Майн Рид: жил отважный капитан
Шрифт:
Характеризуя эту книгу Майн Рида, ее обычно называют приключенческой, что не совсем справедливо. Конечно, «Оцеола» — роман приключенческий, но и исторический одновременно. Однако в смысле традиции он, пожалуй, ближе к «историческому» роману А. Дюма-отца и Э. Сю, нежели к Вальтеру Скотту. Помещая в центр вполне реальных событий прошлого (война с семинолами 1835 года) вымышленного героя (Рэндольфа), а на периферии — лиц вполне исторических (Оцеолу, генералов Скотта, Клинча, президента США Э. Джексона), Рид, казалось бы, следует «вальтер-скоттовской» формуле. Но, трансформируя своего Оцеолу из чистокровного индейца в образованного сына плантатора Эдварда Пауэлла (что, конечно, совершенно не соответствовало действительности) и не стремясь к достоверному воссозданию «духа» и «буквы» событий войны (единственным исторически достоверным фактом в книге является разгром семинолами отряда майора Дейда), он, наоборот, отступает от этой формулы, приближаясь к тому типу авантюрно-исторического романа, который развивали Дюма и Сю. Очевидно, что Рид даже ближе к последнему, романы которого (как и романы Дюма) он, безусловно, читал. С Эженом Сю его сближает прежде всего мощный социально-критический пафос: роман Рида насыщен идеями демократизма и антиксенофобии, протестом против торгашеской сущности американской цивилизации. При этом Рид, конечно, далек от какой бы то ни было системной критики. Не забудем, для писателя американская республика — идеал государственного устройства! Поэтому, хотя он приводит подлинные факты обмана американцами индейцев, в его восприятии аморальна не система, а отдельные ее представители — такие как Аренс Ринггольд, генералы Скотт,
Э. Хемингуэй как-то заметил, что все книги так или иначе повествуют или о войне, или о любви. Майн Рид написал книгу и о любви, и о войне. А еще «Оцеола» — роман, где герои не только любят и воюют, но и переживают всяческие — обычно головокружительные — приключения, где преданность, отвага и чистота помыслов постоянно сталкиваются с низостью, вероломством, предательством и корыстью. Как всегда, Рид постоянно помещает своего главного героя в почти безвыходные ситуации. И, как обычно, избежать неминуемой гибели ему помогает очередной deus ex machina [58] .Но надо отдать должное писателю, появление этого deus ex machina(чаще всего в лице Оцеолы) обычно мотивировано ситуацией и порой даже выглядит достоверно. Другое дело, что сам «Бог из машины», так легко и радикально поменявший свою этничность, не слишком достоверен. Впрочем, он и не должен быть достоверным, ведь «Оцеола» — роман романтический. И герой, имя которого вынесено в заглавие, воплощает черты героя романтического, даже «байронического» типа. Отсюда его гордое одиночество, обреченность, неземное благородство и недоступность суду человеческому. Исторический Оцеола был совсем иным, и мотивы его были совершенно «земными». Но не забудем, Рид не собирался писать, да и не писал документальную книгу о войне с семинолами. Он сочинял приключенческую историю, действие которой развивается на фоне событий этой войны. И герои этой истории — герои романтические, то есть исключительные персонажи, существующие в исключительных условиях. А викторианский читатель к таким героям давно привык. Чтобы убедиться в этом, нет нужды вспоминать романы В. Скотта, но достаточно перелистать книги современников Рида — У. Эйнсворта, Ш. Бронте или У. Коллинза. Да и среди персонажей Ч. Диккенса можно найти таких героев.
58
Deus ex machina(лат. — букв.«Бог из машины») — то есть неожиданное разрешение конфликта.
