Майя Кристалинская. И все сбылось и не сбылось

На этот раз концерт квартета с участием Кристалинской проходил в просторном зале одного НИИ на Бауманской, где Петренко подрабатывал, руководя самодеятельным музыкальным кружком. Зал был полон, концерт шел спокойно, без всяких «взрывов». Майя не выходила, ждала Колмановского, а когда увидела его в дверях, а затем пробиравшегося к свободному креслу, вышла на сцену. Ей долго аплодировали после песен Петренко, а затем она, глядя в сторону Колмановского, объявила «Тишину».

По залу прокатился вздох радости и аплодисменты наиболее эмоциональной его части, что всегда встречают всенародно любимую песню. Майя запела «Тишину», глядя в сторону автора и не видя его от волнения.

Она вся ушла в песню, и так было всегда, когда она пела, и так будет всегда — петь, не думая, о чем поешь, она не могла, — и все же неотвязно стучал в голове вопрос: «Как он слушает?»

Колмановский неотрывно смотрел на певицу, и это успокаивало Майю — не вертится по сторонам, не скучно ему, и точно так же сидел весь зал — в каком-то оцепенении, не сводя глаз со сцены; аплодисменты грянули после маленькой паузы, Майя несколько раз поклонилась и быстрыми шагами ушла со сцены, ее вызывали, пришлось снова выйти. И все время видела стоящего у сцены и аплодирующего Колмановского. Сколько раз ей придется петь перед авторами, уже будучи известной, заслуженной, когда пришло мастерство, она знала, как сделать песню, никогда не ошибалась и все равно, исполняя в первый раз песню, боялась недовольства композитора: ведь авторский замысел и его воплощение не всегда совпадают, и это касается не только песни. И все же появится привычка и волнение быстро уляжется, а вот, исполняя «Тишину», она впервые предстала перед композитором — не считая Володи Петренко; но он был «свой», с ним и поспорить можно. Да еще осмелилась пригласить не кого-нибудь, а Колмановского — это же был риск, ведь композитор может поблагодарить и удалиться, обдав вежливостью — обязательным атрибутом при его оценке исполнителя, хотя по его глазам видно, что автор — разочарован.

Колмановский прошел за кулисы. Вежливый, воспитанный человек, немного импульсивный. Никогда не умел скрывать своих чувств, был искренен, прямодушен и открыт. Вначале он поздравил Петренко, назвал его работы профессиональными (автор многих песен, музыки для театра и кино имел на это право) и посоветовал не бросать песню. А затем обратился к Майе, взял ее руку и поцеловал. Сказал, что низко кланяется ей за труд, что знает о ней, но вот впервые услышал и смеет утверждать, что у нее — большое будущее. Что просит ее и дальше петь «Тишину» и надеется, что с ее помощью песня останется на сцене, не будет изгнана. И сказал, что рад будет в дальнейшем сотрудничать с ними.

Отношения Майи и Колмановского с той минуты начали свой бег. Вскоре Майя запела его песни, и среди них была одна, на мой взгляд, самая лучшая их работа — «В нашем городе дождь».

А «Тишина», как и хотел Колмановский, осталась надолго в репертуаре Кристалинской. Хотя сама она считала, что Трошин поет лучше.

Глава десятая «У тебя такие глаза…»

1

Эстрадный ансамбль ЦДРИ после фестиваля делал уже не первый шаг, а второй и третий. Репетировались и выносили на суд зрителей новые программы. Актеров-профессионалов задели за живое успехи их самодеятельных коллег, которые их явно перегнали по популярности и работоспособности на благо родного дома, ставшего альма-матер для многих из них — тех, кто ушел работать в театр, кино и на концертную эстраду. Попрощались с Савелием Крамаровым, Ильей Рутбергом, Майей Булгаковой, в труппу пришла студентка иняза Ирина Подошьян, квартет «Четыре Ю», а профессионалы, чтобы не отстать, решили, как на гребных гонках, обогнать «Первый шаг» и бросили в пучину смеха свою творческую группу, которая называлась «Крошка», их программа называлась репризно — «Из Пушечной — по воробьям». Плод этой «Крошки» был из разряда «овощных» — капустник, что всегда приветствуется в каждом театре.

Профессиональная «Крошка» — это одно из достоинств ЦДРИ, приносящее дому больше славы, чем хлопот. После десяти вечера на Пушечную бежали актеры московских театров, на ходу стирая грим и дожевывая бутерброд. Участников было хоть отбавляй, и все вкладывали сюда то, чему их учили в театре.

Самодеятельный «Первый шаг» — это тоже достоинство, но приносившее много славы и столько же хлопот. Возможности блеснуть здесь достаются тяжелее — все же с утра работа.

