Мастера детектива. Выпуск 6
Шрифт:
— Я один, — сказал Сондерс.
Он уселся в одном из передних рядов и прислушался к похожему на речь китайцев разговору двух заик у себя за спиной. Они выстреливали очередью слов, как пулемет; потом наступала неизбежная и непреодолимая пауза. В зале было около пятидесяти человек. Они разглядывали друг друга, как урод, который смотрится в зеркало: если посмотреть вот с этой стороны, думает он, я не так уж и плох. Они обретали сейчас чувство товарищества: общий недостаток, затруднявший их общение, в некотором роде заменял им это общение. Все они ждали чуда.
И Сондерс тоже ждал — и ждал так же терпеливо, как тогда возле угольной платформы. Он не чувствовал себя несчастным. Вполне возможно, что он преувеличивает
Мистер Монтэгю Фелпс, магистр искусств, вышел на сцену. Он был облачен в сюртук, темные волосы были напомажены. Выбритый до синевы подбородок его был слегка припудрен, а манера держаться у него была решительная и хладнокровная. Всем своим видом он как бы говорил этим подавленно молчавшим людям: «Смотрите, какими вы можете стать, если, немного поверив в себя, возьмете у меня несколько уроков».
Это был человек лет сорока пяти, он, несомненно, жил в свое удовольствие и явно пользовался успехом у женщин. При виде его невольно думалось о двуспальной кровати и плотном обеде в одном из курортных отелей. На мгновение он напомнил Сондерсу мистера Дейвиса, который в то утро так важно прошествовал в управление «Мидленд стил», а полчаса спустя так неожиданно и страшно умер. Ему вдруг показалось, что поступок Рейвена ровно ничего не изменил, что убийство иллюзорно, как мечта. Убили одного — и вот, пожалуйста, новый мистер Дейвис. Штампуют их, что ли? И вдруг за плечами мистера Монтэгю Фелпса над сценой Сондерс увидел фотографию Великого Мастера Ложи: лицо старика с кривым носом и клочком бороды, лицо сэра Маркуса.
3
Покидая «Мидленд стил», майор Колкин был очень бледен. Впервые в жизни он увидел, что такое убийство. Это была настоящая война. Он быстро, как только мог, направился в полицейское управление и был очень рад, когда встретил там суперинтендента. Он смиренно попросил глоток виски.
— Хочу встряхнуться, — объяснил он. — Ведь только вчера вечером он обедал у меня. Миссис Пайкер тоже была со своей собачкой. Чего мы только не делали, чтобы он о ней не узнал.
— Эта собачонка, — сказал суперинтендент, — доставляет нам больше хлопот, чем любой из жителей Ноттвича. Я вам когда-нибудь рассказывал, как этот пес забрался в женский туалет на Хайэм-стрит? Ведь и смотреть-то не на что, а временами в него прямо бес вселяется. Если бы он не принадлежал миссис Пайкер, мы бы от него уже давно избавились.
— Он хотел, чтобы я дал нашим людям команду стрелять в этого парня без предупреждения, — сказал майор Колкин. — Я сказал, что не могу. А теперь вот все думаю о том, что мы могли бы спасти две жизни.
— Да не переживайте вы так, сэр, — утешил его суперинтендент, — мы бы не выполнили такого приказа. Даже если бы он исходил от самого министра внутренних дел.
— Чудак он все же был, — продолжал майор Колкин. — Послушать его, так я несомненно имею на всех вас какое-то там влияние. Обещал мне золотые горы. Наверное, он был из тех, кого называют великими людьми. Таких, как он, мы больше не встретим. И это когда нужны именно такие люди... Война... — Майор Колкин замолчал, держа стакан в руке. Он смотрел на стакан виски, а перед глазами у него стояли совсем другие картины: учебное подразделение, старый армейский мундир в шкафу. Не бывать ему теперь полковником, но, с другой стороны, сэр Маркус не сможет помешать... странно, что он не почувствовал радости при мысли о том, что снова станет председателем трибунала. — Учебная химическая тревога, кажется, прошла неплохо. — Он переменил тему разговора: — Не знаю только, разумно ли было так полагаться на студентов-медиков? Они ни в чем не знают меры.
