпол и доктор Фелл сидели у настольной лампы под красным абажуром в ресторане отеля, где жил Петтис. Кроме них, в зале сидело еще несколько посетителей. В этот час зимнего дня, когда за окном падал пушистый снег, самое уютное место было около затопленного камина. В тусклом свете, под потемневшим гербом с каким–то девизом доктор Фелл еще больше напоминал феодального барона. Глядя на кофейные чашки с таким пренебрежением, будто был способен проглотить их, он взмахнул сигарой, прокашлялся и провозгласил:

– Сейчас я прочитаю вам лекцию об общем механизме и развитии ситуации, известной в детективной литературе как «герметически закрытое помещение».

– Может, когда–нибудь в другой раз… – простонал Хедли. – После такого чудесного обеда нам не нужны никакие лекции, особенно когда нас ждет дело. Как я сказал минуту назад, теперь…

– Я прочитаю лекцию, – неумолимо продолжал свое доктор Фелл, – лекцию об общем механизме и развитии ситуации, известной в детективной литературе как «герметически закрытое помещение». Гм… Кто хочет, тот может этот раздел опустить. Начну, джентльмены, с того, что я, пополняя свои знания знакомством с детективной беллетристикой за последние сорок лет, могу…

– Если вы собираетесь анализировать невозможные ситуации, – перебил его Петтис, – то при чем тут детективная беллетристика?

– А при том, – отозвался доктор Фелл, – что мы с вами имеем дело, откровенно говоря, с детективной историей, и не стоит делать вид, будто это не так. И хватит выдумывать важные причины, чтобы не говорить о детективной истории. Давайте открыто гордиться самым благородным из всех возможных увлечений персонажей детективных произведений.

Итак, пойдем дальше. Я, джентльмены, не собираюсь излагать тут какие–нибудь правила. Я хочу говорить о личных вкусах и симпатиях. Мы можем согласиться с утверждением Редьярда Киплинга с том, что существует 96 способов выдумать запутанный сюжет об убийстве, и каждый из них будет соответствовать действительности. Если бы я заявил, что каждый из них мне интересен, то, мягко выражаясь, я бы соврал. Но суть в другом. Если я скажу, что рассказ о преступлении в закрытой комнате в детективной беллетристике интереснее других, то это будет каким–то образом просто предубеждением. Мне нравится, когда убийства происходят часто, когда они кровавы и нелепы. Мне по вкусу яркие цвета и фантазия, потому что, разве может быть интересным что–нибудь лишь потому, что оно подано так, будто произошло на самом деле? Меня не интересуют примеры повседневной жизни, я предпочитаю слушать смех великого Ано [15] или монотонный звон колоколов собора святого Петра. Я допускаю, что все эти вещи – веселые, умные, рассудительные и не требуют более или менее талантливого критического рассмотрения. Но это необходимо делать, так как те, кому не нравится трагичное, требуют, чтобы их суеверия были признаны принципами. В качестве клейма для осуждения они используют слово «неправдоподобно» и начинают сами верить, что «неправдоподобное» – плохо. Если А убит, а на Б и В падает большое подозрение, то неправдоподобно, чтобы преступником мог быть совершенно невинный на первый взгляд Г, хотя преступником является именно он. Если у Д имеется безукоризненное алиби, и он клянется каждой последующей буквой алфавита, что он невиновен, то неправдоподобно, что Д совершил преступление, но он его все–таки совершил. Когда детектив собирает на берегу моря угольную пыль, то неправдоподобно, что такая незначительная вещь может иметь какое–нибудь значение, однако она его имеет. Следовательно, мы приходим к выводу, что слово «неправдоподобно» становится нелепым, превращается в этакую насмешку. Правдоподобие, случается, не вырисовывается до самого конца расследования, и тогда убийство, если хотите, можно приписать кому–нибудь, кто вам несимпатичен, как это делают некоторые старые чудаки, при этом они не жалуются на то, что это менее вероятно и бесспорно, чем то, что преступление совершил человек, на которого подозрение падало с самого начала.

15

Персонаж детективного произведения А. Э. Мейсона (1865–1948).

