Майор Ватрен
Шрифт:
Теперь надо было проскочить так, чтобы не попасть под пули своих же солдат, находившихся где-то здесь. И еще… еще, где же, черт возьми, минное поле? Франсуа до смерти боялся мин, они предательски подстерегают человека и взрываются сразу, прямо под ногами. Франсуа попытался сориентироваться. Метров на сорок вокруг все уже было видно. Но он не узнавал ни эту липу с обломанными ветвями, ни разрушенную стену, ни маленький дом с рухнувшей крышей, который странным образом напоминал раскрытый зонтик. Субейрак сделал еще несколько шагов, с трудом решаясь продвигаться вперед.
На дороге он увидел тележку с перинами и трактор на толстенных шинах, на котором стояла зингеровская швейная машина
Наконец он заметил плакат — Дюбо, Дюбон, Дюбонне [23] , знаменитую афишу винной фирмы, — и окончательно понял, где он находится. Мины были в двадцати шагах перед ним! Ему просто повезло, что он не наткнулся на них!
Что же касается этой части Со-ле-Ретель, то она исчезла с лица земли за то время, пока он отсутствовал.
Солнце уже припекало, и Субейрак был рад спрятаться в тень кирпичного завода. Завод тоже изменился. Добрая часть крыши обвалилась, невредимыми оставались только печи для обжига. Манье, между тем, продолжал спать в траве. Впереди прошли солдаты, они вели с собой человек пять, подталкивая их сзади. «Вот новости, неужели нам в подкрепление прислали негров?»
23
Речь идет о рекламе ликера «Дюбонне».
— Где майор? — спросил Франсуа.
— На медпункте, господин лейтенант.
Лейтенант вошел в медпункт, расположенный в просторной печи, слабо освещенной фонарями. Здесь находился майор, затянутый в свой китель, в каске; густые его усы висели, напоминая воловьи рога. Заметив Субейрака, майор широко раскрыл глаза и что-то промычал. Тут же находился Эль-Медико с засученными рукавами, похожий на мясника. Кругом раздавались стоны, резко пахло эфиром; перед врачом и майором стояли, прямые как истуканы, пять человек, в которых Субейрак узнал только что встреченных негров. Когда Субейрак освоился с плохим освещением, он увидел, что лица их покрыты, точно татуировкой, угольной чернотой, на которой блестели белые, неподвижные глаза. Все пятеро стояли, странно вытянувшись и не шевелясь. Это не были негры, это были солдаты их полка.
— Ну, что ты разинул рот! — сухо сказал Эль-Медико. — Они сидели в подвале, и им на голову обрушился дом. Видишь, как они остолбенели.
И добавил профессиональным тоном:
— Ничего страшного с ними не произошло, господин майор, просто шок. Они невредимы, но ничего не видят и не слышат. Их необходимо эвакуировать.
— Сейчас невозможно, — ответил Ватрен. — Между Пертом и Жюнивилем все в огне. Мы попытаемся сделать это ночью.
Перт и Жюнивиль? Но ведь то был глубокий тыл батальона!
Всех пятерых уложили рядом. Они лежали неподвижно, простертые точно каменные изваяния в соборах. Субейраку никогда не забыть их, никогда: от одного вида этих живых мертвецов у него шевелились волосы на голове!
— У меня есть раненый, — сказал он. — Я оставил его в ста метрах отсюда, в траве. Не мог дотащить его.
— Что с ним?
— Два легких ранения — в плечо и в кисть, и еще осколок в бедре. Рана в ладонь шириной, видна кость. Кровь текла струей. Я наложил
жгут.— Представляю, как ты его наложил, — проворчал Эль-Медико.
— Ты пошлешь за ним?
— Нет. Он может подождать.
— Свинья!
— Болван! Разве ты не видишь, что я тут один с четырьмя ослами-санитарами и что у меня на руках семьдесят парней и нет ничего, кроме пилюль от кашля! Не видишь? Ступай за ним сам, если хочешь!
Субейрак двинулся было, но майор остановил его:
— Ну, нет! Пусть пойдет кто-нибудь из обозников, Дюрру. Субейрак, вы мне нужны.
Они осторожно выбрались оттуда — и прямо в лицо им ударило торжествующее лето, утро, напоенное золотыми лучами, и аромат полей, созревших для жатвы.
Во Франции могли иметь только самое туманное представление о том, как происходила битва на Арденнском канале 9 июня, в одиннадцатом часу утра. Если в Со-ле-Ретеле и на канале стало тихо, то справа, в Бьерме, разгорелось настоящее сражение. Один опорный пункт был окружен со всех сторон, другой наполовину захвачен. Бравый батальон действовал, как Пуавр, когда он, не рассуждая, поносил немца, швыряя ему в лицо свою каску, на манер гомеровских воинов. Батальон напоминал огромного, затравленного зверя, с заторможенной нервной системой.
Больше всех в создавшейся обстановке разбирался, видимо, майор Ватрен в силу своего положения командира батальона. Но майор почти не разжимал губ. Он с тревогой следил за тем, что творилось в Бьерме, и с нетерпением ожидал приказа о контрударе, на котором он настаивал в штабе полка.
Гондамини, «Неземной капитан», отправился в полк на легкой гусеничной машине. На глазах у всех он углубился в невысокие хлеба волнообразно холмистой Шампани, в направлении деревни Перт. Машина, словно катер, уходила в золотистое море, оставляя за собой рыжую борозду. Он уехал гораздо более озабоченный отчетностью, цифрами, списками и кальками, чем опасностью, которой подвергался; в его бесстрашии ощущалось что-то нечеловеческое. Не было ни продовольствия, ни снарядов, ни противотанковых пушек, ни танков, ни самолетов. Все опорные пункты требовали боеприпасов, оружия и еды. Пока хозяйничали немецкие пикирующие бомбардировщики, никто не видел ни одного самолета союзников. «Стрекоза» или «кукушка», как называли немецкие разведывательные самолеты, спокойно передвигалась по голубому небу, выискивая точки сопротивления и позиции батарей 75-миллиметровых орудий.
Майор и Субейрак вошли на КП. Вход в печь был завален щебнем и черепицей, упавшей с крыши. Майор взял карту и наметил схему огневых точек. Оба наклонились над ней. Ватрен сказал:
— У меня в данный момент нет никаких сведений о втором батальоне. Майор Экем как будто держится в мэрии Аси, к западу от Ретеля. Там была яростная перестрелка, особенно у шлюза Аси. Но сейчас все стихло. Я предупредил роту Каватини, что ей необходимо наладить связь. Создается впечатление, что бошам удалось перейти Эн левее, на границе расположения дивизии. Направо они, как видно, перешли Эн и канал, потому что опорные пункты в Бьерме окружены. Я просил штаб полка, чтобы они направили контрудар на Бьерм.
Майор с досадой щелкнул языком.
— Не нравится мне это, — продолжал он. — Сплошная линия обороны прошлой войны обеспечивала безопасность куда лучше, чем теперешняя система…
Он остановился и посмотрел на лейтенанта.
— Сколько вам лет, Субейрак?
— Двадцать семь, господин майор.
— Двадцать семь…
Майор не отводил своего слишком проницательного взгляда, от которого Субейраку становилось неловко.
— В каком состоянии были солдаты после переправы?
— В отличном, господин майор. Если их снабдить…