— Целая толпа, — сказал суперинтендент, — прошла
с криками мимо нас. Искали мэра. Не знаю, как это объяснить, но мистер Пайкер, похоже, действует на них как на кошек валерьянка.— Добрый старина Пайкер, — механически проговорил майор Колкин.
— Они заходят слишком далеко, — сказал суперинтендент. — Мне звонил Хиггинботэм, кассир из Вестминстера: говорит, его дочь обнаружила у них в гараже одного из этих студентов, и, представьте, он был без штанов.
Майор Колкин оживал на глазах.
— А, это Роза Хиггинботэм? — сказал он. — Розе можно верить. И что же она сделала?
— Говорит, задала ему перцу.
— Задала перцу — это неплохо, — похвалил майор Колкин. Он повертел в руке стакан и осушил его. — Непременно передам старине Пайкеру. А вы ему что на это сказали?
— Повезло еще вам, говорю, что она не наткнулась там на убийцу. Понимаете, там-то Рейвен, вероятно, и раздобыл одежду и противогаз.
— Не важно. А что этот парень делал в гараже? — сказал майор Колкин. — Пожалуй, схожу погашу чек и порасспрошу обо всем старину Хиггинботэма.
Он засмеялся. Очередной скандал, выпивка с супером, какой-нибудь анекдот, который можно рассказать старине Пайкеру, — жизнь возвращалась в старую колею.
По дороге к Вестминстеру он чуть не налетел на миссис Пайкер. Он вынужден был нырнуть в магазин, чтобы избежать встречи с нею. Он вдруг с ужасом подумал о том, что Чинки, бежавший впереди, последует за ним. Он размахнулся, точно бросал мяч, но Чинки, похоже, к таким играм был равнодушен. Резко повернувшись спиной, майор Колкин склонился над прилавком. Он обнаружил, что попал в галантерейную лавочку, в которой никогда еще не был.
— Чем могу служить, сэр?
— Подтяжки, — не раздумывая бросил майор Колкин. — Пару подтяжек.
— Какого цвета, сэр?
Уголком глаза майор Колкин увидел, что Чинки, сопровождаемый миссис Пайкер, протрусил мимо дверей лавки.
— Лилового, — с облегчением произнес он.
4
Старуха тихонько прикрыла парадную дверь и на цыпочках прошла через маленькую темную прихожую. Чужой не понял бы, куда идти, но она тут хорошо ориентировалась: вон там вешалка для шляп, там этажерка, а вот выход на лестницу. Она держала в руках вечернюю газету, и когда, стараясь не шуметь, чтобы не побеспокоить Эки, она открыла дверь кухни, ее лицо осветилось радостным возбуждением. Но она сдержала себя и сначала выложила из корзины картошку, банку консервированных ананасов, два яйца и кусок трески.
Эки за кухонным столом писал длинное письмо. Он отодвинул в сторону фиолетовые чернила, которые купила жена, и писал своими лучшими темно-синими, макая в них сломанную авторучку. Писал он медленно и с трудом, иногда набрасывая несколько фраз на отдельном листке бумаги. Старуха стала рядом с раковиной. Она смотрела на него, ожидая, что он заговорит, и сдерживая дыхание — иногда оно со свистом прорывалось. Наконец Эки отложил ручку.
— Ну, моя дорогая? — обратился он к ней.
— Эки, — с ликованием сообщила старуха, — ты представляешь? Мистер Чамли мертв. Убит. Об этом написано в газете, — добавила она. — И этот Рейвен тоже.
Эки взглянул на газету.
— В самом деле, какой кошмар, — с удовлетворением сказал он. — Еще одна смерть. Настоящая резня. — Он не спеша прочел хронику.
— Подумать только, что все это произошло здесь у нас, в Ноттвиче.
— Он был дурной человек, — сказал Эки, — хотя мне и не следовало бы говорить о нем плохо теперь, когда он мертв. Он втянул нас в гнусную историю, за которую мне до сих пор стыдно. Теперь, наверное, нам можно безбоязненно оставаться в Ноттвиче.
Он оглядел три страницы, исписанные мелким каллиграфическим почерком, и разлитое на его лице блаженство сменилось выражением усталости.