Маяк

Были здесь и другие признаки стараний миссис Бербридж, чтобы ему было удобно. Они позабавили его, так как ясно говорили о ее попытках понять, что он такое как личность, и представить себе его вкусы. В нишах по обе стороны камина располагались встроенные книжные полки, которые, как можно было предположить, обычно стояли пустыми, чтобы гости могли заполнить их привезенными с собой книгами. Миссис Бербридж выбрала для него книги из библиотеки: «Миддлмарч» — надежная опора, привычный и удачный выбор для чтения на безлюдном острове, и четыре томика стихов — Броунинг, Хаусман, Элиот и Ларкин. Хотя телевизора в гостиной не было, здесь имелся современный стереофонический музыкальный центр, и на другой полке миссис Бербридж разместила целую коллекцию специально отобранных компакт-дисков, или, может быть, она просто взяла их из шкафа фонотеки как придется? Их разнообразие вполне могло удовлетворить, хотя бы на некоторое время, не слишком капризный вкус: месса си-минор Баха и его виолончельные сюиты в исполнении Поля Тортелье, песни Финци, вокальные пьесы Генделя и Вивальди в исполнении Джеймса Баумэна, Девятая симфония Бетховена и «Женитьба Фигаро» Моцарта. Но миссис Бербридж, как видно, не смогла догадаться о любви Дэлглиша к джазу и пойти ему навстречу также и в этом.

Дэлглиш не предложил своей группе пообедать вместе и за обедом обсудить ход расследования. Обеденный ритуал — необходимость подавать еду, пытаться справиться с незнакомой кухней и в конце концов еще и посуду мыть — был бы бесполезной тратой времени и неминуемо заставил бы отложить серьезное обсуждение. Кроме того, он рассудил, что Кейт и Бентон скорее предпочтут поесть в своих апартаментах, каждый у себя, а может быть, и вместе. Впрочем, «апартаменты» — не очень подходящее слово, слишком объемное для служебных квартир в конюшенном корпусе. Ему хотелось бы знать, как строятся отношения между его сотрудниками, когда они вдвоем работают без него. Кейт вполне могла справиться с подчиненным ей мужчиной, тем более с человеком, явно интеллектуальным и к тому же обладающим привлекательной внешностью. Однако Дэлглиш проработал с ней достаточно долго, чтобы почувствовать, что оксфордское образование Бентона в сочетании с нескрываемым честолюбием вызывало у нее чувство некоторой неловкости. Бентон всегда был безупречно корректен, но Кейт не могла не заподозрить, что за этими темными внимательными глазами кроется всегдашняя готовность судить вышестоящих сотрудников и аккуратный расчет карьерных возможностей.

Миссис Бербридж, очевидно, предвидела, что они будут есть отдельно. Она не добавила лишних тарелок или столовых приборов, только бокалы для вина и пару кружек, что позволяло предположить, что она допускает — пить они все же могут и втроем. На полке шкафчика лежала написанная ее рукой записка: «Пожалуйста, позвоните, если Вам понадобится что-нибудь еще». Дэлглиш решил, что нужно свести просьбы к минимуму. Если он и его коллеги решат поесть вместе, нетрудно будет принести все необходимое из конюшенного корпуса.

Обед был оставлен ему в металлическом контейнере с судками, стоявшем на полке под деревянным ящиком с надписью «Для писем». В записке, прикрепленной к большему судку, говорилось:

«Пожалуйста, разогрейте оссо букко ^[15] и печеный картофель в духовке в течение тридцати минут при 160 градусах. Крем-брюле — в холодильнике».

Следуя инструкции и накрывая на стол, он с грустной иронией размышлял о странности ситуации. В прежние годы, с тех пор как сержантом он поступил на службу в управление уголовной полиции, ему уже приходилось вспоминать свои «трапезы» на дежурстве, торопливые или не очень, на воздухе или в помещении, в одиночестве или вместе с коллегами, довольно вкусные или едва съедобные. Большинство из них, конечно, давно забылись, но некоторые, особенно из тех времен, когда он был молодым полицейским детективом, по-прежнему порой тревожили его память: зверское убийство ребенка стало навсегда нелепейшим образом ассоциироваться с бутербродами с сыром, которые с яростной энергией делала мать ребенка; гора никому не нужных квадратных ломтиков все росла и росла, когда вдруг с пронзительным криком женщина схватила нож обеими руками и вонзила его в разделочную доску, а затем, рыдая, упала лицом в рассыпающуюся гору хлеба с сыром. Или — он, вместе со своим напарником, сержантом-детективом Нобби Кларком, прячется под мостом от проливного дождя, пока они ждут прибытия судебного патологоанатома. Нобби Кларк достает из следственного чемоданчика два пирожка с мясом: «А ну-ка, пожуй малость, сынок. Жена спекла. Сразу оживешь». Дэлглишу до сих пор вспоминалось чувство покоя, исходящее от еще теплых пирожков, зажатых в замерзших руках; никогда больше еда не казалась ему такой вкусной. Но трапезы на острове Кум, похоже, будут из самых странных. Неужели он и его коллеги станут получать пищу по милости убийцы? Вне всякого сомнения, управление уголовной полиции когда-нибудь заплатит — кто-нибудь из чиновников Скотланд-Ярда возьмет на себя труд выяснить, сколько надо заплатить, а в Кум-Хаусе, как можно предположить, уже имели место взволнованные консультации мистера Мэйкрофта с миссис Бербридж по поводу беспорядка, привнесенного приездом полицейских в домашний уклад острова. Совершенно очевидно, что их решили принять как обычных гостей. Но значило ли это, что они могут обедать в Большом доме, если предупредят о своем желании заранее? Хотя бы в этом Дэлглиш мог уберечь Мэйкрофта от неловкости. Однако он был благодарен, что сегодня вечером миссис Бербридж или миссис Планкетт решили, что после ленча, состоявшего из сандвичей и чая, им полагается горячий обед.

