Мажор по соседству. Сердце на куски

И в сердце спустя неделю такой адской центрифуги наконец-то проснулось самое желанное чувство – ненависть!

Да, я возненавидел свою соседку. В мыслях всё равно возвращаюсь к ней, но уже не для того, чтобы тупо вспомнить, а чтобы еще раз напомнить себе, какая же она гадина. И от этого ослепляющего чувства я каждый день в хлам и как больной фантом подцепляю любую блондинку, утоляя свою иррациональную жажду до Ляльки её жалкой репликой. Неправдоподобной копией, но в темноте все кошки серы, не так ли?

Как вам перспективы? Радужные, ага! Какого художника она со мной сотворила? Сломала систему и сделала ручкой. Две недели рая превратились в ад. Даже парни начали замечать, что я сам не свой. Ржали, мол, влюбился Егорушка. Тьфу-тьфу! Типун им на язык! Просто пунктик у меня – галочка, крестик, долбанный незакрытый гештальт. А я к этому не привык – вот и все. И не надо мне тут чушь про любовь молоть.

П-ф-ф, да я вас умоляю, было бы там кого любить…

И плевал я, что на деле я превратился в ходячий, безразличный ко всему трупик. Бесперспективняк полнейший? Скука, серость, обыденность? Все фигня, прорвемся!

Настал последний день нашего занятного путешествия. Раннее утро. Просыпаюсь от томного девичьего шепота на ухо, который действует на меня так, словно кто-то наждачкой мой любимый Гелик “заполировал” в моем присутствии. Передергивает. .

Поворачиваю голову и без интереса оглядываю девицу.

Очередная блонда, голубые глаза, губы пухлые. Ничего такая в общем-то, красивая даже. Никого вам не напоминает? Мда… клинический случай, но уж как есть.

— Слушай, э-э-э…, — силюсь я вспомнить ее имя.

— Я Оля, — подсказывает мне кукла и старательно хлопает наращенными ресницами.

— Ага. Тебе пора, Ляля.

— Что? — приоткрывает в удивлении пухлые губы. — Ты назвал меня Лялей?

Я назвал? П-ф-ф! А у самого как-то болезненно под ребрами потянуло. Доигрался, блин! Вот только призрака этой ведьмы мне тут для полного счастья не хватало. Изыди! Кыш-кыш!

— Ты только это расслышала?

Да, эгоистичный засранец, знаю. Но это не лечится.

Оля – Ляля покраснела, став практически пунцовой и процедила сквозь зубы:

— Козел! Я из-за тебя парня бросила вообще-то!

Боже, спаси и сохрани!

— А я просил?

— Ну как… — она мнет одеяло. — Ты обещал…

Все бабы дуры – научный факт. Фыркаю, обреченно прикрываю глаза ладонью и зачем-то ржу. Дебил бессердечный!

— Детка, ну мало ли что я на тебе обещал…

— Козел! — зло выкрикнула моя ночная игрушка и выпорхнула из постели, подобрала с пола свои тряпки и вылетела из спальни, словно ужаленная.

Стандартно. Ничего нового. А секс дерьмо, лучше бы гимнастикой позанимался.

В аэропорт едем ближе к вечеру. Рейс запланирован на час ночи. Макс, как и все мои друзья возвращаться в душную Москву совершенно не хочет, мне же вообще фиолетово. Без разницы, где саморазлагаться.

Зал ожидания и вот, наконец, начинается посадка на наш самолет спустя три часа в аэропорту.

Весь перелет до Москвы я проспал. Очухался только тогда, когда Баринов принялся меня пихать в бок.

— Подъём, Сечин.

— Отстань, старушка, я в печали, — бурчу сонно.

— Слушай, — тянет Макс. — Ты мне не нравишься, всё норм?

— Лучше всех, — отвечаю с напускной уверенностью.

— Смотри у меня, — шутливо погрозил пальцем и мы двинули из самолета, а там уж и по своим делам.

— Ладно, я помчал. Куки обещал отцу забрать сразу, как прилечу. Он опять куда-то намылился по работе.

— Давай, на связи.

— Давай.

Без понятия, что такое сотворила со мной эта белобрысая Баба-Яга, но когда вечером я прикатил домой от родителя, то очень надеялся избежать встречи с ней. Слава богу, пронесло. Грешным делом, даже подумывал хату сменить, а потом как накрыло… ну и с чего вдруг из-за какой-то стукнутой на голову ляльки я буду менять комфортный мне образ жизни?

Да нифига! Включаем полный хардкор.

Моё раздражение плавно превратилось в пожирающую душу ненависть. Я её не переваривал. Не усваивал. Видеть и то было противно. Но эти проклятые глаза и губы, обалденная фигура и изящные стройные ноги не давали и малейшего шанса выжить.

Вывод? Тотальный игнор на максимум. Не смотреть. Не говорить. Никаких эпических словесных перепалок в лифте. Вообще ничего. Абсолютный ноль. Без палочки!!!

Ничего, прорвусь. Переживу как-то. От этого же еще никто не умирал. Вот да! Совсем скоро жизнь заиграет новыми красками. А соседка? А соседка останется лишь незначительным, унылым, серым пятнышком на картине моей расчудесной и развеселой жизни.

Погнали! Да!

Глава 22 – Что-то странное

Ляля

Апатия.

Я явственно чувствую, что она окутала меня всю и постепенно начинает переходить к удушающему. И знаете, что самое паршивое? У меня нет никакого желания выпутываться из ее хватки.

Ни-ка-ко-го!!!

Акси сидит напротив меня и что-то без умолку трещит про какую-то выставку, недавно открывшуюся в экспоцентре. Подруга нервная в последнее время. Почему знаю? Потому что она всегда становится вот такой, словно наэлектризованной, когда находится в абсолютном раздрае. Это ее способ выплеснуть негатив и перегореть к теме.

У меня же – уйти в спячку. И подружиться с апатией. Да!

— Может сходим туда, Ляль?

— Куда? — хмурюсь я, уже забывая, о чем она трещала.

— На выставку?

— Не хочу, — морщусь я, всем выражением лица показывая, насколько я в «восторге» от её предложения.

— Ладно. Тогда может махнем позагорать в Мещерское?

— Да как-то тоже неохота, — прикрываю я глаза сгибом локтя и вымученно вздыхаю. Мне муторно – грудь будто бы придавила железобетонная плита.

На-до-е-ло!!!

Что именно? Все!

Даже любимая подруга невероятно бесит меня сейчас. Потому что ее слишком много, а мне до зубовного скрежета хочется остаться одной. Я бы окопалась на своем балконе, читала романы о любви и грустила, потягивая ледяной малиновый компот.

А еще бы прислушивалась, не возродилась ли жизнь в соседской квартире.

Две недели прошло. Четырнадцать долгих дней, а еще спокойных и прекрасных, в общем-то, но унылых до безобразия. Я чувствовала себя какой-то безумной домохозяйкой, которая несколько лет безуспешно сражалась с нашествием тараканов, а потом все-таки додумалась вызвать профессиональных дезинфекторов и вуаля! Насекомые исчезли, только мышечная память никуда не делась, и я каждое утро, выходя на кухню грущу, потому что некого больше прихлопнуть.