Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века

Хабиб вернулся с Сицилии и выступил в окрестности Тагорта, но, услышав о разгроме Халида, не рискнул нападать на берберов. Вскоре Африка стала напоминать корабль, дрейфующий без руля и ветрил. Обайдаллаха сместили сами арабы, обвинившие его, и не без оснований, в том, что именно он навлек на них все эти несчастья. Халиф Хишам дрожал от ярости и горя, когда услышал о берберском восстании и разгроме своей армии. «Клянусь Аллахом! – заявил он. – Я покажу им, что такое гнев араба старой закалки! Я вышлю против них армию, какой они никогда не видели. Ее авангард нападет на них, когда арьергард еще будет в Дамаске!» Четыре региона Сирии получили приказы направить в армию по шесть тысяч солдат. Пятый, Киннисрин, – три тысячи. Эти двадцать семь тысяч человек должны были соединиться с трехтысячной египетской армией и всеми африканскими силами. Хишам поручил командование армией, а также управление Африкой, опытному кайситу из племени кошайр по имени Кульсум. В случае смерти Кульсума его должен был сменить его племянник Балдж, а если умрет и Балдж, командование должен был взять на себя Салаба – йеменит из племени Амила и лидер армии Иордана. Исполненный решимости примерно наказать мятежников – чтобы другим неповадно было, – халиф разрешил военачальнику обезглавливать всех, кто попадет ему в руки, и грабить все поселения на его пути.

Вместе с двумя офицерами, Гаруном и Мугисом, во всем зависящими от Омейядов, которые хорошо знали местность, Кульсум прибыл в Африку летом 741 года. Арабы этой страны никоим образом не приветствовали сирийцев, которые относились к ним с надменной грубостью и которых считали скорее захватчиками, чем союзниками. Ворота городов закрылись перед непрошеными гостями, а когда Балдж, командовавший авангардом, приказал открыть ворота и заявил, что намерен надолго обосноваться вместе со своими солдатами в Африке, горожане написал Хабибу, все еще находившемуся у Тагорта, и сообщили ему об этом. Хабиб немедленно отправил письмо Кульсуму: «Твой племянник – настоящий безумец – осмелился похвастаться, что надолго останется в этой стране со своими солдатами, и даже рискнул угрожать горожанам. Предупреждаю, если вы не оставите нас в покое, мы повернем оружие против вас». Кульсум извинился и сообщил Хабибу, что вскоре соединится с его силами у Тагорта. Он так и сделал, но сирийцы и африканцы не поладили, и Балдж, горячо поддерживавший дело своего дяди, заявил:

– И этот человек осмелился угрожать, что обратит оружие против нас?

– Не волнуйся, Балдж, – сказал Абд-ер-Рахман, сын Хабиба. – Если ты оскорблен, мой отец готов в любое время дать тебе удовлетворение.

Обе армии были готовы принять участие в ссоре. Призыв к оружию прозвучал сначала у сирийцев, а потом у африканцев и египтян. Погасить конфликт удалось лишь с очень большим трудом, и достигнутое примирение было только видимым. Армия, теперь насчитывавшая 70 тысяч человек, подошла к месту, называемому Бакдура или Нафдура, где берберская армия преградила ей путь. Видя численное преимущество противника, рабы Омейядов, выполнявшие функции проводников, посоветовали Кульсуму разбить лагерь и, избегая сражения, довольствоваться кавалерийскими набегами на окрестные деревни. Кульсум был склонен последовать совету, но излишне энергичный Балдж отверг его.

– Не следуй этому совету, – сказал он дяде, – и не бойся берберов. Их много, но у них нет ни оружия, ни одежды.

Он оказался недалек от истины. Берберы были плохо вооружены, и их единственным одеянием являлась полоска ткани. Более того, у них было очень мало лошадей. Однако Балдж позабыл о религиозном энтузиазме и любви к независимости, которые могли удвоить или даже утроить силы. Кульсум, привыкший прислушиваться к племяннику, не изменил своим привычкам и на этот раз и даже поручил Балду командование сирийской конницей. Африканские части он отдал Гаруну и Мугису, а лично возглавил сирийскую пехоту.