15

Телятина на мозговой кости, тушенная в вине с помидорами, луком, чесноком, морковью и специями.

И все же, когда оссо букко было готово, аппетит Дэлглиша вопреки стимулирующему запаху лука, помидоров и чеснока, заполнившему кухню, загадочным образом угас. После нескольких кусочков телятины, такой нежной, что мясо само отделялось от кости, он понял, что слишком устал, чтобы есть. Убирая со стола, он убеждал себя, что это неудивительно. Он неделями перерабатывал, пока неожиданно не возникло теперешнее дело, и здесь, на Куме, даже в те минуты, что он оставался один, остров рождал в нем странное беспокойство. Неужели он, Дэлглиш, не поддается спокойствию этого острова из-за того, что утратил свой собственный покой? Сейчас в его душе бушевал вихрь надежд, тоски и отчаяния. Он стал вспоминать о женщинах, которые ему когда-то нравились, которых он уважал, дружбой которых дорожил, близостью с которыми наслаждался. Отношения с ними не требовали иных обязательств, кроме сохранения тайны, и не рождали иных ожиданий, кроме стремления дарить и получать наслаждение. Женщины, которые ему нравились — утонченные, интеллектуальные, — не искали постоянства. Они занимались престижной работой, у них были доходы повыше, чем у него, а также собственные дома. Час, проведенный с детьми друзей, усиливал их убежденность в том, что материнство — пожизненный приговор, и они были благодарны судьбе за то, что психологически к этому не приспособлены. Они признавались в эгоизме без всякого стеснения, и если потом жалели об этом, никогда не отягощали Адама своими жалобами. Его отношения с женщинами обычно заканчивались из-за требований, предъявляемых его работой, и если с той или другой стороны возникала обида, гордость обязывала это чувство скрывать. Однако сейчас, полюбив, как ему казалось, впервые после смерти совсем еще молодой жены во время родов, Дэлглиш нуждался в недостижимых гарантиях, в доказательствах, что любовь не угаснет — не менее того! Как все-таки странно, что секс — это так просто, а любовь — сплошные сложности!

Усилием воли он заставил себя выбросить из головы образы прошлого и личные проблемы настоящего. Надо было заняться делом: Кейт и Бентон явятся сюда через пять минут. Вернувшись на кухню, он заварил крепкий кофе, откупорил бутылку красного и раскрыл дверь коттеджа в мягкий, ароматный вечер, ярко освещенный звездами, высыпавшими на синий полог неба.

12

Кейт и Бентон-Смит ели каждый у себя, забрав судки с обедом на кухне Кум-Хауса после телефонного звонка миссис Планкетт. Кейт подумала, что если бы она работала здесь с Пьером Таррантом, они обедали бы вместе, на время забыв о соперничестве, и спорили бы о расследовании дела. Но с Бентоном-Смитом все было иначе, и вовсе не потому, что он младший по чину — это никогда ее не беспокоило, если коллега был ей по душе. Но А.Д., как обычно, прежде всего спросит мнение младшего, и если Бентон настроен похвастать своим интеллектом, она не намерена устраивать ему генеральную репетицию. В конюшенном корпусе им предоставили квартиры бок о бок. Кейт мельком посмотрела обе, прежде чем сделать свой выбор, и знала, что квартира Бентона — зеркальное отражение той, что получила она. Комнаты были обставлены довольно скупо; как и у нее, гостиная Бентона была небольшая, размером около двенадцати футов на восемь, крохотная кухонька, где можно было лишь разогреть еду и приготовить горячее питье, а наверху — спальня с одной кроватью и душевой за стенкой.

