Мастера детектива. Выпуск 3

— Полагаю также, что мой племянник Доссен сжег и эту бумажку. С ваших слов получается, вроде он был у вас главарем.

— Он и был!

— Итак, речь шла не о простых встречах друзей, но о настоящей организации. Как же она называлась?

— Банда «Боксинг».

— Джо Боксер входил в нее?

— Нет. Устав он знал, но не хотел мешаться в такие дела, потому что у него патент.

— Не понимаю.

— Ну, если бы его взяли, у него отобрали бы патент, так как он рецидивист.

Лурса не улыбнулся, услышав это столь неожиданное в устах Эмиля слово. За стенами тюрьмы на город уже, должно быть, спустилась ночь. Порой из коридора доносились размеренные шаги надзирателя.

— У вас были определенные дни для сборищ?

— Мы встречались каждый день в «Боксинг–баре», но эта явка была необязательной. Только по субботам все обязаны были собираться в баре и приносить…

Он замолчал.

— Что приносить?

— Если я скажу вам все без утайки, вы сохраните профессиональную тайну?

— Я не имею права говорить что–либо без вашего разрешения.

— Тогда дайте мне еще сигарету. У меня их отобрали. Не только сигареты, но и все, что было в карманах. И шнурки от ботинок тоже.

Он готов был разреветься. Еще секунду назад он говорил вполне здраво, а сейчас, увидев свои ботинки без шнурков, проведя рукой по распахнутому вороту сорочки, он судорожно дернул шеей, еле сдерживая рыдания.

— Будьте мужчиной, Маню! — произнес Лурса почти без иронии в голосе. — Вы говорили, что каждую неделю члены группы должны были приносить…

— Какой–нибудь украденный предмет, вот что! Я не желаю лгать. Я знал, когда Люска обещал свести меня с ними, что у них это принято.

— Откуда вы это знали?

— Мне говорили.

— Кто?

— Почти все молодые люди в городе были в курсе дела. Подробностей они, конечно, не знали, но говорили, что существует шайка.

— Вы давали клятву?

— Письменно.

— Полагаю, вам надо было пройти через какое–то испытание?

— Как раз та машина… Если бы оказалось, что я не умею водить, я должен был бы пробраться в пустой дом, просидеть там час и вернуться с какой–нибудь вещью.

— С любой?

— Предпочтительно с какой–нибудь громоздкой, чтобы трудно было ее вынести. Это как бы состязание… Самым простым считалось стащить что–нибудь с прилавка. Люска однажды принес тыкву весом в десять кило.

— А что вы делали с добычей? Эмиль насупился и молчал.

— Полагаю, что все это сносилось ко мне в дом?

— Да, на чердак.

— До того, как вы вступили в шайку, сколько времени продолжались такие налеты?

— Должно быть, месяца два, не знаю точно. По–моему, этой игре Эдмон научился на каникулах в Экс–ле–Бене, там несколько человек развлекались такими делами ..

Лурса не раз спрашивал себя, как могла установиться такая близость между Николь и ее кузеном Эдмоном. А все оказалось так просто! Правда, удивляться начал он еще в отдаленную эпоху — кажется, дня три тому назад, — когда безвылазно сидел в своей берлоге.

Его сестра Марта как–то сообщила письмом, что сняла в Экс–ле–Бене виллу, и спрашивала, не отпустит ли он погостить к ним Николь.

Николь провела там месяц, и Лурса не беспокоился о ней, вообще не беспокоился, жила ли она дома или уезжала.

Значит, вот какими играми в Экс–ле–Бене развлекались юноши и девушки из хороших семейств, пока их родители посещали водолечебницы и казино!

— Эдмон приносил много вещей?

— Однажды он принес серебряное ситечко для кофе из пивной на улице Гамбетты. Другой раз начался спор, так как Детриво заявил, что будет брать потихоньку вещи только у себя дома, а по–настоящему не желает воровать, боится. Тем не менее, когда Большой Луи заговорил о полиции, даже признался, что находится не в ладах с правосудием и не желает, чтобы его снова забрали, именно Эдмон хвастался тем, что мы делали.

— Все это происходило в маленькой комнатке на третьем этаже?

— Да. Эдмон слишком уж умничал, все раздувал. Это в его стиле. Уверен, что Большой Луи стал требовать денег только из–за него. Он утверждал, что из–за несчастного случая, то есть из–за нас, он не может работать, а жена ждет почтовых переводов. Сначала он потребовал тысячу франков и велел принести их на следующий день…

— Вы устроили складчину?

— Нет, все от меня отступились.

— И кто же достал эту тысячу?

— Я.

Теперь он уже не плакал, а просто отвернулся к стене, потом вдруг, повинуясь внутренней потребности, взглянул с вызовом прямо в глаза адвокату.

— А что я мог, по–вашему, сделать? Все твердили, что виноват я, что я нахвастался, будто умею водить машину. Из–за Большого Луи я каждый вечер мог видеться с Николь. Я все вам должен говорить, верно? Ведь вы мой адвокат. Вы сами захотели. Да, да! Я это сразу почувствовал. Не знаю, почему вы так поступили, только вам захотелось. Теперь пеняйте на себя. Если бы я мог убежать с Николь, не важно куда…

— А она, что она говорила по этому поводу?

— Ничего не говорила.

— А где вы взяли тысячу франков?

— Дома. Мама еще не знает. Я рассчитывал рано или поздно возвратить. Я знаю, где у мамы лежат деньги: в бельевом шкафу, в старом папином бумажнике.

— А остальную сумму?

— Какую остальную?

— Две тысячи шестьсот франков?

— Кто вам о них сказал?

— К сожалению, приобщено к делу. Полиция обнаружила почтовые переводы, которые Большой Луи посылал своей подружке.

— А где доказательства, что это я их посылал?

— Приходится предполагать, что вы.

— Люска дал мне взаймы четыреста франков. А остальные… Рано или поздно вы все равно узнаете, потому что, когда он будет сводить счета… Я не знал что делать. Большой Луи мне угрожал, говорил, что предпочтет во всем покаяться полиции и нас всех засадят в тюрьму. Вы знаете господина Тетю?

— Рантье с Оружейной площади?

— Да. Это наш клиент. Он покупает много книг, особенно дорогие издания, мы их для него выписываем из Парижа… Так вот, Тетю пришел в магазин, когда господин Жорж поднялся на минуточку к себе выпить чаю он всегда в четыре часа пьет чай — и заплатил по счету. Тысячу триста тридцать два франка. Я их взял. Я рассчитывал вернуть их до конца месяца.