Сражение начал Балдж. Он говорил себе, что такая неорганизованная толпа не сможет выстоять против его кавалерии. Но берберы нашли эффективный способ защиты. Они стали бросать мешки, набитые камнями, в головы лошадей и добились большого успеха. Испуганные кони вставали на дыбы и сбрасывали седоков. Тогда берберы выпустили против пехоты диких кобыл, обезумевших из-за привязанных к их хвостам бурдюков и больших кусков кожи. Тем самым они посеяли смятение в рядах противника. Балж все это время оставался в седле и вместе с семью тысячами кавалеристов возобновил атаку. На этот раз ему удалось прорвать ряды противника и вклиниться в его позиции глубоко – до самого тыла. Несколько отрядов берберов развернулись кругом и не позволили ему вернуться, а другие атаковали Кульсума так успешно, что Хабиб, Мугис и Гарун были убиты и арабы Африки, лишившись лидеров и нерасположенные к сирийцам, обратились в бегство. Кульсум с сирийской пехотой держался. Очевидец рассказывает, что военачальник, которого практически скальпировал удар сабли, с хладнокровным спокойствием вернул кожу головы на место. Нанося удары направо и налево, он громко читал стихи Корана, направленные на поднятие боевого духа товарищей. «Бог купил у верующих жизнь их и имущество их, платя им за них раем; в битвах подвизаются они на пути Божьем и убивают и убиты бывают сообразно обетованию об этом, истинно данному в законе, в Евангелии, в Коране». Но когда вся знать, воевавшая бок о бок с Кульсумом, была убита и сам он рухнул на землю, весь израненный, натиск сирийцев был отбит. Берберы проявили безжалостность. Треть великой армии была уничтожена, еще треть оказалась в плену.

Тем временем Балдж, отрезанный со своей семитысячной конницей от основных сил, отважно защищался, и берберы понесли немалые потери; однако их было слишком много, и они не обращали внимания на количество павших. Их отряды, разделавшись с армией Кульсума, теперь повернулись против него, и Балдж оказался на грани поражения. Выбор у него был невелик – бегство или полное уничтожение. И Балдж решил отступить. Но поскольку враг блокировал дорогу на Кайруан, выбранную другими беженцами, ему пришлось устремиться в ином направлении. Преследуемая берберами, скакавшими на конях своих убитых противников, сирийская кавалерия добралась до Танжера, падая от усталости. Сделав тщетную попытку войти в Танжер, Балдж и его люди проследовали к Сеуте. Овладев городом, сирийцы собрали продовольствие, что было, в общем, несложно, благодаря плодородию окружающей местности. Берберы совершили пять или шесть атак, но им были неизвестны способы осады крепости, да и осажденные защищались с отчаянием обреченных. Берберы поняли, что не смогут взять последнее убежище сирийцев штурмом, и решили уморить их голодом, для чего опустошили окружающий регион в радиусе двух дней пути, превратив его в пустыню. Сирийцы были вынуждены есть мясо собственных коней, но и этот источник продовольствия истощился. Они понимали: если правитель Испании не направит помощь – а пока еще он не спешил это сделать, – все они умрут от голода.

Глава 11 Сирийцы и мединцы в Испании

Арабы, которые уже тридцать лет жили в Испании, ни при каких обстоятельствах не были расположены обеспечивать сирийцев, запертых в стенах Сеуты, кораблями для перевозки их на полуостров. Заносчивость, с которой эти войска относились к их братьям в Африке, равно как и их заявление о своем намерении обосноваться в этой стране, предупредили испанских арабов об опасности, которая нависнет над ними, если столь грозные противники пересекут пролив. И если у сирийцев в любом случае было немного шансов получить помощь, в сложившихся обстоятельствах у них не было ни одного. В Испании теперь господствовали мединцы.

Выдержав долгий и упорный конфликт с сирийскими арабами, сыны основателей ислама, и ансары, и мухаджируны, были сломлены в роковой битве при Харре и увидели, как был разграблен святой город, мечеть превратилась в конюшню, женщины подверглись насилию. Более того: словно этих жестокостей было недостаточно, им пришлось поклясться, что они станут рабами халифа, которых он может продать или подарить – как пожелает. Поэтому мединцы оставили свой любимый и почитаемый город пустыне и, вступив в армию Африки, решили перебраться с Мусой в Испанию и осесть там. Если их религиозное рвение, которое замешано на лицемерии, гордости и честолюбии, несколько и поостыло в пути, они все равно вынашивали в сердцах – и передали своим детям – непримиримую ненависть к сирийцам и твердое убеждение, что, поскольку они сами имели честь быть потомками славных сподвижников пророка, политическая власть принадлежит им по праву. Уже в одном случае, когда правитель Испании пал в знаменитом сражении против Карла Мартелла в октябре 732 года, мединцы выбрали правителем полуострова самого влиятельного члена своей партии, Абд аль-Малика, сына Катана, который сорока девятью годами ранее сражался при Харре. Однако Абд аль-Малик был виновен в совершении многих актов несправедливости, о чем единодушно свидетельствовали и арабы, и христиане, и безжалостно угнетал население провинции. Поэтому он был смещен с поста, когда Африка восстановила свою власть над Испанией, то есть после назначения Обайдаллаха правителем запада. Обайдаллах, как мы уже упоминали, доверил полуостров своему покровителю Окбе. Новый правитель, прибыв в Испанию, поместил под стражу Абд аль-Малика и переправил в Африку лидеров партии мединцев, неугомонность которых нарушала мир в стране. Мединцы, однако, не пали духом, и немного позже, когда крупное восстание барберов ликвидировало власть африканского правителя над Испанией, а Окба тяжело заболел, и никто не ждал, что он поправится, они или убедили, или заставили его назначить Абд аль-Малика своим преемником. Это было в январе 741 года.

