Мажор и Отличница

— И помнишь, что я тебе обещал?

— Ад, — не успев прикусить язык, скрещиваю руки на груди.

Адреналин бьет в крови. Понимаю, что теперь мне терять уже точно нечего, и с вызовом поднимаю подбородок.

Мой ответ определенно радует извращенца. В его глазах вспыхивает пугающий блеск, гипнотизирующий. А уголки губ поднимаются в довольной ухмылке.

Почему гадские придурки рождаются такими совершенными красавчиками?

Несправедливо.

Вселенная, давай этот вопрос тоже на досуге обговорим?

— Молодец, мелкая, помнишь. Только вот я по доброте душевной намеревался показать тебе всего один уровень адских развлечений. Но ты, судя по выходкам, нарываешься на многоуровневый аттракцион? — и такой тьмой наполняются его глаза, когда он хищно наклоняется в мою сторону, что оборонительная крепость внутри предательски дергается. И я отступаю на шаг назад.

— Это угроза? — зачем-то уточняю. Вряд ли его слова — завуалированное пожелание долгих лет счастья.

— Предупреждение. — снова приближается. — Так что лучше отвечай, почему не явилась в деканат, когда остальные два студента пришли даже раньше назначенного времени?

Ну и как здесь признаться, что я никак не могла выйти на нужной станции метро? Вначале из-за громилы, которому у входа было медом намазано, хотя выходить он, кажется, никогда не собирался — кольцевая для него, видимо, место веселых и нескончаемых покатушек. А потом бюст той женщины в черном платье, под которым был лифчик-пуля. Им решительно можно калечить прохожих, как физически, так и психически. Лучше бы она себе отдельный вагон — как метко посоветовал ей один из соседних мужчин — бронировала, честное слово.

Не желая озвучивать все это наставнику, я решила ограничиться фразой:

— Так получилось.

Ему она точно не понравилась, потому что явно повеяло еще большим холодом.

— В следующий раз пусть получается иначе. За неявку завтра останешься после занятий. Аудитория А51. Сколько у тебя пар мне известно. Опаздывать или сбегать я тебе не советую. Иначе будет хуже. Мне надо тебя протестировать, поэтому будь умницей. — опускает взгляд на тетрадь, которую держу в руке и нагло шепчет. — Пандочка.

А после неожиданно треплет меня по щеке, словно какого-то пухленького малыша. Я настолько обескуражена, что заторможено наблюдаю и не предпринимаю попыток стряхнуть с себя чужие руки. Самодовольно ухмыльнувшись, студент, наконец, удаляется.

Я же остаюсь стоять на месте. Напряженно перевариваю случившееся. Злая и красная, открываю и закрываю от возмущения рот и зачем-то яро вырываю из новой тетради чистые листы.

Глава 7

Пятый раз пытаюсь настроиться на лекцию и заставить уши вникать в ту смертную скуку, которую вещает Леонтий Александрович.

Ничего не выходит.

Его голос обладает уникальной способностью выбивать последние крохи из зачатков твоего интереса. Речь профессора лишена всякой интонации. Она льется четко по прямой серой линии и совершенно не намеревается завлекать встречающихся на ее пути студентов. Вот отталкивать или вызывать суицидальные мысли — это, пожалуйста. А еще склонять к вечному сну и порождать какое-то нездоровое желание биться головой об стенку.

Ну разве так рассказывают историю России?

Да Петр I за столь индифферентное отношение к предмету подарил бы волшебный пендель, доставляющий в европейские столицы без пересадок.

Вот Игорь Петрович в школе преподавал историю настолько захватывающе, что мы даже дышать громко боялись, как бы чего не пропустить.

А тут…

Р-разочарование.

П-полное.

Не производя лишнего шума, достаю из сумки свой маленький скетчбук, устраиваю его около тетради и начинаю рисовать. Нет смысла насиловать себя чужими нудными речами, неспособными влиться в сознание. Всё равно после подобной подачи материала придется всё учить самой.

Но, несмотря на катастрофическую монотонность, болотом разливающуюся по аудитории, мне отчаянно хочется, чтобы время замедлило свой ход. Приостановилось и не приближалось к окончанию учебного дня.

Так как после пар мне назначено адское рандеву. В некой пугающей Аудитории А51. С одним самоуверенным гадским старшекурсником.

Идти туда нет никакого желания.

Вдруг это его тайное логово, где он частенько практикует свои непотребства?

Пририсовываю кошачьи ушки к голове антагониста самодельной манги и удовлетворенно смотрю на получившееся изображение.

— А что ты рисуешь? — заинтересованно шепчет Катя, умело вытягивая шею в сторону моего рисунка.

— Врагов отечества. — серьезно поясняю, заблаговременно закрыв альбом от любопытных глаз подруги. — Помогает лучше усвоить новый материал.

— Да? Интересный какой подход, — задумчиво произносит однокурсница и начинает тут же рисовать цветочек на полях своей тетради.

Математический анализ следует сразу после истории.

Здесь тоже всё довольно плачевно.

Профессор хоть и заинтересован в своем предмете, но все детальные объяснения он проговаривает в редкие минуты, когда стоит к нам спиной и чертит сложные схемы на доске.

Ничего не имею против его интим-встреч с доской, только проблема в том, что мужчину банально не слышно. Едва он отворачивается, тут же убавляет звук своего голоса и будто шепчет что-то себе под нос.

К тому же его довольно крупное телосложение не оставляет никакой возможности разглядеть, что и в какой последовательности он рисует.

Попытки переспросить Игната Львовича откровенно нервируют последнего, вызывая на лице профессора горестно-снисходительное выражение, сопровождаемое частыми саркастичными вопросами:

— Да что непонятного? Вот же все подробно нарисовано. Неужели нынче первокурсники такие… непонятливые.

— Мне кажется, он считает нас тупыми. — оскорбленным шепотом информирует меня подруга.

— Думаю, тебе не кажется. — разочарованно вздыхаю я.

Потрясающе. Нет слов.

И вот об этом месте я мечтала, надеясь, что здесь даже стены пылают знаниями?

Лучший вуз…

Ага…

Лучшие преподаватели…

Где…

Если так и дальше пойдет, я начну сильно сомневаться в смысле лекций как таковых…

— Говорят, он очень лоялен к тем, кто не пропускает его пары, — до моих ушей долетает шепот длинноволосой Тины, обращенный к двум её подружкам. — И даже склонен ставить автоматы.