Когда появляется лозунг «Этого не может быть!», когда вам не нравятся убийцы–маньяки или те, кто оставляет визитные карточки, вы просто заявляете: «Такие рассказы мне не нравятся». Это вполне понятно. Когда не нравятся, говорить об этом можно с полным правом. Но когда мысль о вероятности или даже качестве рассказа зависит от вкуса, то говорят: «Этого не может быть, потому что это мне не нравится».

В чем же истина? Это можно выяснить, взяв в качестве примера герметично закрытую комнату, ведь такие ситуации люди критикуют чаще, чем какие–нибудь другие, по той причине, что считают их неубедительными.

Я рад отметить, что большинству читателей ситуации в герметично закрытой комнате нравятся. Но – и в этом вся суть – даже эти читатели часто колеблются. Сказать по правде, я тоже. Почему люди так подозрительно относятся к разговорам о закрытой комнате? Не последней причиной является недоверие, но до определенной степени – и разочарование. Поэтому, и это вполне естественно, легко сделать ошибочный шаг и назвать все дело неправдоподобным, пли невозможным, или нелепым.

– Одним словом, – продолжал доктор Фелл, размахивая сигарой, – это то, о чем нам сегодня рассказывал О'Рурк, – обман чувств в повседневной жизни. Господи! Джентльмены, что уж говорить о рассказе, когда насмехаются даже над действительностью! Когда такое случается в детективном романе, заявляют, что это неправдоподобно, а когда в повседневной жизни и не поверить нельзя, то обычное объяснение разочаровывает людей. Дело в том, что они и в том и другом случае ожидают чего–то большего.

Видите, если возникает впечатление какой–то магии, люди считают, что причина также должна быть магической. А когда оказывается, что это не колдовство, говорят: «Глупости». Вряд ли это справедливо. И уже в последнюю очередь можно критиковать поведение убийцы. Вся суть вот в чем: может ли такое быть? Если да, вопрос, было ли это, не возникает. Преступник исчезает из закрытой комнаты. Поскольку преступник, к нашему удовольствию, нарушает закон природы, то он, видит Бог, имеет право нарушить закон возможного. Если у кого–то возникает намерение встать на голову, то вряд ли целесообразно требовать, чтобы он стоял на ногах, раз он и так на них стоит. Примите это во внимание, джентльмены. Если хотите, назовите такой вывод неинтересным или как–нибудь иначе – это дело вкуса, – но не спешите делать нелепое заявление, будто такое невозможно или заходит слишком далеко.

– Хороню, хорошо! – отозвался Хедли, заерзав на стуле. – Я в этом не очень разбираюсь, но если вы так настаиваете на этой лекции, она, наверно, имеет какое–то отношение к нашему делу?

– Да.

– Тогда при чем тут герметично закрытая комната? Вы сами сказали, что убийца Гримо – это самая сложная наша проблема. Главная загадка – убийство посреди улицы…

– Эх… – Доктор Фелл так пренебрежительно махнул рукой, что Хедли удивленно поднял на него глаза. – Вы имеете в виду эту сторону дела? Я понял все, как только услышал звон церковных колоколов. Я говорю это совершенно серьезно. Меня волнует это исчезновение из комнаты. И я, чтобы выяснить, может ли быть у нас какая–нибудь ниточка, собираюсь дать в общих чертах классификацию некоторых способов убийства в запертой комнате. Несмотря на их отличия, у некоторых из них есть нечто общее.

Гм… Так вот, мы имеем комнату с одной дверью, с одним окном и крепкими стенами. Говоря о способах исчезновения, когда дверь заперта, и окно герметично закрыто, я не буду брать очень распространенные в наши дни вульгарные случаи, когда запертая комната имеет тайный выход. Автор, который себя уважает, вряд ли вспомнит о том, что такое возможно. Нет необходимости оговаривать и второразрядные разновидности грубого нарушения этого закона, скажем, занавеска, открыв которую, можно просунуть руку, или отверстие в потолке, через которое опускают нож, а крышку ставят на место, и пол на верхнем этаже покрыт пылью, так, будто там никто не ходил. Это та же самая непорядочность, только в миниатюре. В принципе не имеет значения, какого размера будет отверстие: маленькое, как наперсток, или такое большое, как дверь в кладовой. Что касается классификации, то некоторые положения, мистер Петтис, можете записать…