Сохранилась целая поэма безвестного автора-стихотворца, запечатлевшая многое из того, что было связано с предстоящей премьерой последнего представления «Первого шага». Она называется «Дружеский шарж».

Из экспозиции поэмы:

Ансамблю лишь всего три года, Дите уж начало шагать, Но стала вдруг мельчать порода И ноги стали изменять. Прогнили зубы, волос редкий, Не слышится сатиры меткой; И разговорников — три роты, Лишь знает бог, где их нашли, Времен заветных анекдоты Здесь выдают как за свои.

Далее описывается кутерьма, которая царит в «Первом шаге», решившемся на новую премьеру

Супруги мечутся Днепровы, Ильюшу взяв с собою в стаю, Сценарий все писать готовы, А вот о чем, пока не знают, И Бидерман, ткнув пальцем в небо. Сказал: «Друзья, возьмемся смело, Раз о ЦДРИ идет здесь речь, Костьми готовы все мы лечь».

Пояснение: супруги Днепровы — «фанаты» «Первого шага» с пятидесятых, сценаристы и постановщики его программ. Ильюша — это, видимо, Суслов (см. выше).

И сценарный коллектив, Хоть был он мал и все ж ретив, Кроил программу так и сяк. И вот премьера — «Третий шаг».

А на премьере:

ЦДРИ уж полон, ложи блещут, Шапиро бледный весь трепещет, Днепрова мечется в угаре, Балет проходит — танец в паре, Повсюду крики, стоны, вопли (Как от аншлага зал не лопнет!). И Разниковский, как холера, Кричит: «Детсад или премьера?»

Пояснение: новый персонаж — Михаил Минаевич Шапиро, многолетний замдиректора ЦДЛ, в эпоху «Первого шага» — в той же должности, но в ЦДРИ. В создании «Первого шага» особого участия не принимал, но был трепетным его болельщиком.

Но вот все вроде зарядились, Слегка трясясь, перекрестились, И начинается пролог, Провала верного залог. Позвольте, кто сказал — «провал»? Но первый номер подтверждал Подобное предположенье.

Далее пошли номера, не вызывавшие у зрителей большого энтузиазма. Выступил певец, «Крошка-лошадь», который «разил со сцены наповал, как будто пел здесь коновал»; затем танцевала «Грезы любви» балерина, выступал «разговорники, пел «слащавый рыцарь дам»…

И — наконец:

И вдруг — обвал, волна оваций Несется, словно цвет акаций. То Майя, Майя — «Хабанера», Кончает петь «Ларевидера»! Прошла блестяще, лучше всех!..

Это, пожалуй, первая рецензия, хоть и неопубликованная, хоть и шуточная, написанная для узкого круга посвященных, она хранится в архиве Валентины Котелкиной вместе с Майиным сценарием, ее письмами, записками, вырезками из газет и номерами многотиражки МАИ, пахнущими старой бумагой и временем, постепенно уходящим из нашей памяти.

Почему Майя — «Хабанера»? Скорее всего, потому, что одна из самых любимых оперных арий Кристалинской была «Хабанера» из «Кармен». Майя, как мы знаем, часто напевала ее, но исполнять со сцены не решалась. Возможно, что «Хабанера» была прозвищем Кристалинской времен «Первого шага».

И еще одно название «Ларевидера» — песня, которую сегодня никто не помнит. Само слово означает «до свидания».

Но это — второстепенные сведения, полученные из стихов. А первостепенные — «обвал, волна оваций… Прошла блестяще, лучше всех». Это — подтверждение слухов об успехе Майи Кристалинской в «Первом шаге», а значит — в ЦДРИ, а значит — у той публики, что набивалась в зрительный зал.

«Первого шага» уже давно не существует. Его хотят восстановить, но, как известно, невозможно войти в одну реку дважды. Реки времени беспощадны. Не стоит пытаться одолеть природу. Пусть воды текут, лучше остаться на берегу.

Это было удивительное время, когда вокруг все казалось ярким и праздничным, когда те, кто пережил мрачную эпоху, были намного светлее, чем она сама. Длинный и темный тоннель закончился, забрезжил свет в его конце.

И люди потянулись друг к другу. Истомившиеся по добру, они творили добро и жили по принципу трех славных мушкетеров: один за всех и все — за одного! На эстраде же раскрывались личности, которых мало сегодня. Певцы стояли за кулисами и слушали товарища, как это делали обе Майи, помогали друзьям встать на ноги, ободряли, если был провал, и радовались общей радостью, если к кому-то приходил успех. «И уж какая там конкуренций, не было ее!» — так ответил на мой вопрос Владимир Николаевич Петренко, когда я поинтересовался, не конкурировали ли между собой Майя Булгакова и Майя Кристалинская.