Еще одна особенность «Оцеолы» — мистический колорит. Прежние романы писателя были совершенно свободны от «чертовщины» и даже принципиально рационалистичны. В истории Рэндольфа мистической составляющей, напротив, принадлежит важное место. Линия сверхъестественного в романе связана с образом Хадж-Евы, которую автор называет индейской королевой (почему и чья она королева — он не поясняет). Впервые эта женщина таинственным образом появляется в ночном лесу, где лейтенант Рэндольф в одиночестве ожидает посланцев вождей — предателей дела семинолов, — чтобы предупредить его о подосланных убийцах. Затем она несколько раз спасает жизнь лейтенанта при сходных обстоятельствах, а еще заставляет его совершать поступки, смысл и назначение которых ему непонятны. Женщина эта, как утверждает герой, безумна. Речи ее туманны, с прозы она переходит на стихи и поет песни. Неразлучны с ней две ядовитые змеи: одна — гремучая — обвивает стан, другая — изумрудно-зеленая — шею. Но внешность ее не только не отталкивает, а даже совсем наоборот. Впрочем, судите сами. Вот как описывает ее рассказчик: «Я увидел высокую женщину средних лет, которая когда-то была красавицей, а потом подверглась бесчестью и поруганию. Так статуя греческой богини, разбитая руками вандалов, даже в осколках сохраняет свою величайшую ценность. Она еще не совсем утратила свое обаяние. Время пощадило благородные очертания ее груди, ее полных, округлых рук. Я мог судить об этом, ибо весь ее стан, обнаженный до пояса, был залит ярким лунным светом. Только черные волосы, в диком беспорядке рассыпавшиеся по плечам, немного прикрывали ее тело. Время пощадило и их: в роскошных косах, черных, как вороново крыло, не виднелось ни одной серебряной нити. Время не тронуло и ее лица. Все сохранилось — и округлость подбородка, и овал губ, и орлиный нос с тонким, изящным изгибом ноздрей, и высокий гладкий лоб…» Следует извиниться за объемную цитату, но — она того стоит! А безумна Хадж-Ева потому, что некий бледнолицый когда-то обманул девушку, и рассудок ее помутился. Хадж-Ева мстит всем, кто причиняет боль женщине, мстит за всех женщин. И экзотический внешний облик ее, и сравнение с греческой богиней вызывают вполне внятную ассоциацию с богинями мести — эриниями. Для современников Рида такая ассоциация была, видимо, более зрима — они куда лучше нас знали античную мифологию и ее героев. Но есть у Хадж-Евы и вторая функция — она охраняет любовь. Прежде всего, любовь своей соплеменницы Маюми. Потому и выступает ангелом-хранителем Рэндольфа. Но не его бережет она, а его любовь к индианке, и потому нет-нет да и спросит: а продолжает ли он любить, — ведь если любви нет, то и беречь Рэндольфа незачем.
Мистический элемент в романе — еще одно доказательство, что Рид как писатель развивался не в безвоздушном пространстве, но в насыщенной атмосфере викторианской литературной Англии и был открыт ее воздействию. Как раз в это время литературный мистицизм начинал входить в моду — вновь британским читателем оказались востребованы готические романы, на страницах журналов стали появляться и с интересом читались «страшные» истории и «рассказы о привидениях» Ш. Ле Фаню и А. Эдвардс, романы Ш. Ридделл [59] и У. Коллинза. Даже такой реалист и «прагматик», как Диккенс, и тот принялся сочинять мистические истории [60] . Рид, будучи чутким художником, не мог оставаться в стороне от этих процессов — не только в этом, но и во многих последующих романах он не упускал случая напустить «мистического тумана».
59
Шеридан Ле Фаню (Le Fanu,1814–1873) — англо-ирландский писатель, один из классиков «страшного» рассказа, его истории были популярны в 1850–1860-е годы; Амелия Эдвардс( Edwards, 1831–1892) — английская писательница и путешественница, ее проза широко публиковалась в британской периодике в 1850–1860-е годы (в частности, в журнале Чемберса и в альманахе Диккенса «Круглый год»); Шарлотта Риддела( Riddell, 1832–1906) — одна из наиболее популярных писательниц викторианской Англии, ее рассказы и повести «с привидениями» пользовались большим успехом у современников Рида.
60
Имеются в виду «рождественские рассказы» писателя, а также его незаконченный роман «Тайна Эдвина Друда».
