Мать-одиночка

Еще, конечно, невольно размышлялось и о причине, по которой они направлялись сейчас к границе со Стороной, но тут дочка была непреклонной. То, что ехать требуется обязательно, маршал от Лили безоговорочно принял и в конце концов с этой поездкой согласился, а вот зачем туда нужно поехать, он от девочки добиться так и не смог, у той на все его расспросы был один упрямый ответ:

— Сам уви.

Ну что ж, «уви» — значит, «уви». Виттору уже чисто по-человечески было любопытно: что же он там «уви»? Ну да ладно, через три дня это станет известно. И, между прочим, он поймал себя на мысли, что несмотря на Лилин возраст, он в последние дни стал очень доверять дочери. То есть, она, как и любой ребенок, порой баловалась, капризничала, но в действительно важных вещах вела себя по-другому, даже выглядела в такие минуты будто повзрослевшей сразу года на три, если не больше, и Виттор чувствовал, как в нем крепнет и крепнет доверие к этому самому дорогому для него человеку.

А вот этот маленький человек, насмотревшись наконец на белоснежных красавиц-лошадок, направился к дверцам кареты. Но подойдя, Лиля вновь остановилась и ткнула в дверцу пальцем:

— Что?

Маршал сразу понял суть вопроса. На дверцах кареты красовался его герб. Там была изображена темно-синяя туча, под ней — золотая корона, а на переднем плане вертикально помещался меч.

Дочка хотела, чтобы он объяснил ей смысл нарисованного. И Виттор сказал:

— Ты ведь знаешь, что я маршал, главнокомандующий войсками Чареона. Поэтому на моем гербе изображен меч. А защищает он корону, то есть наше королевство, Чареон. Туча же — это как бы наши враги, все плохое и злое, что может нам угрожать.

— А хо? — спросила Лиля.

— Хорошее? — удивился маршал. — А разве от хорошего нужно защищаться?

— Нет, — помотала рыжей головкой девочка. — Где хо?

— Ты хочешь, чтобы на моем гербе было нарисовано что-то хорошее?

— Да.

— Но ведь защита от плохого — это и есть хорошее. Это моя служба, моя профессия. Мне кажется, что я всю жизнь, даже до того, как попал в Триадон, занимался только этим.

— Да, — опять сказала Лиля.

— Да?.. — резко склонился к ней Виттор. — Ты что-то знаешь о моей прежней жизни?..

Но девочка молча поднялась на ступеньку кареты и открыла дверцу.

Дорога к пограничной заставе в этот раз понравилась маршалу куда больше, чем когда они с Лилей возвращались не так давно оттуда. Прошлую поездку ему вообще было стыдно вспоминать. Ладно, он тогда не мог знать, что Лиля — это его дочка. Но спутать девочку с мальчиком, да еще когда она, бедненькая, то и дело повторяла ему: «Я де… я де!..» Как он мог не сообразить? Он, главнокомандующий, который должен соображать быстро и четко! А еще дал ей это дурацкое имя — Ядень! Это вообще какой-то кошмар… Будто действительно его кто-то специально околдовал, мозги чем-то запудрил. Ядень!.. Вот ему бы самому понравилось, если бы кто-то принял его за даму и придумал идиотское имя? «Эй, мадам Веттер! Вы в какую сторону сегодня дуете? И почему вы в штанах, а не в юбке?» Наверное, он бы такого наглеца тут же проткнул шпагой. А когда сам такую ерунду воротил — как бы и ничего! Да нет, не ничего… На самом деле стыдно. Хорошо, что этот вопрос уже закрыт, и Лиля, вроде бы, на этот его промах не обижается. Правда, это был не единственный промах в его отношениях с дочерью, напромахивался он столько, что, опять же, для человека военного — стыд и позор! Да и не только для военного. Для любого отца должно быть стыдно не понимать собственную дочь. Даже если она не очень хорошо разговаривает. Ведь на самом-то деле самое важное должно восприниматься не ушами, не глазами, а сердцем! К счастью, в последнее время оно стало ему помогать в отношениях с дочерью более верно. Вот бы еще это сердце подсказало ему, хотя бы намекнуло, как начать с Лилей этот проклятый разговор о том, что ему все-таки придется жениться на Малене! Но сердце упрямо молчало. Ему эта тема определенно не нравилась.

