Мать-одиночка

Тут я почувствовала, что ноги стали мерзнуть. Ох, а вот туфли мне почему-то не вернули! Босиком на бетонном полу стоять не особо приятно. Да и зачем мне тут стоять, если вот она — дверь нашей с Витей квартиры, которая как раз приоткрыта, а еще из-за которой доносится ликующий визг… моих деток!..

У меня камень упал с плеч. Все в порядке. Хранители не обманули. Мы вернулись, мы дома.

Я зашла в прихожую и заперла за собой дверь — мы никого больше не ждали. Взяла с полки для обуви тапки и сначала какое-то время вертела их в руках, вспоминая… И эти слегка потертые синие шлепки с белыми помпонами словно стали тем самым толчком, тем звеном, что соединили уже прожиты годы с прошлым, которое стало вновь настоящим. Я вспомнила почти все. Закрыла глаза и почти наяву увидела: вон там, слева, кухня. Совсем маленькая — Витя еще шутил, что сидя за столом, можно не вставая до всего дотянуться. Но зато такая уютная! Как было здорово собираться там вечерами, когда муж был свободным от дежурства, всей семьей за ужином. А вон там, прямо, большая комната, гостиная. Витя смеялся, когда я называла ее залом. «Ага, зал, — говорил он. — Концертный. Правда, рояль некуда ставить, зато артистов аж трое!» «Четверо», — щелкала я его по лбу и тоже смеялась. «Тогда уж пятеро!» — возвращал он мне щелбан. Мы вообще очень любили смеяться…

Но и сейчас в квартире звучал смех — там, справа от «зала», в детской. И смех тоже детский — знакомый, родной, любимый… Я так и представила, как Санька, Ванька и Лиля вспоминают свое прежнее жилье, по сути, знакомясь с ним заново, ведь для детей три года — это очень долгий срок.

Погоди-ка! Так ведь и они сами стали младше на эти три года! И Саше с Ваней сейчас, получается, по десять, а Лиле и вовсе семь!

И я даже из прихожей услышала их вопящие восторженные голосочки:

— Лилька — ты лялька! Ты карапуз! Ха-ха-ха!!! Тебя из соски нужно кормить!

— На себя посмотрите! Вы-то сами очень большие?! Манной кашки не желаете?

И опять: «Ха-ха-ха!» И такой топот, словно стадо маленьких бегемотиков носится. Ничего, пусть. Можно вообразить, какая у них сейчас радость, если даже я сама прыгать начала.

Я представила, как носятся по комнате мои помолодевшие детки, а Виктор смотрит на них, не отрываясь, и млеет от счастья. Э! Ребята! Я тоже к вам хочу!!!

Я открыла глаза, сунула ноги в тапки и ринулась к моим солнышкам. Но тут затренькал дверной звонок. Настойчиво, требовательно, не прерываясь. Ну вот!.. Машинально глянула на часы: девять двадцать восемь. Сразу вспомнилась строчка песни из мультика: «Кто ходит в гости по утрам?» Мне стало даже интересно, кого я сейчас там увижу. Через три-то года!..

Это была наша соседка, сорокалетняя Екатерина Павловна, жена зам по тылу подполковника Греева, имя-отчество которой мои детки сократили до Капалны. И сейчас Капална была очень-очень сердита. Впрочем, насколько я помнила, как и всегда.

— Вот и чего с самого утра прыг-скок, прыг-скок?! И орут в три горла, и орут! Ни сна от вас, ни покоя!

Я не стала уточнять, что в полдесятого утра спят обычно или те, кто работал в ночную смену, или кто до утра веселился — причем к первой категории Екатерина Павловна точно не относилась. Да мне и насчет второй не хотелось сейчас выяснять. Я вдруг почувствовала такую радость при виде знакомого лица, такое счастье, что вижу человека из моей прежней жизни, что внезапным порывом вытянула руки, обняла соседку, прижала к себе:

— Катерина Пална, родненькая! Как же я вас люблю!

Женщина принялась активно трепыхаться в моих объятиях, а когда я разжала руки — резво отпрыгнула назад и принялась рассматривать меня таким изумленно-испуганным взглядом, словно я была ожившим кошмаром из ее прерванного сна.

— Любишь?.. — пробормотала наконец Греева. — Чего это?..

— Что такое «любить» или почему я это делаю? — не удержалась я от вопроса.

