Мауи и Пеле держащие мир

— А всем можно говорить чепуху? — спросил рядовой, парень чуть старше двадцати.

— Всем, — с усмешкой подтвердил Фадил, — вообрази, Луи, у нас в пакгаузе что-то вроде английского Гайд-парка. Знаешь, в Лондоне есть специальное место с трибуной. Там можно болтать, что угодно, запрещено только ругать бога и королеву. Это у них такая свобода слова и демократия. Хотя, у нас такое же говно. И у американцев. И везде.

— Подводная лодка! — внезапно сказал рядовой Луи.

Майор Фадил хмыкнул, посмотрел вверх, сквозь длинную дыру, на бледно-голубое, как будто выцветшее небо, и согласно кивнул.

— Да. Желтая подводная лодка, как в песне Биттлз. Мы все живем на желтой подводной лодке, которая суть сумасшедший дом по имени Земля. Планета, мать ее греб.

— Подводная лодка! — с ноткой отчаяния в голосе, повторил рядовой, — Вдруг, тут около причала есть маленькая туристическая подводная лодка? Есть такие лодки. Я на такой катался, когда был в отпуске в Таиланде. На ней можно было бы отсюда смыться.

— Луи, — произнес майор.

— Что, командир?

— Ты очень умный парень, вот что. У нас будет подводная лодка.

— Не очень верится, — пробурчал старший сержант Рене.

— Балда, — иронично ответил ему Фадил, — ты про полупогружаемые катера слышал?

— Ох! Вот, зараза! — Рене хлопнул себя ладонью по лбу, — А ведь это может сработать.

— Может, — майор кивнул, — если мы все продумаем и, как следует, подготовимся.

…Солнце скрылось на западе за мысом Кохимарама, и на остров Гуадалканал наползла непроницаемая тьма, а с ней — и прохлада. Стрельба со склона хребта прекратилась, как будто ее выключили. Казалось, вокруг ощутимо повисла ватная тишина. Прошло всего несколько минут, и сотни людей, уже одуревших от жары и жажды, начали осторожно покидать мертвые зоны, впрочем — не отходя далеко. Потом послышались негромкие голоса. Кто-то обсуждал, кого отправить за водой, и куда — чтоб не очень рисковать. В общем, люди расслабились. И это была стандартная реакция.

Среди этой суеты и обсуждений, никто не обратил особого внимания на звенящий звук, который возник над морем, как комариный писк, а затем стремительно усилился. Еще несколько секунд, и по людям, продолжавшим толпиться в «мертвых зонах», ударили пулеметные очереди со стороны моря, откуда эти зоны отлично простреливались. Атака легких штурмовиков застала людей врасплох. Речь даже не шла о том, чтобы найти хоть один «Стингер» и влепить по самолету. Люди, как раз успевшие расслабиться, растерялись настолько, что, не выполнили простейшие приемы спасения при атаке с воздуха. Они попросту разбежались куда попало, покинув, разумеется, «мертвые зоны». Несколько атакующих штурмовиков, даже стреляя непрерывно из «мини-гатлингов», не смогли уничтожить за один короткий пролет большое количество бойцов. Но это и не планировалось. Идея была в другом: выгнать «мишени» на простреливаемые участки местности. Самолеты скрылись над хребтом, но следом за ними в воздухе ярчайшим магниевым светом вспыхнули осветительные ракеты «люстры» с парашютами. И все стрелки на склоне хребта сразу открыли огонь по рефлекторно замершим фигурам.

…В бетонном пакгаузе у пристани Гольф-клуба, старший сержант тихо спросил:

— Это то, чего ты ожидал, командир?

— В общем, да, — напряженно ответил Фадил.

— И что теперь? — прошептал лейтенант Жак.

— Теперь, — пробормотал майор, — теперь самое сложное. Я стараюсь понять логику этой первой группы. Они могут подождать час или два, а потом повторить фокус с налетом. Получится опять эффективно. Вот третий раз уже ничего толком не выйдет.

— Значит, — осторожно предположил лейтенант, — у нас есть час, не меньше.

— Эх… — выдохнул Фадил, — Дело в том, что есть и другой вариант. Это мы узнаем через четверть часа, или, максимум, через полчаса.