Поэтому именно к Абд аль-Малику обратился Балдж с просьбой помочь ему и его людям переправиться через пролив. Едва ли можно было найти человека менее склонного пойти ему навстречу. Тщетно старался Балдж тронуть сердце Абд аль-Малика, описывая в письмах, что он и его люди умирают от голода в стенах Сеуты и что все они – арабы, как и сам Абд аль-Малик. Старый лидер мединцев не только не испытывал жалости, но и не уставал возносить благодарность небесам за то, что в девяностолетнем возрасте получил возможность испытать радость отмщения. Пусть гибнут от голода дети нечестивцев, которые при Харре убивали его друзей и соплеменников и едва не убили его самого. Разве не они разграбили Медину и осквернили мечеть пророка? И теперь дети этих чудовищ смеют испытывать безумную надежду, что он их пожалеет? Могли бы знать, что дух мщения, живущий в каждом арабе, не может простить подобных оскорблений. Как будто мучения сирийца могут заставят мединца испытывать сострадание. Теперь Абд аль-Малику нужно было лишь одно: помешать другим арабам, не столь враждебно настроенным к сирийцам, как он, снабдить их продовольствием. Несмотря на все его предосторожности, сострадательный член племени лахм сумел обмануть бдительность правителя и отправил в Сеуту два судна с зерном. Узнав об этом, Абд аль-Малик немедленно приказал арестовать этого лахмита и нанести ему семь сотен ударов палками. Затем, под предлогом того, что он якобы подстрекает к бунту, его ослепили, после чего обезглавили. Труп повесили на виселице и рядом с ним распяли собаку – как последний знак бесчестья.

Но когда казалось, что сирийцев уже ничто не спасет от голодной смерти, неожиданное событие заставило Абд аль-Малика изменить свою жестокую политическую линию.

Хотя берберы, обосновавшиеся в Испании, судя по всему, не подвергались сильным притеснениям, они разделяли завистливую ненависть своих африканских братьев к арабам. Это они были истинными покорителями страны. Муса и его арабы лишь пожинали плоды победы, одержанной Тариком и 12 тысячами берберов над армией вестготов. Арабам после высадки на берегах Испании практически нечего было делать – только занимать определенные города, которые сдавались по первому требованию. Когда же дело дошло до дележа плодов победы, Муса и его люди оставили себе львиную долю. Они присвоили большую часть добычи, места в правительстве, самые привлекательные территории. Захватив плодородную Андалусию, они оставили сподвижникам Тарика пустоши Ла-Манчи и Эстремадуры и суровые горные территории Леона, Галисии и Астурии, где берберам приходилось постоянно воевать с частично покоренными христианами. Сами арабы открыто не уважали право собственности, но проявляли непреклонную суровость, если дело касалось берберов. Когда последние брали на себя взимание выкупа с некоторых христиан, сдавшихся на определенных условиях, арабы сначала наказывали своих союзников плетями и пытками, а потом бросали их в цепях, едва прикрытых кишащими насекомыми тряпками, в сырых и заразных подземельях.

Судьба Испании была слишком тесно связана с судьбой Африки, чтобы события на одной стороне пролива не отражались на другой. Гордый и отважный Монуса, один из четырех главных берберских вождей, сопровождавших Тарика в Испанию, в свое время поднял знамя восстания в Ла-Серданье, услышав, что арабы жестоко угнетают его братьев в Африке. Его поддержал Эд, герцог Аквитании, на дочери которого он был женат. Исидор, подробно описавший восстание, утверждает, что оно имело место, когда Испанией правил Абд-ер-Рахман аль-Гафики. Арабские хронисты относят его к временам Хайсама, предшественника аль-Гафики. Вот и теперь же восстание берберов в Африке не осталось незамеченным в Испании. Берберы полуострова с распростертыми объятиями приняли хариджитов, которые прибывали из Африки не только как миссионеры. Они подстрекали берберов взять в руки оружие и уничтожить арабов. Восстание, которое, как и восстание в Африке, было частично религиозным, частично политическим, началось в Галисии и распространилось по всему северу, за исключением Сарагосы, единственного северного региона, где арабы были в большинстве. Повсюду арабы терпели поражения. Экспедиции, отправленные Абд аль-Маликом против восставших, уничтожались. Берберы Галисии, Мериды, Кории и Талаверы, а также ряда других регионов объединились, избрали имама своим лидером, сформировали армию из трех больших подразделений. Одно из них должно было осадить Толедо, другое – атаковать Кордову, третье – направиться в Альхесирас, имея целью захватить флот на рейде, переправиться через пролив, уничтожить сирийцев в Сеуте и привезти в Испанию африканских берберов.