— Да ну вас! — отмахнулась от меня соседка и, развернувшись, пошагала к себе.

Я закрыла дверь, все еще улыбаясь. В прихожую ворвались дети:

— Мама, мама! Это был папа?!..

Они обводили растерянными глазенками пустую прихожую, а я почувствовала, как от щек отливает кровь и бежит по спине мерзкий холод.

— А он… Разве он… Папа, что, был не с вами?..

— Папы здесь нет, — подняла на меня испуганный взгляд маленькая Лиля.

Эпилог

Этого дня я ждала с содроганием. Хранители Саттары перенесли нас за две недели до памятного события: ночного визита Ирины.

Я прокручивала в голове миллион вопросов и пыталась найти ответ: а не было ли обмана?

Может ли так быть, что Танаша и Батторий солгали, отправив меня с детьми на Землю, а Виктора оставили там, чтобы Малена родила от него новых близнецов?

Я гнала от себя эти мысли прочь, стыдясь того, что я плохо думаю о двух существах, которые вернули нас домой.

Эти две недели пролетели как один миг. И пусть мне было невыносимо жаль, что мои дети сохранили память обо всем, я переживала об их психике, но все обошлось. Они воспринимали случившееся как одно большое чудо. И верили в то, что все было не напрасно. Потому что к ним вернется папа.

На самом деле меня распирало от сильнейших чувств. Во-первых, я вытянула из Лили рассказ о ее жизни, пусть и недолгой, но с папой в его поместье. И будь мы сейчас в Триадоне, я бы не раздумывая ни секунды, помчалась бы рвать волосы на голове баронессы. И мне все равно, что мой ребенок не всегда вел себя правильно! Никто не смеет поднимать руку на моих детей!

Во-вторых, сегодня я получила письмо, в котором Витя пишет, что у него все хорошо, и он успеет к первому сентября и даже сам отведет Лилю в ее первый класс. Умом-то я понимала, что письмо написано почти три месяца назад и только сегодня дошло. То есть, раз мы сохранили память о Триадоне, значит и Виктор должен, но остановить то письмо, что он отправил ранее, не мог. Ведь он еще не был тем, вернувшимся из чужого мира человеком. Откровенно говоря, это письмо и в прошлый раз запоздало, а уж сейчас…

Но я перечитывала строчки, в которых муж заверял меня в своей любви. Раз за разом вчитывалась в горячие обещания и не чувствовала прежнего отклика. Для меня три года не прошли даром. И я не представляю, как мы будем возвращать наши отношения.

Мое сегодняшнее настроение подхватили дети. Они, как и я, знали, что ночью придет тетя Ира.

Конечно, ни я, ни они, не расскажут ей о том, какой она потрясающий человек и сколько всего для нас сделала. Мы будем молчать и о дружбе, что стала крепкой за три года, которые для нас отмотали вспять пушистые хранители Саттары, и том, что с нами произошло. Но… я не смогу встретить ее холодно. После того, что мне показали Батторий и Танаша… я просто не смогу сделать так, словно между нами ничего не изменилось.

— Спать, — глядя на настенные часы, вроде грозно потребовала я.

— Мамочка, — Лиля занырнула мне под руку, — мы так хотим увидеть тетю Иру.

— Утром и увидите.

— Мамочка, ну, пожалуйста, — к дочке подключились братья. — Мы так плохо о ней думали, а она на самом деле хорошая. Дай нам шанс…

— Спать. Тетя Ира никуда не денется. И мы ведь решили, что никому не станем рассказывать, где побывали, помните?

— Мама, но у меня больше не получается ее не любить, — тихо призналась дочка. — Это раньше она такая плохая была, а потом, ты ведь помнишь… ты ведь не забыла?

— Я ничего не забыла, — вздохнула и прикрыла глаза. Это я еще им не рассказала, что было после пожара.

Нет, я, конечно, обозначила, что тетя Ира сильно плакала и кидалась в подъезд, желая прорваться в квартиру, но не сказала о том, что она попала в больницу. Я струсила, испугалась, что дети в порыве эмоций ляпнут что-нибудь не то, и женщина решит, что мы умом тронулись.

— Мамочка, обещаем, мы только ее обнимем и пойдем спать. Правда-правда! К тому же, при нас она не станет ругаться… — Ванька просительно сложил ладони на груди.