Мастера и шедевры. т. I

Судьба предложила первое серьезное испытание Ван Гогу: он влюбился в Урсулу, дочь хозяйки квартиры, где снимал комнату. Когда после долгих дней идиллического ухаживания он набрался смелости объясниться в любви, она подняла на смех неуклюжего увальня из Брабанта. Первая драма в жизни Винсента, но далеко не последняя. Отчаяние, стыд и неостывшая страсть словно его подменили — он снова стал угрюм, рассеян, неприветлив. Хозяева фирмы узнали обо всем. Решили помочь юноше — посылают в Париж: пусть великая столица искусства, развлечений, флирта вылечит парня.

Париж. Монмартр. Первая выставка импрессионистов. Скандал вокруг Клода Моне и его друзей — все это не трогает Винсента. Он не может забыть Урсулу. История доходит до того, что хозяева освобождают нерадивого приказчика от работы. С 1 апреля 1876 года он уволен.

Прогулка заключенных.

Начинается страдный путь Ван Гога к истинному призванию.

Он был проповедником в Англии, продавцом в книжной лавке Дордрехта и, наконец, отрешившись от жизни мирской, оказался в Амстердаме, в богословской школе, но вскоре бежал и от этой мертвой зубрежки. Не проходит года, как он уже читает евангелие бельгийским шахтерам.

Боринаж изгоняет его как безумца…

Рок предлагает Винсенту самые крутые повороты, и он приемлет их.

Кажется, катастрофа близка.

Один.

Не понят. Изгнан.

И тут появляется его ангел-хранитель Тео. Он уговаривает брата заняться искусством — писать, он высылает ему первые пятьдесят франков. Ван Гог начинает наконец дело своей жизни. Сперва вроде бы нехотя, а потом с неистовой страстью, которая дремала в нем.

В июле 1880 года художник Ван Гог пишет письмо Тео. Это послание-отчет. Пятьсот строк. Между ними мольба о помощи. Тео услышал ее. Отныне начинается жуткое и радостное десятилетие, перевернувшее потом мир искусства.

«Я не в силах выразить, — пишет он Тео, — как я счастлив, что снова взялся за рисование».

Дилетант, с огромным самомнением и мощнейшим темпераментом, он бешено трудится над овладением профессией: копирует, рисует с натуры, компонует. Сперва неуклюже, грубо, угловато. Но сила, ярость дарования пробиваются через оболочку неуверенности и ученичества.

Атака высот…

Перспектива, анатомия, рисунок, цвет, пластика… Земля обетованная лежала перед ним. С усилием гиганта Ван Гог делает шаг из небытия к мастерству.

В первых опытах, которые он показал своему дальнему родственнику Мауве, были такие данные, что модный художник был потрясен.

Взгляните на эти этюды Ван Гога: «Кузница», «Мельницы в Дордрехте», «Портрет отца» — вас оглушит звучание правды жизни, увиденной необычно, остро.

в замусоленных листах просматриваются, при всей их примитивности, мощь светотени, силуэта, первичность видения. Эти рисунки шагнули из мрака в свет мирового признания, правда, посмертно.

Судьбе было мало предложить Винсенту одно испытание, и она предлагает второе. Ван Гог влюбился в кузину Кее. А она была лишь дочерью Евы, дщерью своих родителей, буржуа, со всей присущей им слабостью — страстью к чистогану, текущему счету и прочим демонам суеты. Перед ними же был гений, ничего еще не создавший.

Отец Кее яростно крикнул будущему художнику:

«Ты никогда больше ее не увидишь!»

Винсент обезумел.

Боль отказа, неутоленная страсть — все это лишало утлое суденышко его судьбы руля и снастей. Он был смятен. Но не побежден.

С Ван Гогом оставалась вера.

Пусть его презирали и гнали, величали чудаком, пачкуном — всеми теми словами, которые может выдумать злой и недалекий ум провинциального мещанина.

О, этот мир мнимого благополучия и незыблемости, построенный на грошовом расчете, кастрированном чувстве, мечте, ограниченной домиком, садиком да кошельком с деньгой… Надо же было Ван Гогу столкнуться с этой квинтэссенцией провинциализма и убожества.

Ван Гог идет навстречу мраку и молниям своей судьбы, озаряемый мгновениями лучезарной радости творения… Буквально осязаешь всю нечеловеческую силу прозрения, которое наступило у взрослого, сложившегося человека, прожившего без малого тридцать лет, от касания с живописью, рисунком, композицией. Винсент Ван Гог пишет брату:

«Тео, какая великая вещь — цвет!»

В этом крике души — вся бездна отрадного и страшного опыта, который предпринял Винсент: он пытается осуществить мечту гётевского Фауста.

Зрелый мужчина как бы становится вновь юным по первичности взгляда на мир.

Винсент понимал, что судьба поставлена на карту успеха или провала этой несравненной по тягости задачи — одолеть мастерство сразу, без подготовки и школы. Но он верит, что «победоносно завершит» свою задачу.

Опыт происходил в реальной Гааге, в довольно ординарном художественном кругу с обычными представителями богемствующих резонеров, дельцов, карьеристов, пытающихся, фехтуя кистью и палитрой, пробиться в свет.

Этот мир неудачников и талантов, добрых и злых людей стал вскоре ясен новичку Винсенту, на первых порах поверившему было в святость дружеских объятий и поцелуев.

Но он быстро разобрался в лживости буффонады юродствующих фигляров, хладнокровных дельцов и почувствовал себя еще более одиноким, чем был до знакомства с ними.

Ван Гог не знал компромиссов с совестью.

Он ломился напролом.

И поэтому был страшен, как бык на корриде, затравленный пикадорами. Весь строй его первых работ насыщен почти предгрозовым мраком, хотел или не хотел этого Винсент. Талантливо, крепко сколоченные интерьеры, портреты, пейзажи заявляли о даровании недюжинном.

Несмотря на весьма простые сюжеты этих изначальных листов, они уже дают почувствовать глубоко мыслящего человека — художника-гуманиста.

… Богема Гааги жила своей жизнью. Кто-то упорно трудился, кто-то лицедействовал, ссорился, хитрил — словом, зыбкое стоячее озеро, чтобы не сказать лужа, было густо населено. Среди них мрачный, разочарованный, оскорбленный в лучших чувствах, вере в честность, святость творчества, Ван Гог. Его пугали банальные приемы, заржавевшие каноны, стертые рецепты салонной ходовой живописи. Когда его покровитель метр Мауве дал ему рисовать гипсовый слепок античной головы, Винсент в сердцах вышвырнул его вон, разбив вдребезги. И модный маэстро изгоняет его из студии. Ван Гог снова один. Не раз он будет слушать призывы к мещанскому благоразумию, к капитуляции, к сдаче позиций. Но ответ Ван Гога был односложен: нет!..

Он говорил: «Лучше полгода не обедать… чем работать без модели, это смерть».

Никакой слащавой отсебятины, ретуши жизни, никакого приукрашивания натуры в угоду безвкусным заказчикам!

Природа толкнула его к союзу со случайной женщиной Кристиной, измученной, истертой жизнью, беременной, больной, с тремя детьми. «Син» — так назвал художник свою странную и жуткую модель.

Портрет доктора Рея.

Его связь мгновенно стала достоянием сплетен.