Итог романа предсказуем: погибли те, кто должен был погибнуть; счастье дано тем, кто его заслужил. Джентльмен Рэндольф не «уронил» своего достоинства и обрел награду в лице жены (красавицы
Маюми) и богатства (земли, рабов и плантации). Верный соратник Рэндольфа раб «Черный Джек» получил свою возлюбленную Виолу, Виргинии (выдать ее замуж за Оцеолу автор, увы, не мог) был дан капитан Галлахер, приятель брата. Совершенно викторианский финал. У современного читателя подобное завершение может вызвать снисходительную улыбку, но, хочу напомнить, такова была традиция: зло обязательно должно быть посрамлено и вознаграждена добродетель. Иного финала викторианский читатель не понял бы и не принял.Очевидно, что «Оцеола» — наиболее «литературный» из написанных к тому времени Майн Ридом романов. Дефиниция «литературный» не содержит какой-либо негативной оценки. Напротив, в данном случае «литературность» подразумевает стилистическое единство и несомненные сюжетные достоинства — прежде всего динамично развивающуюся коллизию и мотивированность поведения героев их характерами и ситуациями, в которые они попадают. Все это говорит прежде всего о том, что Рид как беллетрист энергично развивался. Он осваивал новые «художественные пространства», учился у своих современников, активно перенимая и творчески развивая их приемы и методы. Об этом же красноречиво свидетельствует следующий роман писателя — «Морской волчонок», увидевший свет через несколько месяцев после выхода «Оцеолы».
Этот роман хорошо знаком русскому читателю, поэтому нет надобности в пересказе. Но, поскольку книга, во-первых, до сих пор очень популярна в России, а во-вторых, безусловно является новаторской, несколько слов сказать о ней все же необходимо. Прежде всего стоит остановиться на заглавии. Наш читатель знает роман под названием «Морской волчонок». Непонятно, чем руководствовались переводчики, но так озаглавили русский перевод романа еще в XIX веке (у Сытина книгу «обозвали» еще «забористее» — «Морской волк»), и с тех пор он благополучно существует под этим названием. В оригинале он назывался по-другому: «The Boy Tar: or, A Voyage in the Dark». To есть «Запертый (как вариант: мальчик взаперти) мальчик, или Путешествие в темноте». Авторское название, как мы видим, изрядно отличается от переводческой интерпретации. Но поскольку оно «прижилось», мы тоже будем им пользоваться.
Прежде всего, «Морской волчонок» — юношеский роман, книга для мальчиков. Главным и по сути единственным ее героем является английский мальчик-подросток. Рид «эксплуатирует» ту же тему, что и в предыдущем «морском» детском романе — бегство юноши из дома в море в поисках приключений. Но на этот раз автор «строит» его по-другому: роман представляет собой своеобразный «рассказ в рассказе», роман-воспоминание. В роли повествователя выступает старый «морской волк», бывший шкипер торгового флота Филипп Форстер. Он давно в отставке и живет в тихой деревушке на берегу моря. У него нет семьи, но он не одинок — вокруг него постоянно вьются дети, слушая рассказы о его приключениях. Однажды мальчишки обращаются к нему с письмом, в котором просят рассказать какой-нибудь особенно яркий эпизод из его жизни. Капитан не может отказать детям и собирает их, чтобы поведать им «целую главу из своей жизни» — о том, как стал моряком. Повествование он начинает с детства, вспоминает о своей рано проявившейся тяге к морю, о моряке по имени Гарри Блю, который стал наставником в первых морских «подвигах». Один из таких подвигов описывается подробно: герой на ялике Гарри Блю отправляется на прибрежный островок, где его застигает прилив, а лодку уносит течением. Читатель, вероятно, помнит этот драматичный эпизод, когда прибывающая вода сначала заливает островок, а затем и накрывает с головой подростка, который пытается выжить, карабкается на шест, укрепленный в центре ушедшего под воду клочка суши. Но и это опасное приключение не отвратило мальчишку от моря. Он пытается устроиться юнгой на корабль, отплывающий в Перу, но в ответ слышит насмешки над малым ростом, советы повременить лет пять-шесть да подрасти еще немного. Тем не менее он пробирается в трюм и прячется там среди тюков и ящиков. Судно вместе с безбилетным пассажиром, укрывшимся на самом дне корабля, выходит в море. Так начинается основная часть повествования, посвященная приключениям подростка в темных глубинах огромного трюма.
«Путешествие на дне трюма» — таков русский вариант второй части заглавия книги, в оригинале — «The Voyage in the Dark» (то есть «Путешествие в темноте»). И то и другое, по сути, верно — юный Филипп, затаившийся в глубине корабельного чрева, оказался не только «на дне трюма», но и в полной темноте, и, сам того не ведая, угодил в ловушку. Он-то думал, что через один или два дня после выхода судна в открытое море покинет свое убежище и предстанет перед капитаном. Тот, конечно, не станет возвращаться в порт, а будет вынужден принять его юнгой. Так и сбудется мечта. Но «предстать перед капитаном» оказывается почти невозможно — мальчик находится на самом дне грузового отсека корабля; от палубы его отделяют многие метры плотно уложенных командой разнообразных ящиков, тюков с товарами, бочек и бочонков с жидкостями. Он взаперти, у него нет ни воды, ни еды, и к тому же он ничего не видит: его окружает полная, непроницаемая темнота. Таким образом, у Филиппа почти нет шансов, но он начинает борьбу за жизнь, пробиваясь сквозь толщу грузов к верхней палубе, к выходу из трюма.
Напряженные эпизоды освобождения ребенком самого себя из западни, которую он сам же себе устроил, читатели наверняка помнят, отметим, что в этой истории (как, впрочем, в любом сюжете Рида) есть не только «место подвигу», но и чудесам — разнообразным «роялям в кустах» (вроде бочонка с пресной водой или ящиков с галетами и сухарями — это на дне-то трюма?!) и неизбежному для юношеского романа «полезному знанию» (пресловутому «useful knowledge»!), — например, информации о том, как справиться с морской болезнью, как с помощью рычага двигать тяжелые грузы, или подробный рассказ о том, что собой представляет «норвежская» или корабельная крыса. К палубе Филипп пробивался почти полгода — столько, сколько длилось плавание корабля к Перу. То, что все закончится благополучно (в викторианском романе и не могло быть по-другому!), — ясно с самого начала, поскольку герой доживает до спокойной старости и рассказывает о своих приключениях. Но в романе важен не финал, а сама история о борьбе за жизнь. По сути, все романы Рида — в том числе юношеские — повествуют о том же, но никогда прежде схватка со смертью не представала перед читателем так обнаженно и не была такой захватывающей и напряженной, как в этом романе. Источником напряженности являются возраст и одиночество главного персонажа романа. Никогда прежде юные герои Рида не боролись в одиночку. Всегда рядом с ними были или взрослые, или верные друзья. В «Морском волчонке» герой оказывается один на один со смертельной опасностью. Еще одной, почти революционной для викторианского романа новацией является ограниченное художественное пространство произведения. Рид, хотя и был лично знаком с Эдгаром По, едва ли читал его знаменитую работу «Философия творчества». В этой статье американский романтик высказал идею о важности «замкнутого художественного пространства» для достижения «тотального эмоционального эффекта». Читатель, должно быть, помнит — Рид достигает в романе высокого эмоционального напряжения. Но вряд ли благодаря тому, что следует «инструкциям» По. Если Рид и читал его работу, едва ли осознанно мог воспользоваться идеями американца: По писал о рассказе, а Рид сочинял роман. Скорее всего, к этой идее он пришел интуитивно, но эта интуиция показывает, что Рид уже не просто вполне «освоил ремесло», но постоянно находился в поисках новых художественных решений. А это свидетельство, что писатель не только обладал незаурядным литературным даром, но талант его — от романа к роману — несомненно развивался.
Трудно сказать, заметили ли современники подлинно новаторский характер книги или восприняли ее как очередное сочинение известного романиста для английских подростков. Но оценить успех Рида как сочинителя сумели. В 1859 году в ежегодном альманахе «Выдающиеся современники» был опубликован очерк о писателе [61] . Этот очерк по запросу издательской фирмы, выпускавшей альманах, был написан им самим, но факт обращения к нему издателей был симптоматичен: теперь Майн Рида, наряду с учеными, политиками, аристократами и некоторыми писателями, причислили к плеяде «выдающихся», а это кое-что значило.
61
См.: Men of the Time: Biographical Sketches of the Eminent Living Characters. — London: Kent, 1859. P. 631–632.