Маугли. Худ.: Никольский, Келейников (Диафильм)

– Джунгли поглотят эти скорлупки, – сказал спокойный голос среди развалин. – Сначала нужно свалить ограду.

И Маугли, блестя мокрыми от дождя плечами, отскочил от стены, которая осела на землю, как усталый буйвол.

– Все в свое время, – прохрипел Хатхи. – О да, в Бхаратпуре мои клыки покраснели от крови! К ограде, дети мои! Головой! Все вместе! Ну!

Все четверо налегли, стоя рядом. Ограда пошатнулась, треснула и упала, и люди, онемев от ужаса, увидели в неровном проломе измазанные глиной головы разрушителей. Люди бросились бежать вниз по долине, оставшись без приюта и без пищи, а их деревня словно таяла позади, растоптанная, разметанная и разнесенная в клочки.

Через месяц от деревни остался рыхлый холмик, поросший нежной молодой зеленью, а когда прошли дожди, джунгли буйно раскинулись на том самом месте, где всего полгода назад были вспаханные поля.

Княжеский анкус

Каа, большой горный удав, переменил кожу – верно, в двухсотый раз со дня рождения, – и Маугли, который никогда не забывал, что Каа спас ему жизнь однажды ночью в Холодных Берлогах, о чем, быть может, помните и вы, пришел его поздравить. Меняя кожу, змея бывает угрюма и раздражительна, до тех пор пока новая кожа не станет блестящей и красивой. Каа больше не подсмеивался над Маугли. Как и все в джунглях, он считал его Хозяином Джунглей и рассказывал ему все новости, какие, само собой, приходится слышать удаву его величины. То, чего Каа не знал о средних джунглях, как их называют, о жизни, которая идет у самой земли или под землей, о жизни около валунов, кочек и лесных пней, уместилось бы на самой маленькой из его чешуек.

В тот день Маугли сидел меж больших колец Каа, перебирая пальцами чешуйчатую старую кожу, сброшенную удавом среди камней. Каа очень любезно подставил свое тело под широкие плечи Маугли, и мальчик сидел словно в живом кресле.

– Она вся целая, даже и чешуйки на глазах целы, – негромко сказал Маугли, играя сброшенной кожей. – Как странно видеть у своих ног то, что покрывало голову!

– Да, только ног у меня нет, – ответил Каа, – и я не вижу тут ничего странного, это в обычае моего народа. Разве ты никогда не чувствуешь, что кожа у тебя сухая и жесткая?

– Тогда я иду купаться, Плоскоголовый, хотя, правда, в сильную жару мне хочется сбросить кожу совсем и бегать без кожи.

– Я и купаюсь и меняю кожу. Ну, как тебе нравится моя новая одежда?

Маугли провел рукой по косым клеткам огромной спины.

– У черепахи спина тверже, но не такая пестрая, – сказал он задумчиво. – У лягушки, моей тезки, она пестрей, но не такая твердая. На вид очень красиво, точно пестрый узор в чашечке лилии.

– Новой коже нужна вода. До первого купания цвет все еще не тот. Идем купаться!

– Я понесу тебя, – сказал Маугли и, смеясь, нагнулся, чтобы приподнять большое тело Каа там, где оно казалось всего толще.

Это было все равно что поднять водопровод-ную трубу двухфутовой толщины, а Каа лежал неподвижно, тихо пыхтя от удовольствия. Потом у них началась привычная вечерняя игра – мальчик в расцвете сил и удав в великолепной новой коже стали бороться друг с другом, пробуя зоркость и силу. Разумеется, Каа мог раздавить сотню таких, как Маугли, если бы дал себе волю, но он играл осторожно, никогда не пользуясь и десятой долей своей мощи.

Как только Маугли стал достаточно крепок, чтобы с ним можно было бороться, Каа научил мальчика этой игре, и его тело сделалось от этого необыкновенно гибким. Иной раз Маугли стоял, захлестнутый почти до горла гибкими кольцами Каа, силясь высвободить одну руку и ухватить его за шею. Тогда Каа, весь обмякнув, ослаблял хватку, а Маугли своими быстрыми ногами не давал найти точку опоры огромному хвосту, который тянулся назад, нащупывая камень или пень. Они качались взад и вперед, голова к голове, каждый выжидая случая напасть, и наконец прекрасная, как изваяние, группа превращалась в вихрь черных с желтым колец и мелькающих ног и рук, чтобы снова и снова подняться.

– Ну-ну-ну! – говорил Каа, делая головой выпады, каких не могла отразить даже быстрая рука Маугли. – Смотри! Вот я дотронулся до тебя, Маленький Брат! Вот и вот! Разве руки у тебя онемели? Вот опять!

Эта игра всегда кончалась одинаково: прямым, быстрым ударом головы Каа всегда сбивал мальчика с ног. Маугли так и не выучился обороняться против этого молниеносного выпада; и, по словам Каа, на это не стоило тратить время.

– Доброй охоты! – проворчал наконец Каа.

И Маугли, как всегда, отлетел шагов на десять в сторону, задыхаясь и хохоча.

Он поднялся, набрав полные руки травы, и пошел за Каа к любимому месту купания мудрой змеи – глубокой, черной как смоль заводи, окруженной скалами и особенно привлекательной из-за потонувших стволов. По обычаю джунглей, мальчик бросился в воду без звука и нырнул; потом вынырнул, тоже без звука, лег на спину, заложив руки под голову, и, глядя на луну, встающую над скалами, начал разбивать пальцами ног ее отражение в воде. Треугольная голова Каа разрезала воду как бритва и, поднявшись из воды, легла на плечо Маугли. Они лежали неподвижно, наслаждаясь обволакивающей их прохладой.

– Как хорошо! – сонно сказал Маугли. – А в человечьей стае в это время, помню, ложились на жесткое дерево внутри земляных ловушек и, закрывшись хорошенько со всех сторон от свежего ветра, укутывались с головой затхлыми тряпками и заводили носом скучные песни. В джунглях лучше!

Торопливая кобра проскользнула мимо них по скале, напилась, пожелала им доброй охоты и скрылась.

– О-о-ш! – сказал Каа, словно вспомнив о чем-то. – Так, значит, джунгли дают тебе все, чего тебе только хочется, Маленький Брат?

– Не все, – сказал Маугли, засмеявшись, – а не то можно было бы каждый месяц убивать нового Шер-Хана. Теперь я мог бы убить его собственными руками, не прося помощи у буйволов. Еще мне хочется иногда, чтобы солнце светило во время дождей или чтобы дожди закрыли солнце в разгаре лета. А когда я голоден, мне всегда хочется убить козу, а если убью козу, хочется, чтобы это был олень, а если это олень, хочется, чтобы это была нильгау. Но ведь так бывает и со всеми.

– И больше тебе ничего не хочется? – спросил Каа.

– А чего мне больше хотеть? У меня есть джунгли и Милость Джунглей! Разве есть еще что-нибудь на свете между востоком и западом?

– А кобра говорила… – начал Каа.

– Какая кобра? Та, что уползла сейчас, ничего не говорила: она охотилась.

– Не эта, а другая.

– И много у тебя дел с Ядовитым Народом? Я их не трогаю, пусть идут своей дорогой. Они носят смерть в передних зубах, и это нехорошо – они такие маленькие. Но с какой же это коброй ты разговаривал?

Каа медленно покачивался на воде, как пароход на боковой волне.