— Но, — сказал старший сержант, — если ничего не произойдет, то мы потеряем время.

— Да. Но если произойдет, то мы потеряем жизнь. Нельзя торопиться, если есть не один шанс, а несколько. Если за полчаса ничего не произойдет, мы просто дождемся второй атаки штурмовиков, «развешивания люстр», и побежим, кок только они погаснут. Если произойдет, то мы побежим опять же, как только «люстры» погаснут.

— Я не понял: какие «люстры» в этом случае? — отозвался младший сержант.

— Подожди, Жан-Ив, и если произойдет, ты сразу поймешь.

…Прошло около трети часа. Люди, вжавшиеся в землю или спрятавшиеся за первые попавшиеся укрытия, постепенно отошли от шока, и начали вяло, как сомнамбулы, подниматься на ноги и бродить в поисках какого-нибудь более надежного укрытия, в котором можно отлежаться, без риска поймать пулю. Снова послышались голоса и негромкая ругань… И как раз тогда, в небе вторично повисли «люстры». Расчет был беспроигрышный с позиции психологии. Люди были уже настолько измотаны, что значительная часть не отреагировала на вспыхнувший свет, а продолжала бродить, не осознавая, что происходит. Почти полминуты — пока горела «люстра» стрелки, без перерыва, вели огонь по отлично просматривающимся мишеням, а потом…

…Наступила тишина, и Фадил рявкнул: «Побежали! Быстро!». Команда организованно выскочила из пакгауза, и метнулась к длинной старой лодке с пробитым дном, которая лежала немного в стороне от пристани. Полторы минуты на то, чтобы поднять, удобно ухватить, и перевернуть эту удачно поврежденную лодку. И еще минута на то, чтобы вбежать в черные волны, держа лодку на плечах. И — готово. Среди множества разного мусора, по течению к северо-западному мысу, плывет перевернутая лодка. Она плывет быстрее, чем прочий мусор, но кто заметит ночью? А люди под лодкой наготове. Если вспыхнет «люстра», они сразу прекращают двигаться, и лодка перестает выделяться…

…Утреннюю зарю экипаж «мусорной подводной лодки» встретил уже западнее города Хониара, и повернул вдоль берега на юго-запад, к мысу Кохимарама. Теперь у майора Фадила полностью сформировался план дальнейших действий. Он не рассказал об этом никому из своих людей, но они почувствовали и приободрились, хотя были измотаны, жаждой и холодом. Если медленно идти в воде с температурой ниже, чем 25 градусов Цельсия, то на четвертом часе начинаешь замерзать, и возникает огромное желание подвигаться интенсивнее. Но в данном случае любое резкое движение могло оказаться фатальным… Майор Фадил прислушивался, ожидая, что с первыми лучами солнца, та команда, что оседлала хребет Эванса, вновь откроет ураганный огонь. Вот, солнечные зайчики заиграли на волнах, наблюдаемых сквозь дыру в борту лодки — но стрелки не торопятся. Почему? Фадил заподозрил было, что забыл учесть нечто важное, но тут над островом раздался голос, стократно усиленный мощным мегафоном. Голос говорил на «batak-karo», с добавлением слов на обще-индонезийском «bahasa».

Фадил прислушался, разобрал некоторое количество английских слов, и у него в голове мгновенно сложилась почти точная модель происходящего. Облегченно вздохнув, он обратился к «экипажу».

— Парни, мы сделали все, как надо. Сейчас спокойно выходим на берег, и бросаем эту рухлядь. Но проверьте, чтобы ни на ком не было ничего из униформы легионера.

— Мы в самом начале все это сбросили, — напомнил лейтенант Жак.

— Проверь — Еще — Раз, — ровным голосом сказал майор.

— Слушаюсь! — механически отозвался Жак.

— А что там, по мегафону? — спросил младший сержант Жан-Ив.

— Там покупают французских легионеров оптом и в розницу.

— Командир, ты понимаешь эту тарабарщину? — удивился старший сержант Рене.

— Нет, — буркнул Фадил, — я понимаю правила гражданской войны.

* * *

На склоне Хребта Эдсона, чуть западнее траверса аэропорта, капо Коломбо завершил короткую, но доходчивую речь на индонезийском, отложил микрофон, взял в руки бинокль, и сказал уже по-корейски: