Майор Барбара

Стивен (со снисходительно-покровительственной улыбкой кладет руку на плечо отца). Право, милый папа, на вас невозможно сердиться: вы не можете себе представить, как нелепо все это звучит для меня. Вы совершенно справедливо гордитесь, что заработали деньги своим трудом и то, что вы заработали так много, делает вам честь. Но из-за этого вы остались в том кругу общества, где вас ценят только за ваши деньги и уступают вам ради них, а мои убеждения сложились в школе и университете, не­сомненно очень старомодных и отсталых. Для вас есте­ственно думать, что Англией правят деньги, но позволь­те мне знать, как это обстоит на самом деле.

Андершафт. Так скажи, пожалуйста, что же правит Ан­глией?

Стивен. Характер, папа, характер.

Андершафт. Чей характер? Твой или мой?

Стивен. Не ваш и не мой, а лучшие свойства английского национального характера.

Андершафт. Стивен, я нашел для тебя профессию. Ты при­рожденный журналист. Для начала я куплю тебе высо­конравственное еженедельное обозрение. Вот!

Прежде чем Стивен успевает ответить, входят Сара, Барбара, Ломэкс и Казенс, одетые для прогул­ки. Барбара подходит к окну и выглядывает на улицу. Ка­зенс направляется к креслу. Ломэкс остается возле двери. Сара подходит к матери. Стивен идет к письменному столу поменьше и берется за письма. Леди Бритомарт выходит из комнаты.

Сара. Подите оденьтесь, мама. Коляска ждет.

Андершафт. Здравствуй, милая. Добрый день, мистер Ломэкс.

Ломэкс (скороговоркой). Как поживаете?

Андершафт (Казенсу). Ну, а вы, Еврипид, как чувствуете себя после вчерашнего?

Казенс. Как нельзя лучше.

Андершафт. Вот это хорошо. (Барбаре.)Итак, ты едешь смотреть мою фабрику смерти и разрушения, Барбара?

Барбара (у окна). Вы же видели вчера мою фабрику спасе­ния. Я обещала нанести вам ответный визит.

Ломэкс (делает шаг вперед и останавливается между Сарой и Андершафтом). Вот увидите, что это потрясающе ин­тересно. Я был в Вулиджском арсенале, и прямо замеча­тельно, до чего чувствуешь себя в безопасности. Как по­думаешь, сколько этих молодчиков мы можем ухлопать, если дело дойдет до драки. (Андершафту, неожиданно переходя на торжественный тон.)А все же для вас это должно быть прямо ужасно, то есть с религиозной точки зрения. Годы ваши уже не молодые, знаете ли, и все такое.

Сара. Папа, ведь вас не сердит идиотизм Чолли?

Ломэкс (разом теряясь). Ну, знаете ли!

Андершафт. Мистер Ломэкс смотрит на дело весьма здра­во, моя милая.

Ломэкс. Вот, вот. Я ничего такого не хотел сказать, уверяю вас.

Сара. Ты едешь с нами, Стивен?

Стивен. Я, видишь ли, очень занят... э-э... (Великодушно.)Впрочем, я, пожалуй, поеду. То есть если для меня най­дется место.

Андершафт. Я могу взять двоих в маленькую машину, она у меня на испытании для военных целей. Элегантной ее назвать нельзя, она еще не крашена. Зато ни одна пуля ее не пробьет.

Ломэкс (в ужасе от мысли предстать перед Уилтон-креснт в некрашеной машине). Ну, знаете ли!

Сара. Благодарю вас, я поеду в коляске. Барбаре все равно, в какой машине ее увидят.

Ломэкс. Послушайте-ка, Долли, вам ведь все равно, что эта машина такое пугало? Потому что, если вам не все рав­но, я, так и быть, поеду в ней... А лучше бы...

Казенс. Я поеду в машине.

Ломэкс. Спасибо, старина. Пойдем, сокровище мое. (Спе­шит выйти, чтобы занять место в коляске.)

Сара идет за ним.

Казенс (угрюмо подходит к письменному столу леди Бритомарт. Барбаре). Зачем мы с вами едем в этот производ­ственный цех преисподней, спрашиваю я себя?

Барбара. Я всегда думала, что это что-то вроде подземелья, где грешники с черными лицами мешают кочергой дым­ный огонь, а мой отец командует ими и мучит их. Это так и есть, папа?

Андершафт (шокированный). Милая моя! Это безукориз­ненно чистый и красивый городок на склоне холма!

Казенс. С методистской часовней? О, скажите, что там есть методистская часовня!

Андершафт. Там их две: одна для тех, кто попроще, а дру­гая для более сложных натур. Есть даже Этическое обще­ство, но оно не пользуется успехом, потому что все мои рабочие очень религиозны. Они против того, чтобы в це­хах взрывчатых веществ присутствовали агностики, — они считают, что это небезопасно.

Казенс. Однако они не против нас.

Барбара. Они делают все, что ты прикажешь?

Андершафт. Я им никогда ничего не приказываю. Я с ними разговариваю в таком роде: «Ну, Джонс, малыш здо­ров? И миссис Джонс хорошо себя чувствует?» — «Очень хорошо, благодарю вас, сэр». Вот и все.

Казенс. Но ведь Джонса нужно держать в руках. Как вы поддерживаете дисциплину среди ваших рабочих?

Андершафт. Я в это не вмешиваюсь. Они сами ее поддер­живают. Джонс не потерпит, чтоб его подчиненный бун­товал, не потерпит, чтоб миссис Джонс была на равной ноге с женой рабочего, который получает на четыре шил­линга меньше, чем он сам. В принципе все они против меня, разумеется. На практике каждый из них распоря­жается тем, кто стоит ниже. Я никогда с ними не связы­ваюсь. Я вообще не командую. Не командую даже Лейзерсом. Я говорю, что то-то и то-то нужно сделать, но никому не отдаю приказаний. Заметьте, я не говорю, что приказания вообще не отдаются, что никто никем не по­мыкает, никто не командует. Рабочие помыкают ученика­ми и командуют ими, слесари третируют метельщиков, мастера командуют и теми и другими, техники приди­раются и к рабочим и к мастерам, инженеры — к техни­кам, заведующие цехами изводят инженеров, а контор­щики ходят в цилиндрах и с молитвенниками и под­держивают хороший тон, отказываясь общаться с кем бы то ни было. В результате — колоссальная прибыль, кото­рую получаю я.

Казенс (в возмущении). Вы, в самом деле... Ну то, что я вче­ра говорил!

Барбара. Что он вчера говорил?

Андершафт. Это неважно, милая. Он думает, что я сделал тебя несчастной. Разве это правда?

Барбара. Неужели вы думаете, что я могу быть счастливой в этом глупом платье? Я, которая носила мундир? Не­ужели вы не понимаете, что вы со мной сделали? Вчера в моих руках была душа человека. Я вывела его на путь истинный, обратила к богу. А когда мы взяли ваши день­ги, он вернулся к пьянству и неверию. (Страстно и убе­жденно.)Нет, я никогда вам этого не прощу. Если б у меня был ребенок и вы убили бы его вашим порохом, если б вы расстреляли Долли из ваших отвратительных пушек, я могла бы вас простить, для того чтобы мое прощение открыло вам врата рая. Но отнять у меня че­ловеческую душу и превратить ее в волчью! Это хуже убийства.

Андершафт. Неужели моя дочь так легко приходит в отчаяние? Разве можно поразить человека в сердце так, чтобы в сердце не осталось следа?

Барбара (лицо ее проясняется). Да, вы правы, Билл теперь не может погибнуть. Где же была моя вера?

Казенc. О хитрый, хитрый дьявол!

Барбара. Может быть, вы и дьявол, но бог иногда говорит вашими устами. (Берет руки отца и целует их.)Вы вер­нули мне мое счастье; я чувствую его где-то в глубине души, хотя дух мой и неспокоен.