И вот, хоть и не была по душе Виттору их с Лилей прошлая поездка, зато куда с большей охотой, с удовольствием даже он припоминал, как ехали они с графом Лорсетом и леди Золей в ту сторону… Причем, чаще вспоминалась именно Золя, а не дружище Энимор, который под конец путешествия, если уж совсем откровенно, даже стал надоедать. А вот леди Золя… Приятная женщина. А какая веселая! Как он тогда пытался обучить ее дальновидению, а она чуть не выпала из кареты!.. Вспомнив это, маршал невольно вдруг рассмеялся.

— Что? — удивленно посмотрела на него Лиля.

— Да я… это… — замялся Виттор, — вспомнил кое-что.

— Что?

Маршал в растерянности перевел взгляд на окно, и внезапно увидел вдали именно ту избушку возле леса, с которой в прошлый раз все и началось. Он даже удивился, что воспоминание о том случае явилось к нему именно сейчас. Но зато ему пришло в голову, чем отвлечь дочку от неудобной темы — не рассказывать же ей, в самом деле, как они на пару с другим мужчиной любовались розовыми женскими панталонами…

— Я вспомнил о дальновидении, — сказал он. — Это такая забавная, но в то же время очень полезная магия. Она очень простая. Допустим, что-то находится далеко, а ты хочешь рассмотреть это получше, но подойти ближе не можешь.

— По? — спросила Лиля.

— Почему не можешь?.. Ну, например, это находится на острове в центре большого озера. Нужна лодка, нужно долго плыть… А если нет лодки? А увидеть, что там, очень нужно. И как тогда это сделать?

— Тру… — сказала девочка и поднесла к глазу кулачки так, будто смотрит сквозь них.

— Труба?.. — изумленно заморгал Виттор. — Правильно, а как ты узнала?.. Именно в этом и состоит секрет магии дальновидения: нужно вообразить, что смотришь на нужный объект сквозь длинную трубу, а потом начать мысленно ее сжимать… Но как ты узнала?

— Ви тру! — снова повертела кулачки возле глаза Лиля.

— А! Ты просто видела где-то саму подзорную трубу! — облегченно рассмеялся маршал. — Я уж подумал, что тебе известна эта магия. Вот и удивился: откуда?

А дочка между тем тоже выглянула в окно и посмотрела сквозь свою импровизированную подзорную трубу в сторону того самого домика около леса.

— Смо… — сказала она. — Сжи… — Отняла от глаза кулаки. — О! Там цве!..

Маршал применил магию дальновидения и, посмотрев на избушку, приблизил увиденное. На окне бревенчатого домика стоял горшок с цветами! Виттор даже закашлялся от удивления. Неужели его дочке удалось воспользоваться дальновидением?! Хотя почему бы и нет? Ведь она его дочь, его кровь, а сам он вполне владел этой несложной магией… Впрочем, маршал, отведя наконец от домика взгляд, увидел, что цветов — обычных, полевых — за окном дилижанса видно много повсюду. Может, Лиля имела в виду именно их? Он хотел спросить об этом у дочери, но, повернувшись к ней, увидел, что девочка, свернувшись калачиком на мягкой широкой лавке, закрыла глаза и тихонечко посапывает. Утомила бедняжку дорога! Ну что ж, пусть отдыхает, можно и самому ему тоже вздремнуть.

И Виттор на самом деле задремал. Но это было такое своеобразное состояние: то ли сон, то ли явь, то ли яркое воспоминание… Все дело, наверное, в том, что там, в этом сне-воспоминании, он тоже ехал в точно таком дилижансе. Даже ехал туда же, куда и сейчас. Только вот Лиля почему-то была совсем взрослой… И прекрасной!.. Да нет же, никакая это не Лиля! Это ведь леди Золя. Золюшка… Спит на верхней полке… Сладко зевнула. Ага, проснулась, стала спускаться… И он машинально — или даже специально, потому что очень вдруг захотелось! — подставил ей для помощи руку. Спросив при этом:

— Можно?

— Разумеется, — ответила Золя. — Тем более вам.

«Тем более вам»! Это было намеком на что-то, о чем теперь, во сне, он даже не смог вспомнить, но все равно это было так чертовски приятно!..

Все, даже самое надоедливое, скучное и нудное, рано или поздно когда-то заканчивается. Завершилось и это трехдневное путешествие, в течение которого он так и не набрался смелости рассказать Лиле о ситуации с леди Маленой. О дурацкой, проклятой, ненавистной ему до головной боли, до зубовного скрежета ситуации! Но не смог, не решился… Ничего, будет еще обратная дорога, тогда-то уж он все дочке точно расскажет. Пока же пусть ребенок еще немного побудет в счастливом неведении.