Она понимала, что эти квартирки обычно занимают сотрудники, работающие поденно или понедельно. Несмотря на то что миссис Бербридж, видимо, с помощью Милли, приготовила комнаты для этой неожиданной и вряд ли желанной гостьи — постель свежезастелена, кухня блистает чистотой, хлеб и молоко в холодильнике, — в квартире все же оставались следы пребывания предыдущей обитательницы. Справа от кровати висела гравюра Рафаэлевой Богоматери с младенцем, а слева — семейная фотография в дубовой рамке. Все семейство, обездвиженное сепией, продуманно расположилось у поручней морского пирса: бабушка и дедушка (дедушка — в инвалидном кресле) широко улыбаются, родители в праздничной летней одежде и трое ребятишек, круглолицых, с одинаковыми челками, напряженно смотрят прямо в объектив фотокамеры. Можно было предположить, что одна из этих фигур и есть та, что обычно занимает эту квартиру. Ее домашний халат из розовой шенили ^[16] висел в стенном шкафу, тапочки стояли наготове прямо под ним, а на книжной полке Кейт обнаружила романы Кэтрин Куксон в бумажных обложках. Снимая с плечиков этот халат и вешая вместо него свой собственный, Кейт почувствовала, что непрошено вторгается в чужую личную жизнь.

16

Недорогая бархатистая ткань с ворсом.

Она приняла душ, сменила блузку и энергично расчесала щеткой волосы, а затем снова заплела их в косу и постучала в дверь Бентону, подавая сигнал, что готова. Он немедленно вышел к ней, и она увидела, что он тоже переоделся: на нем был костюм в стиле Неру, такого темного зеленого цвета, что казался черным. В этом костюме Бентон был похож на священнослужителя и казался полным достоинства чужестранцем. Однако он не стеснялся своего наряда, будто давно привык его носить и надел его сейчас просто потому, что чувствовал себя в нем удобно и легко. Возможно, так оно и было. Кейт очень хотелось спросить: «Зачем было переодеваться? Мы ведь не в Лондоне и идем не на прием!» — но она понимала, что он может вполне справедливо принять ее слова за мелочную придирку. И кроме того, разве сама она не сделала то же самое?

Они молча пошли через мыс по тропе, ведущей к коттеджу «Тюлень». Позади них светящиеся окна Большого дома и отдаленные огоньки коттеджей только усиливали тишину вечера. Заход солнца словно стер иллюзию лета. Воздух был пропитан запахами позднего октября, по-прежнему не по сезону теплого, но с первыми признаками осеннего холодка, и от земли поднимался слабый аромат, словно угасающий свет вытягивал с поверхности мыса благоухание ушедшего дня. Темнота была бы абсолютной, если бы не звезды. Никогда еще они не казались Кейт такими бесчисленными и сверкающими или такими близкими. Они заполняли мохнатую тьму свечением, так что, глядя вниз, можно было разглядеть узкую тропу, вьющуюся чуть поблескивающей лентой, и даже отдельные травинки, мерцающие в свете звезд серебром, словно крохотные копья.

Открытая дверь коттеджа «Тюлень» находилась на его северной стороне, и свет из нее падал на выстланный каменными плитами дворик. Кейт заметила, что Дэлглиш совсем недавно зажег огонь в камине. Растопка еще потрескивала, и пламя пока еще не тронуло нескольких бездымных брикетов. На столе стояли открытая бутылка вина и три бокала. Комнату наполнял аромат свежесваренного кофе. Кейт и Бентон предпочли вино, и, пока Дэлглиш наполнял бокалы, Бентон придвинул рабочее кресло к обеденному столу.

Эту часть расследования Кейт любила больше всего и всегда ждала ее с нетерпением: спокойные минуты, обычно в конце каждого дня работы, когда оценивается сделанное и обсуждаются планы дальнейших действий. Это время разговоров и молчаний, с по-прежнему растворенной в ночь дверью коттеджа, с пляшущими на каменном полу красными отблесками горящего в камине огня, с запахом вина и кофе, давало Кейт пусть не совсем полную, но все же возможность ощутить уют и безопасность домашнего очага, которых она никогда не знала в детстве и которые, как ей представлялось, должны составлять самую суть семейной жизни.

А.Д. уже расстелил на столе карту острова.

— Разумеется, — начал он, — мы можем считать, что расследуем убийство. Мне не хочется использовать это слово в разговоре с кем-либо из живущих на острове до тех пор, пока мы не получим подтверждения от доктора Гленистер. Если все сложится удачно, оно может прийти завтра, примерно к полудню. Давайте пока рассмотрим имеющиеся факты, насколько они нам сейчас известны. Только сначала нам надо придумать имя предполагаемому убийце. Какие будут предложения?